Арлен Блюм - От неолита до Главлита
Множество хлопот доставляло Главлиту мгновенное, непредсказуемое изменение политической ситуации. Вчерашние герои оказывались врагами народа, убийцами и поджигателями. Но, в отличие от оруэлловского романа, в котором власти «англосоца» организуют регулярные «пятиминутки ненависти», показывая во весь экран лицо главного врага, в советских условиях, после организованной кампании «возмущения» происками «вредителей» в 1937–1938 годах, вообще запрещено было упоминать о том, что они когда-либо существовали, не говоря уже о запрете на публикацию их портретов и фотографий. Все они должны исчезнуть — как физически, так и на вербальном и изобразительном уровнях, — ситуация, обратная сюжету тыняновского «Поручика Киже»: реальное лицо объявляется несуществующим. Огромное число книг изуродовано в связи с помещением в них материалов о «бывших красных героях» — знаменитых советских военачальниках. В главлитовском списке запрещённых книг за 1938 год фигурирует, в частности, альбом «Парад на Красной площади» (Детиздат, 1937. Текст Л. Кассиля) с такими «рекомендациями»: «Вырезать фото, на котором среди членов правительства имеется фотоснимок Чубаря.
Вырезать фото, на котором среди других сняты Тухачевский, Блюхер и Егоров». (Автор этих строк, поступивший в школу в годы войны, помнит, с каким любопытством рассматривали мы наши первые буквари и другие учебники, в которых были заклеены многие страницы — как раз из-за помещения на них портретов репрессированных маршалов.)
Все эти кажущиеся параноидальными акции находят своё объяснение и своего рода «обоснование», но не политическое, а скорее магическое, восходящее к древним, чуть ли не первобытным архетипам. Известно, что ещё вавилонские маги и жрецы изготовляли из воска фигурки тех, кого следовало умертвить, бросая их в огонь, или протыкали их иглой в «нужных» местах. Этому правилу следовали и все позднейшие маги и колдуны. Да и сейчас нередко можно увидеть портреты нежелательных кандидатов в депутаты или иных политических деятелей с выколотыми глазами. Прапамять говорит даже современному человеку, что изображение и реальный человек мистически связаны между собой: уничтожить изображение — значит уничтожить самого человека.
«Маленькая совместная кучка»
…Господи, сколько на свете народностей,Сколько различий и сколько несходностей,Даже не веришь ушам.Как обменяться и словом и мнением,Если ты хочешь со всем населениемПоговорить по душам?Бодро идут караваны с верблюдами,Бодро туркмены стучат ундервудами,В такт им стараясь попасть.И, не теряя рабочего времени,Вслух переводят для тюркского племениМаркса последнюю часть
Таким виделось покинутое отечество виднейшему поэту-сатирику Русского зарубежья Дону Аминадо (псевдоним Аминада Петровича Шполянского) в стихотворении «Родина-мать», написанном в середине двадцатых годов.
Цензорам тридцатых годов много неприятностей доставляли попытки буквального перевода на языки так называемых «младописьменных» народов произведений основоположников великого учения и официальных партийных и государственных документов. В переводе на «языки родных осин» многие места и выражения звучали… как-то очень уж сомнительно и подозрительно, выглядели чуть ли не насмешкой над святыней.
«Секретно. Сводка конфискаций и задержаний Ленгорли-та за декабрь 1937 г.
Журнал „Советская этнография“, № 1–2, 1937 г. Издание Академии наук СССР.
На страницах журнала в отделе „Хроника“ в статье „1-я Марийская языковедческая конференция“ сказано: „По мнению Капитонова, слово Революция на марийском языке — это качым мундранымаш, то есть народная смута, а диктатура — чот нентыден кучумаш, то есть крепкое держание“. Эта политически вредная практика перевода слов на марийский язык была применена националистом Васильевым, который слово „коммунист“ переводит как „пармызе“ („кучкист“), а ячейку ВКП(б) как „изпармызе тушка“, то есть „маленькую совместную кучку“. Таким образом, журнал предоставляет трибуну клеветническим выпадам врагов народа против диктатуры пролетариата и ВКП(б). Васильев арестован как враг народа».
Особенно много претензий Главлита вызвала в середине 1936 года именно туркменская пресса — Дон Аминадо угадал! — в связи с публикацией проекта готовившейся тогда «Сталинской Конституции»:
«Секретно. Ежемесячная сводка Главлита за июнь 1936 г.
В газете „Советский Туркменистан“ (на туркменском языке) 16 июня обнаружены следующие искажения проекта Конституции: Ст. 12. Слова „Кто не работает, тот не ест“ — переведены „кто не работает, тот не укусит“.
В газете „Хурурданн Айстан“ 27 апреля с. г. напечатана заметка В. Тотовенца о проекте Конституции, в которой автор пишет: вместо „каждый гражданин имеет право на охрану здоровья“ — „каждый гражданин имеет право быть больным“».
Выросли эти узбеки с бурятами,Вышли вполне социал-демократами,Стали на правильный путь.Взяли учебник изящной словесностиИ как давай наводить на окрестностиАзербайджанскую жуть.Как же, взирая на массы крестьянские,Не удержать наши слёзы гражданскиеИ со слезой не сказать:— Ты и Калинина, ты же и Ленина,Ты и Малинина, ты и Буренина[101]Общая родина-мать!..
Недреманное око Главлита замечало буквально всё в национальных литературах. Помогали ему в этом и добровольные помощники, всегда готовые написать очередной донос. Некто из таких добровольцев умудрился прочитать «вертикально» вторые буквы каждой строки одного стихотворения выдающегося армянского поэта Егише Чаренца — и действительно обнаружил «крамолу»! По материалам доноса Главлит в марте 1937 года издал следующее распоряжение: «В книге армянского поэта Егише Чаренца „Книга пути“ на армянском языке, вышедшей в свет в 1933 году в городе Ереване, помещено стихотворение под названием „Завет“. В этом стихотворении стоящие после начальных букв вторые малые составляют, если прочитать сверху вниз (от начала до конца стихотворения), следующий националистический лозунг: „Эй, армянский народ, твоё единственное спасение в твоей коллективной (объединённой) силе“. Послана телеграмма Главлиту Армении об изъятии книги»[102]. К тому времени поэт Егише Чаренц (настоящая фамилия Согомонян) был уже арестован и в том же году расстрелян. Стихи Чаренца не раз выходили на русском языке, в том числе в переводах Анны Ахматовой и Арсения Тарковского. В русское издание «Стихотворений и поэм» Чаренца крамольное стихотворение «Завет» вошло под названием «Семь заветов грядущего»[103], но, естественно, «криминал» в русском переводе отсутствует.
Великий английский поэт Джон Мильтон в знаменитой «Ареопагитике» — речи перед вымышленным парламентом «О свободе книгопечатания», опубликованной в 1644 году, писал: «Убить хорошую книгу едва ли не то же, что убить человека…»
И когда, добавим мы, начинают с уничтожения книг, неизбежно заканчивают тем, что уничтожают людей.
Такова печальная логика истории…
Художник и власть. Цензурная судьба Михаила Зощенко
Из сотен и тысяч документов Главлита и иных контролирующих инстанций, повествующих о жесточайших преследованиях писателей в годы сталинщины, отберём лишь те, которые касаются цензурной судьбы М. М. Зощенко. Они свидетельствуют о том, что выбор фигуры Зощенко и его творчества в качестве объекта для битья в 1946 году, когда вышло пресловутое постановление ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград», был заранее подготовлен, не случаен и по-своему логичен, если, конечно, в абсурде пытаться искать логику.
«Уполномоченный СНК СССР по охране военных тайн в печати и Начальник Главлита 9 августа 1935 г.
„Секретно“. Особому сектору Ленинградского Обкома ВКП (б) Секретарю ЦК ВКП(б), тов. Жданову А. А.
Главлитом задержан № 8 журнала „Красная новь“, в котором напечатана 5-я часть „Голубой книги“ Зощенко. „Голубая книга“, являющаяся сама по себе крайне бессодержательной болтовнёй развязного мещанина, в своей последней (5-й) части, кроме того, содержит в себе ряд политически вредных рассуждений и заметок. Вся книга состоит из мелких, не связанных между собой случайных хроникальных заметок из истории и литературы и не печатавшихся ранее мелких рассказцев Зощенко. В 5-й части Зощенко, как на подбор, приводит факты героизма террористов: Балмашёва, Каляева, Мирского, Желябова, Лизогуба и др. В длинных рассуждениях Зощенко проповедует христианское непротивление злу, по-обывательски призывает к мирной жизни, к прекращению борьбы с инакомыслящими. В мелкой хронике, наряду с пышными восхвалениями террористов, Зощенко ограничивается лишь следующими беспредметными строчками о Ленине: „17 апреля 1917 г. в Петербург приехал Ленин, и 25 октября 1917 г. с буржуазной революцией было покончено, началась социалистическая революция“. Сейчас листы с материалом Зощенко изымаются из журнала. 5-я часть „Голубой книги“ будет разрешена к печати после коренной переработки»[104].
