Константин Битюков - Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг.
Подробно о беседе с Г. Шавельским Николай II расскажет императрице лишь уже после ее приезда в Ставку 13 ноября, на что она, согласно воспоминаниям самого протопресвитера, возмутилась, что царь его все-таки выслушал. Николай II заметил в ответ, что Г. Шавельский «рясу носит, а говорит такие дерзости»[362]. Других прямых последствий беседа протопресвитера с императором не имела.
На следующий день, 7 ноября, с Кавказа в Ставку прибыли великие князья Николай и Петр Николаевичи. Об этом визите великий князь Николай Николаевич просил еще в письме от 17 октября. Поэтому, когда Николай II дал свое согласие, императрица Александра Федоровна, опасавшаяся влияния бывшего главнокомандующего русской армией, стала целенаправленно готовить царя к данной встрече. Уже 3 ноября она писала о том что Друг [Г.Е. Распутин. – Е.П., К.Б.] «очень огорчен, что Николаша приедет в Ставку»[363]. С этого дня она каждый день предостерегает Николая II по поводу предстоящего визита: упоминает о «Николаше» как о величайшем ее враге в семье, а вскоре предупреждает, чтобы царь остерегался его и чтобы тот не вырвал у Николая II «какого-нибудь обещания или чего-нибудь подобного»; напоминает ему, что Г.Е. Распутин спас царя от Николая и его дурных приближенных, которые хотели лишить Николая II трона, а царицу заточить в монастырь; призывает быть с ним холодным, не слишком добрым, дать Николаю Николаевичу почувствовать, что не забыл его коварных планов». Наконец, императрица называет Николая Николаевича и его приближенных «подлой шайкой»[364]. Поэтому неудивительно, что к приезду великого князя Николай II уже был настроен враждебно к нему и не ожидал от этой встречи ничего хорошего. Недаром Г. Шавельский упоминает, что в Ставке говорили, «что Николаю Николаевичу было повелено прибыть 7 ноября с целью причинить ему неприятность, заставив его провести в вагоне день своего праздника»[365], так как 6 ноября у великого князя был день рождения. Ему исполнилось 60 лет.
Сразу по прибытии великий князь Николай Николаевич встретился с Г. Шавельским, попросив протопресвитера «ориентировать его в положении дел». Сообщив о своей беседе с Николаем II, священник сказал великому князю, что тот обязан говорить с царем. Николай Николаевич согласился, однако при этом заметил, что все разговоры бесполезны, до тех пор пока в дела государственного управления вмешивается Александра Федоровна. «Посадить бы ее в монастырь, и Государь станет иным, и все пойдет по-иному», – заметил великий князь[366].
Великий князь Николай Николаевич дважды встречался с императором 7-го и дважды – 8 ноября, не считая встреч за завтраками и обедами[367]. Внешнее впечатление от визита осталось благоприятным. Николай II в письме супруге от 7 ноября писал: «Н. с Петюшей прибыли сегодня только с порядочными людьми из своей свиты. Толстый Орлов [генерал-лейтенант В.Н. Орлов. – Е.П., К.Б.] и Янушк. [помощник наместника на Кавказе генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич. – Е.П., К.Б.] остались там! Он не изменился и хорошо выглядит в своей черкеске»[368]. Г. Шавельский в своих воспоминаниях отметил, что деликатность и приличие во время визита ничем не были нарушены[369]. Но это было лишь внешнее впечатление. Днем 8 ноября Николай II писал жене, что «до сих пор все разговоры прошли благополучно: они [великие князья Николай и Петр Николаевичи. – Е.П., К.Б.] сегодня вечером уезжают»[370]. Однако решающая беседа между императором и великим князем произошла в тот же день в 18 часов[371].
Николай Николаевич постарался развеять недоверие царя к себе: «Как тебе не стыдно было поверить, что я хотел свергнуть тебя с престола! Ты меня всю жизнь знаешь, как я всегда был предан тебе, я это воспринял от отца и предков, и ты меня мог заподозрить! Стыдно, Ники, мне за тебя»[372]. Эти слова, с точки зрения Николая Николаевича, ничуть не противоречили его желанию заточить императрицу в монастырь. По его мнению, это лишь укрепило бы монархию и личную власть Николая II, которому он оставался преданным, несмотря на сомнения. В ответ царь лишь молчал и пожимал плечами.
Тогда великий князь Николай Николаевич попытался вызвать императора на дерзость. Он предостерег его о том, что тот медлит с ответственным министерством, и даже употребил излюбленный в великокняжеской среде прием, сказав: «Неужели ты не видишь, что ты теряешь корону? Опомнись, пока не поздно»[373]. Николай Николаевич говорил о катастрофическом положении в стране. Он призывал Николая II, если тот не жалеет себя, пожалеть наследника. «Я только и живу для него»[374], – ответил Николай II.
Сразу после встречи, в 19 часов 46 минут, Николай II отправил телеграмму жене, в которой упомянул лишь: «Погода теплее. Крошка совершенно здоров. Весел. Крепко обнимаем»[375]… Разговор окончился без результата.
В речи великого князя Николая Николаевича прослеживаются столь характерные для всех великих князей попытка вернуть утраченное доверие императора, неприятие Александры Федоровны и требование ответственного министерства. Последнее вызвано не единомыслием с думскими лидерами, а страхом перед революцией.
После аудиенции великий князь встретился с Г. Шавельским, которому рассказал о беседе с императором и, безнадежно махнув рукой, добавил, что всему причиной Александра Федоровна.
Тем не менее давление на императора продолжалось. На следующее утро, 9 ноября, с Николаем II встречался член Государственного совета и глава Красного Креста в России П.М. Кауфман. Во время аудиенции он также высказал Николаю II требование ограничить влияние Г.Е. Распутина и, между прочим, сказал царю, что если тот верит ему, то он должен разрешить ему «пойти и убить Гришку»! Государь расплакался и обнял собеседника[376]. Беседа окончилась безрезультатно.
Обращение П.М. Кауфмана было выстрадано не только им лично. 16 октября он встречался в Киеве со вдовствующей императрицей Марией Федоровной[377] и беседовал о внутреннем положении в стране. Непосредственно перед аудиенцией он посетил Г. Шавельского, об антираспутинских настроениях которого был прекрасно осведомлен, и благословения которого попросил перед встречей[378].
В начале декабря 1916 г. П.М. Кауфман под давлением императрицы был лишен должности главы Красного Креста, а с 1 января 1917 г. – и членства в Государственном совете[379]. Примечательно, что вдовствующую императрицу держали в курсе происходящего. 9 ноября 1916 г. к ней приехал великий князь Георгий Михайлович. «Надеюсь, что он видит ситуацию в слишком черном свете, говорил, что мы на пороге революции, поскольку умы возбуждены, а доверие исчезло», – писала Мария Федоровна. И добавляла, что великий князь «надеется, что беседы с Ники четырех разных людей откроют ему глаза и принесут свои плоды. Алексеев, Шавельский, Николай [великий князь Николай Михайлович. – Е.П., К.Б.] и, наконец, Николаша [великий князь Николай Николаевич. – Е.П., К.Б.], которого, по-видимому, было тяжелее и неприятнее всего слушать, сказали ему всю правду»[380].
В тот же день, 9 ноября 1916 г., Николай II дал отставку председателю Совета министров Б.В. Штюрмеру и назначил на этот пост министра путей сообщения А.Ф. Трепова. Характерно, что все изменения были проведены только после одобрения супруги из Петрограда[381]. В этот день указом Николая II на своем посту был заменен не только Б.В. Штюрмер, но и начальник Штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеев, которого сменил В.И. Гурко. Правда, В.И. Гурко лишь замещал М.В. Алексеева на время его болезни. Тогда же заседания Думы были прерваны на 10 дней. Таким образом, изменения затронули все три главных политических центра – правительство, Думу и Ставку, но не затронули императрицу и Г.Е. Распутина, поэтому давление на императора продолжалось.
Последним в череде антираспутинских визитеров к Николаю II в первой половине ноября 1916 г. вслед за бывшим министром просвещения П.М. Кауфманом стал его преемник на этой должности граф П.Н. Игнатьев. Визит министра, состоявшийся 12 ноября, так же, как и визит П.М. Кауфмана, был предварен разговором с протопресвитером. Последний благословил его на откровенность с императором, но не одобрил желания министра подать в отставку[382].
Во время аудиенции граф П.Н. Игнатьев обратил внимание царя на публичное заявление А.Д. Протопопова о том, что армия располагает продовольственным запасом на четыре года, охарактеризовав подобное безответственное выступление как «преступление» и «попытку стравить армию и народ». В ответ на это Николай II сказал, что «теперь его глаза открыты», и просил министра вернуться к своим обязанностям[383]. Либерально настроенный граф П.Н. Игнатьев попытался убедить других министров и генералов говорить при встречах с императором об удалении министра внутренних дел, а также Г.Е. Распутина. Однако эти попытки были пресечены приездом в Ставку императрицы. Через два дня он снова подал прошение об отставке, которое вновь не было принято[384].
