СССР и Гоминьдан. Военно-политическое сотрудничество. 1923—1942 гг. - Ирина Владимировна Волкова
2. В случае смерти Чан Кайши ГМД могла возглавить политическая группа, готовая ради подавления КПК пойти на компромисс с Токио.
3. Даже с учетом помощи СССР и роста в Китае патриотических настроений КПК не располагала достаточными силами для ведения полномасштабной войны с Японией. Не обладая необходимым политическим влиянием, компартия была не способна возглавить единый фронт. Кроме того, китайские коммунисты по-прежнему рассматривали сопротивление Японии в качестве сопутствующей цели, отдавая приоритет борьбе за власть и расширение революционного движения.
В период сианьского кризиса руководство ВКП(б) оказалось перед сложным выбором. С идеологической точки зрения представлялось предпочтительным одобрить действия Чжан Сюэляна. Однако это способствовало бы эскалации конфликта между коммунистами и Гоминьданом. С другой стороны, выступить на стороне нанкинского правительства из сугубо прагматических интересов укрепления собственной безопасности на Дальнем Востоке, несмотря на антикоммунистическую политику Чан Кайши.
В результате позиция Кремля по сианьскому вопросу была определена стремлением Сталина к поддержанию стабильности на Дальнем Востоке. Избегая резкой критики действий Чжан Сюэляна, Кремль отверг свою причастность к событиям в Си-ани. Высказавшись за скорое урегулирование разногласий между ГМД и КПК, он продемонстрировал готовность поддержать Нанкин. Используя свое влияние на обе стороны, Москва стремилась убедить их в мирном разрешении конфликта.
15 декабря 1936 г. М.М. Литвинов в ходе беседы с послом Китая Цзян Тинфу отметил, что советская сторона «считает выступление Чжан Сюэляна большим несчастьем»410. 16 декабря Стомоняков в телеграмме временному поверенному в делах СССР в Китае И.И. Спильванеку также осудил инцидент, «который объективно может принести пользу только врагам Китая»411. Параллельно, через директивы Коминтерна, позиция Москвы была доведена до ЦК КПК. В телеграмме секретариата ИККИ от 16 декабря 1936 г. отмечалось: «Выступление Чжан Сюэляна… может только повредить сплочению сил китайского народа… и поощрить японскую агрессию»412. Компартии рекомендовалось стремиться к компромиссу в разрешении разногласий с ГМД.
Работа ИККИ велась под жестким контролем со стороны руководства ВКП(б). В частности, обсуждение проекта январской директивы 1937 г. к ЦК КПК, призывавшей к поддержке политического курса Нанкина и совместному сопротивлению КПК и ГМД японской экспансии, состоялось в ходе беседы Г.М. Димитрова с И.В. Сталиным в присутствии В.М. Молотова, Н.П. Ежова, А.А. Андреева, А.А. Жданова413. В рассматриваемый период подобные встречи имели решающее значение при утверждении текстов резолюций ИККИ414. Это позволило избежать противоречий в действиях Коминтерна и НКИД СССР.
Таким образом, характеризуя позицию Москвы относительно Сианьского инцидента, следует отметить преобладание в ней прагматических мотивов, исходивших из интересов СССР на Дальнем Востоке. Кремль стремился за счет освобождения Чан Кайши продвинуться в вопросе формирования в Китае единого фронта, переориентировать политику ГМД от борьбы с КПК в направлении сопротивления японской экспансии.
Разрешение Сианьского кризиса продемонстрировало возможность конструктивного диалога между КПК и ГМД. Это являлось важным условием для сближения Москвы и Нанкина, преодоления их взаимного недоверия друг другу. Однако весной 1937 г. Кремль все же не стремился к активизации двусторонних контактов с Чан Кайши по военно-политическим вопросам. Склоняясь к методам коллективной дипломатии, СССР предпочитал видеть Китай одним из партнеров по совместному обеспечению безопасности на Дальнем Востоке, а не единственным союзником по борьбе с Японией в рамках договора о взаимопомощи. Это было обусловлено проводившейся европейскими державами и США «политикой умиротворения» Токио и Берлина, подписанием Германией и Японией 25 ноября 1936 г. Антикоминтерновского пакта, временным усилением влияния в Гоминьдане сторонников «уступок Токио»415.
Решающее изменение курса СССР в пользу двустороннего сотрудничества с ГМД произошло на фоне обострения ситуации в Китае. Инцидент у моста Лугоуцяо 7 июля 1937 г. стал поводом для военной интервенции Японии. Если в первые дни конфликта политика Нанкина основывалась на «тактике маневрирования», уклонении «от вызова» Токио416, то с расширением агрессии в Китае набрало силу движение сопротивления. В случае поражения Чан Кайши серьезно усилилась бы опасность вторжения императорских войск на территорию советского Дальнего Востока. Это подтолкнуло руководство ВКП(б) к активизации диалога с Гоминьданом.
На этом этапе взаимодействие между Москвой и Нанкином носило уже не межпартийный, а межгосударственный характер. Партийные интересы были вытеснены на второй план. Об этом, в частности, говорил тот факт, что ни Кремль, ни Коминтерн не возражали против изменения статуса территорий, подконтрольных КПК, и подчинения ее армии Центральному правительству417.
Однако СССР не был готов взять на себя обязательства по договору о взаимопомощи. Усилия НКИД концентрировались на заключении договора о ненападении. Форма соглашения от 21 августа 1937 г. отвечала интересам Москвы. Договор не обязывал Москву оказывать военную помощь Нанкину, но и не препятствовал такой возможности. Он не давал Токио формального повода обвинить Кремль во вмешательстве в японо-китайский конфликт. Была заложена правовая база для дальнейшего развития советско-китайского сотрудничества. Создавались гарантии защиты подписавших договор сторон от недружественных акций со стороны друг друга418. Кроме того, это был важный шаг в выработке новых принципов двусторонних отношений – уровня СССР и Китая, а не ВКП(б) и ГМД, – свободных от партийных идеологических установок и направленных на защиту государственных интересов.
С момента подписания советско-китайского договора о ненападении вопрос о заключении Тихоокеанского пакта перестал подниматься НКИД СССР. Международное сообщество в лице Лиги Наций продолжало придерживаться тактики попустительства Японии. В связи с этим на начальном этапе японо-китайской войны внимание советской дипломатии было сосредоточено на поддержке Нанкина. Москва приступила к оказанию широкой военной помощи Гоминьдану419.
Параллельно Кремль и Коминтерн проводили последовательную политику, направленную на формирование и сохранение единого фронта КПК и ГМД. Принципиальная значимость общенационального антияпонского движения в Китае была охарактеризована в письме полпреда СССР Д.В. Богомолова к Б.С. Стомонякову от 17 июля 1937 г.: «Каждому ребенку ясно, что Китай может успешно сопротивляться только в том случае, если война против Японии будет для Китая действительно народной войной, если китайскому правительству удастся поднять в стране волну патриотизма и обеспечить себе поддержку всех политических партий и всех слоев населения»420.
Продолжая следовать линии VII конгресса Коминтерна, ИККИ добивался развития соглашений, достигнутых КПК и ГМД в ходе урегулирования Сианьского инцидента. На заседании секретариата ИККИ 10 августа 1937 г. Г.М. Димитров подчеркнул: «Вопрос в Китае идет уже не о советизации, а о сохранении китайского народа от поглощения его японским империализмом»421. Он рекомендовал китайским коммунистам сконцентрировать усилия на борьбе «за объединение на демократической основе сил китайского народа»422. Сложность этой задачи Димитров видел в необходимости радикальной перестройки не только курса партии, но и восприятия его членами КПК, «воспитанными» на идее вооруженной борьбы против Чан Кайши.
Действия ИККИ и руководства ВКП(б)
