Феликс Луна - Краткая история аргентинцев
После этой реформы многие радикалы стали требовать участия Союза в выборах. Иригойен не соглашался, так как не верил обещаниям правительства, однако давление внутри партии было слишком велико, и в марте 1912 г. ГРС принял участие в первых выборах в провинции Санта-Фе. Было бы логично, если бы избиратели поддержали политиков, осуществивших за какие-то тридцать лет глубокую трансформацию страны. Однако у электората были иные приоритеты, и более важными ему казались этические принципы Иригойена, который за пятнадцать-двадцать лет политической жизни не запятнал себя участием в дележе власти и все это время требовал принятия справедливого избирательного закона.
Радикализм одержал триумфальную победу в провинции Санта-Фе, а спустя неделю и в столице; второе место заняли социалисты. В последующие годы (когда после смерти Саенса Пеньи президентом стал Викторино де ла Пласа) радикалы получили большинство в парламенте и вместе с депутатами от социалистов критиковали предшествующую эпоху. В 1916 г. Иполито Иригойен был избран президентом, и начался новый этап, отмеченный гегемонией радикалов.
Закон Саенса Пеньи не способствовал формированию двухпартийной системы, как это было задумано его инициаторами. Логичным было бы правление радикалов при наличии консервативной оппозиции, которая могла бы объединить силы, правившие до 1916 г., и использовать свой богатый опыт управления страной. Однако консерваторы предпочли издавать газеты, заседать в Сенате, заниматься финансами, дипломатической деятельностью и не смогли представить обществу демократическую альтернативу власти радикалов. В отдельных случаях Иригойен вмешивался в дела консервативных правительств в провинциях под предлогом того, что они были избраны незаконно. Такое развитие событий неизбежно привело к гегемонии радикалов.
Действия правительства
Иригойен был вынужден решать политические проблемы того времени, в частности определить отношение к Первой мировой войне: должна ли Аргентина сохранять нейтралитет или нужно разрывать отношения с противниками Антанты? Существовали и внутриполитические дилеммы: поддержать или подавить забастовки студентов; как относиться к забастовкам строительных рабочих и железнодорожников, и на чью сторону встать — рабочих или капиталистов?
Иригойен, возглавивший правительство в разгар Первой мировой войны, сохранил нейтралитет Аргентины, хотя иногда это было трудно. Импорт снижался, поскольку Великобритания, Германия и Франция принимали участие в войне. Фабрики закрывались из-за нехватки сырья, и это еще более усложняло ситуацию. Тогда ввиду невозможности импортировать некоторые товары было принято решение производить их внутри страны, что сулило перспективы создания национальной промышленности. Кроме того, выросли цены на сельскохозяйственные продукты (зерновые и мясо), в которых нуждались воевавшие страны.
Таким образом, правительство Иригойена сохранило нейтралитет и экономическую структуру страны, не тронуло земельную олигархию, прислушалось к жалобам студентов и осуществило без лишнего шума эгалитарную революцию. Многие дети иммигрантов, получивших образование в колледжах и университетах благодаря закону о всеобщем образовании, стали занимать без всяких ограничений общественные должности, как выборные, так и административные. Закончилось время, когда на этих постах находились лишь представители избранных семей. Иригойен и радикализм того времени выступали за равноправие.
Политическая гегемония радикализма привела к ряду достижений в социальной, экономической и культурной сферах. В культуре все больше ощущалось обращение к национальным мотивам в сравнении с музыкой, поэзией и живописью предыдущей эпохи. Это проявилось, например, в работах архитектора Мартина Ноэля, ценившего красоту старых часовен на северо-западе страны и колониальную архитектуру в целом. Композиторы все чаще черпали вдохновение в фольклоре, а Рикардо Рохас написал «Историю аргентинской литературы». Хотя радикализм был интересным явлением, пытавшимся уйти от иностранных влияний, тем не менее он не изменил основ аргентинской жизни.
Гегемония радикалов
Успехи радикалов привели к умеренному процветанию страны, улучшению качества жизни рабочих, укреплению позиций представителей среднего класса, дети которых заняли важные должности и приобрели высокий социальный статус. Так что радикализм постепенно расширял свое политическое влияние, и было время, как, например, в 1922 г., когда власть радикалов являлась неоспоримой. В столице единственной силой, способной противостоять им, была Социалистическая партия; во внутренних провинциях с радикалами боролись мелкие местные партии и группы диссидентов.
Но когда одна партия единолично господствует в стране, по законам политики оппозиция появляется внутри этой партии. Если положение дел таково, что различные точки зрения, существующие в стране, не находят отражения в общенациональных представительных учреждениях, то борьба разворачивается внутри господствующей партии. Именно это произошло, когда в 1924 г. ГРС раскололся на антиперсоналистов и иригойенистов.
Антиперсоналисты выступали против единовластия Иригойена. Иригойенисты указывали, что внутренняя оппозиция была скрытой формой консерватизма, правым уклоном и что они, сторонники Иригойена, последовательнее выражали народный, революционный и аргентинский характер радикализма. Это противостояние привело к появлению очень интересных работ интеллектуалов, входивших в Союз, которые в книгах, брошюрах, статьях, а затем во время предвыборной кампании 1928 г. придали цельность тому, что в период президентства Иригойена было лишь политическими решениями по отдельным вопросам.
Все то, что Иригойен сделал в социальной, экономической, образовательной и внешней политике, было включено этими молодыми интеллектуалами в партийную программу, сделавшую ГРС похожим на такие партии, как перуанская Американский народно-революционный альянс и мексиканская Революционно-институционная партия, то есть народной, умеренно этатистской и антиимпериалистической левоцентристской партией.
В 1928 г., после окончания шестилетнего правления Альвеара, произошло столкновение между иригойенистами и антиперсоналистами, поддержанными консерваторами и Независимой социалистической партией, отделившейся от старых социалистов.
Выборы завершились чистой победой Иригойена, названной плебисцитом. Он набрал в два раза больше голосов, чем остальные партии вместе взятые. Эта на первый взгляд оглушительная победа в конечном итоге сыграла негативную роль во время президентства Иригойена, потому что она сделала радикализм слишком конформистским по отношению к происходившему.
Народная поддержка, которая, как полагали радикалы, будет вечной, всего за два года была потеряна. Это произошло не только из-за преклонного возраста Иригойена и допущенных ошибок, но и вследствие настойчивых антирадикальных и антидемократических действий ряда сил, не веривших в победу над ГРС на свободных выборах и избравших более короткий путь заговора. Стоит напомнить, что в 1920-е годы итальянский фашизм добился больших успехов как альтернатива капитализму и коммунизму; в Испании существовала диктатура Примо де Риверы, которая была относительно мягкой, не слишком кровавой, но при этом она навела порядок; в Германии первые шаги делал нацизм...
Не слишком блестящие соратники Иригойена превратили политику в спектакль и надеялись на то, что массы будут поддерживать их вечно. В такой ситуации многочисленные силы требовали установления правительства, основанного на строгой иерархии, независимого от масс и выборов и способного лучше представлять общественные интересы, чем радикалы. Это приводит нас к кануну революции 1930 г., ключевому моменту в аргентинской истории. Данное событие положило начало вмешательству армии в политику и сомнению относительно демократии, которая хоть и не была идеальной, но основывалась на традициях плюрализма и толерантности; после революции 1930 г. эти ценности стали постепенно исчезать.
Здесь стоит задуматься. С первой главы мы затрагивали темы, так или иначе связанные с современной Аргентиной. Когда мы говорили об основании Буэнос-Айреса, мы также отметили враждебность по отношению к нему и трудности во взаимоотношениях с городами внутренних провинций, вызванные выгодным расположением Буэнос-Айреса. Когда мы анализировали создание вице-королевства, то видели, что конфликты между ним и внутренними провинциями все еще существовали. А когда речь шла о Майской революции, мы отметили милитаризацию общества.
Австрийский социолог Отто Баур говорил, что страны — это застывшие истории. Аргентинские историки, как правило, не занимаются историей лишь для того, чтобы узнать, что происходило в прошлом, а хотят лучше понять современную Аргентину, найти ответы не только на те вопросы, которые мы, индивидуумы, задаем себе на определенных этапах жизни, но и на вопросы, поставленные обществом: откуда мы появились, в каком направлении движемся, кто мы, чему служим, почему с нами происходит то, что происходит, почему мы отличаемся от других, в чем заключается наша идентичность, что мы можем сделать в будущем, какими талантами мы обладаем.
