Константин Битюков - Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг.
Таким образом, письмо великого князя было инспирировано В.М. Волконским при участии думского кадета В.А. Маклакова и написано адъютантом великого князя Н.А. Врангелем. Сам великий князь не написал ни строки. Это, по всей видимости, было связано не столько с его болезнью, сколько с его неспособностью генерировать собственные идеи и принимать самостоятельные политические решения. Вся его дальнейшая «политическая» деятельность – «редактирование» писем А.А. Клопова к царю в январе – феврале 1917 г., фактически написанных князем Г.Е. Львовым, и поведение во время Февральской революции – лишний раз доказывают это.
Письмо было отослано в Ставку с фельдъегерем 11 ноября. В нем от имени великого князя Михаила Александровича предупреждали царя о том, «что мы стоим на вулкане и что малейшая искра, малейший ошибочный шаг мог бы вызвать катастрофу», что нельзя идти «на конфликт с представительным строем [т. е. с Думой] и что необходимо удалить наиболее ненавистных лиц»[396].
Контент-анализ письма великого князя Михаила Александровича{2} показывает, что в данном послании делался упор на его доверительные отношения с братом, что роднит его с письмом Николая Михайловича. Михаил Александрович по причине собственной тревоги хочет сообщить брату то, о чем говорят все, то есть о положении страны и о России. Довести информацию, находящуюся за пределами круга общения Николая II, – вот истинное назначение письма великого князя Михаила Александровича, хотя собственно содержание этой информации в свете контент-анализа выглядит крайне расплывчато.
* * *В тот же день, 11 ноября, великий князь Георгий Михайлович пишет, а 12 ноября Николай II получает письмо из штаба Юго-Западного фронта. Это письмо было написано под влиянием встречи с генералом А.А. Брусиловым. В своих воспоминаниях А.А. Брусилов, описывая визит на фронт великого князя Георгия Михайловича, подтверждает, что говорил ему и просил довести до высочайшего сведения, что правительству не нужно бороться с Государственной думой и общественным мнением и что наступил момент, когда необходимо дать ответственное министерство, так как «вакханалия непрерывной смены министров до добра довести не может, а отстранение от дружной работы общественных сил на пользу войны поведет ее по меньшей мере к проигрышу»[397].
В письме Георгий Михайлович указывает на то, что «в армии ненависть к Штюрмеру чрезвычайная», «общий голос – удаление Штюрмера и установление ответственного министерства», и эта мера «считается единственною, которая может предотвратить общую катастрофу»[398]. Послание Георгия Михайловича распадается на две части: о действиях армии и о настроениях в ней. Именно во второй части Георгий Михайлович требует отставки Б.В. Штюрмера{3}. Данная часть письма является не столько выражением личной позиции Георгия Михайловича, сколько сообщением («слышал – писал») о всеобщих разговорах о судьбе России.
Письма Николая Михайловича и Георгия Михайловича являются крайними точками великокняжеского ноябрьского штурма, но необходимо учитывать, что 1 ноября братья встречались в Ставке. В своих посланиях они дополняли друг друга, а письмо Георгия Михайловича было сходно с требованиями Думы о создании ответственного министерства. В то же время контент-анализ позволил выявить общую основную идею, характерную как для письма Михаила Александровича, так и для послания Георгия Михайловича (доведение до императора информации о положении дел в стране, о которой он в силу ряда причин не знает). Видимо, между великими князьями и политическими деятелями, по инициативе которых они действовали, существовало связующее звено, возможно, генералитет Ставки. А если учесть, что письмо Георгия Михайловича было написано под воздействием со стороны А.А. Брусилова, а послание Михаила Александровича не им самим, то вполне объяснимо отсутствие реакции императора на послания, который, хорошо зная своих родственников, догадывался об истинных авторах.
* * *Результатом деятельности князя В.М. Волконского и барона Н.А. Врангеля явилось и воплощение в жизнь идеи выступления великокняжеской фамилии «in corpore», возглавить которое, по их мнению, должен был великий князь Николай Михайлович. Его брат Александр Михайлович 15 ноября встречался с великим князем Павлом Александровичем в Киеве. Во время встречи он «описал опасность, нависшую над монархией и, стало быть, над всей Россией. Перечислил упреки в адрес императора и особенно императрицы. Все беды, по его мнению, коренились в Распутине»[399]. Волновали его также кадровые перестановки последнего времени. «Павел внимательно выслушал и спросил, к чему весь этот разговор. К тому, отвечал Александр, что семья рассчитывает на Павла. Императору он самый близкий из родни и самый любимый, притом единственный живой из дядьев. И ты, – заключил он, – как только приедешь в Петербург, должен повидаться с ними и высказаться начистоту. Мой брат Николай Михайлович переговорит с тобой обо всем на месте. Соберите семейный совет с нами и с тремя Владимировичами (сыновьями покойного великого князя Владимира). Время не ждет. Начнется заваруха, и все полетит в тартарары»[400]. Действительно, в ноябрьские дни 1916 г. во дворце великого князя Андрея Владимировича состоялось коллективное совещание великих князей. Наиболее достоверные сведения о совещании имеются в интервью, данном великим князем Николаем Михайловичем газете «Русское слово» сразу после событий Февральской революции[401]. Упоминается это совещание и в воспоминаниях княгини О. Палей, морганатической супруги великого князя Павла Александровича[402].
На семейном совете у Андрея Владимировича великий князь Николай Михайлович не присутствовал, «как уже высказавший свое мнение» императору[403]. Невзирая на то что Николай Михайлович игнорировал семейное совещание, великие князья осуществили попытку уговорить великого князя выступить от их имени через его брата, великого князя Александра Михайловича, чем вызвали негодование Николая Михайловича. 18 ноября 1916 г. он писал вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Сандро [великий князь Александр Михайлович. – Е.П., К.Б.] прислал мне такое нервное письмо, написанное, видимо, под впечатлением события, что я твердо отказался от предложений, получивших одобрение мужа княгини Палей [великого князя Павла Александровича. – Е.П., К.Б.]. Брат [великий князь Александр Михайлович. – Е.П., К.Б.] хотел бы, чтобы все Великие князья написали коллективное письмо на имя Государя и открыли Ему глаза на опасность вмешательства в дела Его супруги и выразили чувство личной преданности семьи к Нему [Николаю II. – Е.П., К.Б.]… Что касается до моей подписи под коллективным посланием, то ее не будет. Оно вызовет лишь недовольство – и больше ничего»[404].
Таким образом, распространение идеи коллективного обращения, зародившейся 8 ноября в Петрограде, согласно которой руководящую роль в этом должен был взять на себя Николай Михайлович, «несмотря на низкий нравственный ценз»[405], шло через Киев. Именно брат великого князя Александр Михайлович взялся убедить его возглавить данный проект. Идея к утру 18 ноября вернулась в Петроград, когда Николай Михайлович писал свое послание матери царя.
Великий князь Николай Михайлович высказался против коллективного обращения великих князей к императору и тем более против предложения написать и передать это письмо императору. Он мотивировал свой отказ, во-первых, тем, что «все коллективные послания приносят прямо противоположный результат», во-вторых, тем, что он уже выступил перед императором. Еще одним мотивом отказа могли быть личные неприязненные отношения с другими великими князьями. Так, в том же письме Николай Михайлович отзывается о великом князе Павле Александровиче как о «муже княгини Палей»[406], а в следующем письме называет великую княгиню Марию Павловну «благородной представительницей бошей»[407].
Таким образом, идея коллективного обращения, в котором главную роль играл бы великий князь Николай Михайлович, провалилась. Это еще раз подтверждает то, что знаменитая первоноябрьская встреча Николая Михайловича с Николаем II и его письмо явились изложением точки зрения самого великого князя, одобренной лишь вдовствующей императрицей Марией Федоровной.
В аристократических кругах Петрограда знали о действиях великих князей. 20 ноября 1916 г. князь Ф.Ф. Юсупов писал своей матери княгине З.Н. Юсуповой: «Семья [великие князья. – Е.П., К.Б.] хочет написать дяде [Николаю II. – Е.П., К.Б.] коллективный протест. Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет»[408]. В ответе 25 ноября 1916 г. княгиня З.Н. Юсупова отмечала: «Протест семьи теперь уже запоздал. Он имел бы смысл полтора года назад, когда я ездила на Елагин [к вдовствующей императрице Марии Федоровне. – Е.П., К.Б.] умолять, чтобы это было, а теперь уже такое выступление будет похоже на страх перед Думой, а тогда можно было все спасти! Теперь, кроме ответственного министерства, ничего не остается»[409]. В высшем обществе результативность подобного обращения оценивалась невысоко.
