Розмари Горинг - Шотландия. Автобиография
Это беспричинное зверство разъярило людей до крайности, и степень их гнева и горя была очевидна по тому настроению, каковое овладело горожанами. Наш наставник сказал, что предпочел бы развести нас по домам, но не смеет выйти на улицу, чтобы выяснить, безопасно ли это. Я вызвался сходить на разведку, благополучно вышел и вернулся и сообщил, что мы вполне можем добраться до нашего дома на Лоунмаркет…
Завершение этого дела было следующее: Портеуса осудили и приговорили к повешению, но благодаря вмешательству нескольких судей он получил королевское помилование. Магистраты, которые в этом случае, как и в предыдущем, не проявили предусмотрительности, приказали переправить его в замок, где он был бы в безопасности. Но нашлись люди, отважные и никому не ведомые, которые устроили заговор, чтобы сорвать сей план: они ворвались в тюрьму ночью накануне назначенного дня казни и произвести-самосуд. Это произошло ночью, между восемью вечера и двумя часами утра, и все было устроено столь ловко и хитроумно, что они не встретили ни малейшего сопротивления, хотя на Кэнонгейт стояли пять отрядов пехотного полка.
Битва при Престонпэнсе, 21 сентября 1745 года
Преподобный Александр Карлайл
Якобитское восстание 1745 года, которое возглавил Младший Претендент, он же Красавец Принц Чарли, началось весьма успешно. Одним из важнейших его этапов стала битва при Престонпэнсе, когда было разгромлено войско генерала Коупа. Александр Карлайл записался в ополчение и принимал участие в безуспешных попытках горожан защитить Эдинбург от приближавшихся мятежников. Ополченцы не представляли собой угрозы. Их конный отряд обратился в бегство, приняв крики своего товарища, провалившегося в угольную яму, за шум наступающего врага: «Он кричал так громко, что люди, уже двое суток пребывавшие в панике, попросту ускакали прочь». Накануне подхода якобитов эдинбургское ополчение встало лагерем у Престонпэнса в ожидании битвы, а Карлайл заночевал в доме своего отца в этом городке, предвкушая завтрашний день.
Я велел служанке разбудить меня, когда начнется сражение, и мгновенно погрузился в глубокий сон. Будить меня не пришлось, пусть служанка и не прозевала нужный миг, ибо проснулся я от пушечного выстрела и сразу же принялся одеваться; поскольку у меня не было ни ремня, ни перевязи, одевание не отняло много времени, и я поспешил к отцу… Отец встал еще до рассвета и ушел в церковь. Пока я беседовал с матушкой, он вернулся и сообщил то, о чем я уже догадался — что мы наголову разбиты. Я выбежал в сад, в юго-восточном углу которого имелось возвышение, откуда открывался вид на поле, где и разворачивалось сражение. Даже спустя всего десять или пятнадцать минут после первого выстрела поле было усеяно бегущими людьми, а горцы их преследовали. Многие безнадежно сдавались, однако иные все еще пытались добраться до города. Преследователи, когда видели, что не могут кого-то догнать, попросту стреляли в спины, и я увидел, как двое бегущих упали. Вот показался офицер, в котором я узнал лорда Элко, и лицо его пугало и отвращало яростью, на нем написанной. Он приблизился ко мне и сурово спросил, где найти трактир, а я ответил ему со всем смирением, ничуть не сомневаясь, что, если ему не понравится мой тон, меня угостят пулей.
Бегущие тоже приближались, вместе с преследователями, их стоны и предсмертные вопли было не сравнить с завываниями женщин, которые оплакивали погибших; эти звуки подрывали мужество и лишали силы духа. Вскоре показался герцог Пертский со свитой и спросил, вполне дружелюбно, где дом мистера Чипа, куда приказали поместить раненых офицеров. Зная, что семейство покинуло сей дом, я подробно ответил на вопрос, стараясь не вызвать у собеседника раздражения или, паче того, гнева. Дом мистера Чипа находился совсем близко от того места, где я заночевал.
Мятежная армия наступала тремя отрядами, один из которых двигался прямо на наши пушки, а два других пересекли Морасс у Ситон-хауса, потом один повернул на север к Порт-Ситону, где поле простиралось широко, чтобы зайти нам в тыл, но сбился с пути и схватился с немногочисленной охраной обоза у Кокензи; второй же отряд прошел через поле и на рассвете напал на нас. Выстрелив единожды из пушек, они обнажили клинки, и наши люди побежали. Драгуны полковника Уитни, который был ранен, попытались было контратаковать, но были смяты и поскакали через овраг между Престоном и Бэнктоном к Долфингтону, до коего было с пол мил и; полковник Гардинер со своим полком тоже предпринял атаку, но за ним двинулись всего одиннадцать человек… Он отважно бился и многократно был ранен, пока его наконец не поверг наземь удар горского клинка. Его перенесли в дом священника в Траненте, где он пролежал почти месяц… Некоторые драгуны бежали до самого Эдинбурга, и один из них целый день простоял у ворот замка, поскольку генерал Гест не пускал его внутрь. Изрядное число драгун сошлось у Долфингтона, там к ним присоединился и Коуп, и, как говорят, лорд Драммонд предложил вернуться и напасть на врага, суля победу, покуда горцы заняты грабежом. Но его красноречие подействовало на них не более, чем юношеский пыл графов Хоума и Лаудона. После короткой передышки они поскакали через Фолсайд-Хилл к Лодеру. Сэр Пейтер Хокер, капитан полка Ли, приложил руку к тому, чтобы прочие сумели уйти: закрепившись у канавы на Транентском лугу, он обстреливал мятежников, покуда те не позволили ему сдаться на его условиях.
Мой отец в это время сильно тревожился, что мятежники могут дурно обойтись со мной, если узнают, что я был ополченцем; поэтому он распорядился оседлать лошадей и сказал мне, что дорога к морю открыта, и мы можем ускользнуть берегом; мы сели на коней, наскоро попрощались с матушкой и младшими детьми и поскакали к морю, стараясь, чтобы нас не заметили. Нам удалось без помех добраться до гавани Порт-Ситон, где пришлось свернуть, поскольку отец приметил вдали отряд горцев, преследовавший несколько обозных повозок, что пытались улизнуть; они настигли повозки и, когда возница первой не подчинился требованию остановиться, попросту его застрелили. Это настолько напугало моего отца, что он немедля развернулся и поскакал обратно. Очутившись снова дома, я поспешил скинуть сапоги, чтобы сойти за человека, который никуда не уезжал. Потом я предложил пойти в дом мистера Чипа и помочь врачам, Каннингему и Троттеру, с первым из которых я был знаком… Войдя в дом, я сказал Каннингему (впоследствии лучшему хирургу Дублина), что пришел помочь, и, хотя я не врач, справлюсь, верно, получше какого-нибудь слуги. Они охотно приняли мою помощь, но я сгодился лишь на то, чтобы найти баул с хирургическими инструментами, без которых они были как без рук. Я с готовностью принялся его разыскивать, а еще мне придали охранника. Я не ожидал, что на стук в дверь выйдет офицер-горец, которого звали капитан Стюарт. Он выглядел привлекательно, держался строго и вежливо. Он сказал, что подберет мне охранника, и отправил куда-то слугу с посланием. Тем временем я увидел миловидного юного офицера, лежавшего на кресле-качалке и, очевидно, умиравшего. Мне показали ящичек с куском его черепа, около двух пальцев шириной и дюйма полтора в длину. «Он умрет», — сказал я. «Нет, — возразил Каннигем. — Мозг не поврежден, как и другие важные органы; он молод и крепок, и если отыщутся мои инструменты, то за его жизнь опасаться не придется». Этот юноша был капитан Блейк. Тут вернулся посыльный капитана Стюарта, он привел стройного и хорошо одетого горца, вооруженного мушкетом, кинжалом и мечом. Капитан Стюарт отдал ему приказ, и мы отправились на поиски…
Вскоре мы пробрались в Кокензи, где, под защитой своего охранника, я имел возможность разглядеть победителей. В целом они были невысоки ростом и весьма грязны, так что не производили внушительного впечатления. Офицеры, которым меня представили, выглядели, впрочем, и держались, как джентльмены, поскольку я был послан с гуманной миссией. Меня провели к Лохиелю, блестящему и дружелюбному, и тот приказало солдату немедленно отыскать медицинский баул хирурга драгун. После часа поисков мы вернулись с пустыми руками, да и впоследствии поиски тоже оказались безуспешными. То, что я видел в армии мятежников, убедило меня, что лишь наша собственная слабость и непригодность к войне не позволили нам одержать над ними победу. Да не попустит Господь, чтобы Британия когда-либо снова оказалась во власти этакого недостойного врага; в ту пору горцы были всего-навсего сбродом, но в храбрости им никак не откажешь.
Битва при Куллодене, 16 апреля 1746 года
Полковник Кер из Градина
Битва при Куллодене, в которой армия герцога Камберленда разгромила якобитские силы, ознаменовала конец восстания. Наголову разбитые, сторонники принца Чарльза укрылись в горах, а их недавний вождь затаился в ожидании дня, когда сможет тайком покинуть страну. Роберт Форбс, священник епископальной церкви Шотландии, собрал многочисленные свидетельства о восстании. Разумеется, в этих воспоминаниях много достаточно вольных интерпретаций фактов, да и неточностями они грешат изрядно, однако отчет о битве при Куллодене, составленный полковником Кером, близким к принцу человеком, считается вполне надежным источником. При этом отчет Кера кажется почти скучным применительно к событиям, которые в нем описаны; такова цена, заплаченная за честность и достоверность.
