В Сафонов - Дорога на простор
К беззаботно сидящему толстому, почти безбородому человеку, с круглым лоснящимся лицом, подскочил дервиш в остроконечной шапке.
- Я ху! Я хак! Ля иллях илла ху! (То он. Он, справедливый! Нет бога, кроме него!) - выкрикнул дервиш и протянул свой чуп-каду, сосуд из тыквы.
- Гм, - сказал круглый человек. - Тебя обмануло сходство. Но я все-таки не тот, о ком ты говоришь. Тебе надо вот куда...
И, взяв дервиша за плечи, он повернул его к мечети, в свод которой был замурован ларец с волоском из бороды пророка. В одно мгновение вокруг обоих собралась хохочущая толпа.
- Ты видел, откуда он пришел?
- Да. С большого базара. Я шел за ним.
- Верно! Он убедил ростовщика на базаре, что аист снес алмазное яйцо.
- Нет, он сказал ростовщику: "Брось в пустой мешок столько пул [пула - самая мелкая медная монета; 64 пулы составляли теньгу (около 15 копеек), а 20 тенег - одну тилля], сколько ты отдал в долг беднякам, и вместо каждой вынешь тилля". Ростовщик тотчас стал кидать в самый глубокий кожаный мешок все слитки и вещи, какие у него были, потом просунул голову и половину туловища в мешок, чтобы посмотреть, как растут деньги, и застрял там.
- Я сам видел зад лихоимца, торчащий из мешка, а у меня зоркие глаза, потому что я охотник на джейранов.
- Ради бога! - взмолился цирюльник Муса. - О ком вы говорите? Кто тут был?
- Ходжа Насреддин! - отвечали ему.
- Но ведь это совсем другой человек.
- Ты, должно быть, никогда не видел его. Это он пошел в Балхе на базар ни с чем, а вернулся в шубе, на коне и с полным кошелем.
- Это он научил в Дамаске нищего заплатить жадному харчевнику звоном денег за запах плова.
- Ведающий птичьи пути! - воскликнул цирюльник Муса, торопливо продираясь в середину толпы.
Тревожные вопли рожков наполнили воздух. Стража с обнаженными мечами оцепила улицы. Людей пропускали по одному. Однако круглого человека в толпе не оказалось, хотя глухие стены тянулись с обеих сторон и в них не было норы, в которой могла бы укрыться белая бухарская кошка - не то, что такой толстяк...
Двое, каждый в трех драгоценных халатах и в сорокаоборотной чалме тильпеч, сидели на расшитых подушках. Ковры Абдурахмана показались бы в этом доме нищенскими лохмотьями. Между резными столбами галереи огромные зевы цветов краснели в тяжелой тусклой листве, окутанной неподвижным облаком приторного аромата.
Тут не было ни высокопарных обиняков, ни кур, склевывающих просяные зерна. Эти двое никем не старались казаться. Ханы возносились и низвергались; они же были их тех, чье могущество неизменно. То было само могущество Бухары.
И перед ними сидели не шорник, борец и цирюльник, но посланцы сибирской земли.
Выполняя особое веление Кучума, Джанибек начал:
- Где великие ханы Золотой Орды? Настали глиняные времена. Чтобы покорить вселенную, каган Чингиз соединил народы.
- Азраил отверз ему двери рая, - медоточиво вставил старший из двоих.
- Глиняные времена, - повторил Джанибек. - Нет Казанского и Астраханского ханств. В Юрге - власть врага. Горы не остановили его. Что ханство Кучума рядом с державой Московита? Тайбугин род уже платил дань. Вот слово хана Кучума: если воины Московита придут на Иртыш, их должны встретить не джигиты Сибири, но священное войско ислама. За Кашлыком черный жребий в некий день выпадет Бухаре. Но будет, как вы рассудите.
Ни один мускул не дрогнул под белыми чалмами. Послышалось тонкое пенье комара. Дом был поднят над городом, как ханский арк. Внизу необозримо раскинулись плоские крыши, позлащенные косыми лучами. На помост посреди небольшой площади вышел фокусник в высокой шапке. Он выкрикивал, но всего несколько человек остановилось перед помостом.
- Пусть гавкающему помочится в рот лягушка! - наконец сказал молодой, с широким, как луна, лицом в редкой рыжей бороде.
Старший взял пиалу, отхлебнул из нее, долго, со сластью обсасывал ус и только тогда обратился к Джанибеку:
- Ты зачат в год мыши. Ван-хан Московский двадцать лет воюет на западе - каких воинов он пошлет на восток? Чингиз испепелил Бухару. Железный Хромец ниспроверг арк. Но двенадцать поколений сменилось с тех пор, как зарыли в стране желтых гор Чингиза; пять поколений знают о черной плите, лежащей над костями Тимура Гур-Эмире.
Он отсчитывал годы и поколения, как серебро в мешках.
Рыжебородый выпустил клуб дыма.
- Моря воды и мертвые моря песку - вот стены Бухары. Пусть стрелы Московита перелетят через них. Бухара владеет богатствами земли. Где сила сильнее этой силы?
- Слагатели стихов, - продолжал старик, - говорят о стоглазом звере. У нас тысяча тысяч глаз. Мы знаем, какие корабли плывут по реке Итиль [Волга], о чем думает диван [правительство, дума] Московита, велики ли смуты в стране Булар [Польша], сколько арбалетчиков в земле Башгирд [Венгрия], ловцов раковин у руми [так называли византийцев, потом преимущественно малоазиатских христиан, вообще греков] и бочек с соком виноградных лоз у франков. Но мы знаем еще о делах и событиях в царстве Великого Могола и Хатай [Китай], где живет в сорок раз больше людей, чем в странах Булар, Башгирд, во Франкистане и на земле руми и русов. Мудрец держит весы. Если враг кинет свой меч на одну чашку, разве не отыщется тотчас иной меч, еще тяжелейший, который сам прыгнет на другую, чуть посеребри его ножны? Пусть ослепленные яростью проливают свою кровь; она потечет рупиями и дирхемами к прозорливому. Мудрый подобен всаднику, правящему буйствующим миром, как горячим конем - легким движением поводьев.
- Глупца же, - сказал луннолицый, - и на верблюде собака укусит.
И он засмеялся тоненько, словно заблеял.
Фокусник внизу потерял терпение. Он вытаскивал змей из рукава и глотал огонь, но кучка зрителей не увеличивалась. Тогда он сердито топнул ногой. И из щелей вылезли, одна за другой, тринадцать крыс - по счету людей, стоящих перед помостом.
Зубчатая стена с одиннадцатью воротами окружала город. За стеной огромного кладбища теснились каменные гробницы. Люди в страшном рубище, прятавшиеся, как звери, при звуке шагов, ютились там вместе с бездомными собаками, рядом с истлевшим прахом.
Сюда, когда начало смеркаться, пришли, по указанию ковача, татары, чтобы встретиться с человеком, седлавшим коней.
И вот к ним подошел человек, серый, как пыль.
- Вы искали знающего птичьи пути, - сказал он.
- Ты знаешь, где он? - воскликнул Нур-Саид.
Человек повел их между сводчатых гробов, сложенных из камня и алебастра. Он остановился у могилы, любовно украшенной конскими хвостами и множеством рогов.
- Вот он.
- Где? Укажи, - прошептал Муса, озираясь.
Человек засмеялся.
- Говори громче. Его не разбудишь.
- Ты лжешь. Его здесь нет.
- Смотри.
И при неверном свете татары прочли древнюю искрошившуюся надпись:
"Здесь Наср-Эд-Дин ходжа. Старайтесь не входить сюда. О моем здоровье спросите у того весельчака, который выйдет отсюда" [такова подлинная эпитафия на так называемой могиле Насреддина в Ак-Шехире; но в пятнадцати городах Востока показывают могилу ходжи].
- Я тот, - сказал человек, - кто вьючил караван Сейдяка и Шигея. Не огорчайтесь: я проведу вас путем птицы. Караван движется с утра до вечера уже целый день, но медлительны те, кто везет на ослах серебро для хивинского войска, готового выступить на Иртыш. Конных четверо: князья и слуги. Вы отнимите серебро и захватите живьем врагов вашего хана и его брата. Хива не дождется гостей.
Тогда злоба и отвращение к этому городу охватили души татар и степная удаль проснулась в них. Они почувствовали тоску по горячему потному конскому телу в своих кривых ногах наездников, выросших в седле.
Под утро они выехали с отрядом верных людей, набранных в Бухаре.
Человечек, серый, как дорожная пыль, стал их проводником.
На рассвете они встретили всадников с соколами на руках. То были охотники на диких лошадей. Когда вдали взлетала пыль проносящегося косяка, охотник снимал колпачок с головы сокола. И красноногий узкокрылый хищник, настигнув жертву, долбил ей голову до тех пор, пока лошадь не обессиливала. Тогда охотник, подскакав, накидывал ей на шею аркан и широким ножом разрезал горло.
Река, бурая от глины размытых берегов, неслась на север. Татары переправились через ее крутящиеся воды. Они вступили в восточную пустыню Черных Песков.
Зелень и тень исчезли из глаз. Растительность, серая, безлистная, похожая на хворост, торчала кое-где на песчаных грядах. Но стада овец, лошадей и верблюды отыскивали и здесь себе пищу. Кум-ли, песчаные люди, жили в пустыне в круглых юртах. Они пили кобылье молоко, обходясь почти без воды.
Татары проехали место в истрескавшейся глине, называемое "полем змей", и плоскую возвышенность, называемую "полем тигров", где пятнами и полосами выступала соль.
Они видели кривые, перекрученные стволы саксаула, похожие на вывихнутые, пораженные опухолями сочленения.
