Фридрих II и его интеллектуальный мир - Олег Сергеевич Воскобойников
Средневековый текст иногда сопровождался миниатюрами, которые для читателя XIII века значили отнюдь не меньше, а иногда и больше, чем слова. Для наиболее красивых рукописей Средневековья издательская культура нашего времени обладает техникой факсимиле. Несмотря на ее дороговизну, благодаря ей мы имеем доступ к большому пласту памятников и можем сравнивать на месте рукописи, хранящиеся в библиотеках всего мира. Некоторые из интересующих меня здесь памятников были воспроизведены таким способом, иные доступны теперь на сайтах соответствующих библиотек. На возможность сравнивать чуть ли не все и вся, не выходя из дома, я не мог даже близко рассчитывать двадцать лет назад — поэтому объездил тогда пол-Европы, чтобы все увидеть своими глазами. Не жалею.
Наверное, не нужно убеждать читателя в том, что взаимоотношение текста и миниатюр в книжной культуре Средневековья лишь отдаленно напоминает современную практику книгоиздательства. Это очевидно всякому, кто когда-либо видел страницы иллюстрированных рукописей. Пример, который я использовал в самом начале, чтобы ввести читателя в курс дела, в этом смысле вполне характерен. Изображение не просто комментирует или излагает текст на своем визуальном языке. Оно формирует свой собственный «текст», оно — говорит. Затевая диалог с сопутствующим ему словом, оно формирует сознание своего зрителя. Именно такая многоплановая реконструкция сознания создателей и читателей научных иллюстрированных рукописей при штауфеновском дворе предлагается здесь.
В Южной Италии традиции научного иллюстрирования имели глубокие корни, уходившие в эпоху Великой Греции и на протяжении всего раннего Средневековья подпитывавшиеся постоянными контактами с Византией и, в меньшей степени, с мусульманским миром[7]. Мог ли обладавший тонким эстетическим чувством Фридрих II не оценить дидактическую значимость изображений в рукописи, имея доступ к таким крупнейшим библиотекам своего времени, как Монтекассино или василианские и бенедиктинские монастыри Апулии и Сицилии? Судя по обилию дошедших до нас свидетельств, которым посвящено это исследование, такие рукописи и работа с ними были методом научного поиска, как бы «исследовательской лабораторией» интеллектуалов Южной Италии. Поэтому иногда мне нужно будет останавливаться на источниках вдохновения Фридриха II и его окружения, иногда достаточно подробно говорить о культурных течениях европейского масштаба. Это позволит включить рассматриваемые здесь вопросы в общую историю искусства и мысли Европы.
Но что именно могут рассказать книжные миниатюры о представлениях о природе, о научных методах, о своих создателях и зрителях? Это основной вопрос всякого, кто берется за такой анализ. Не раз нам придется говорить о его правилах и границах. Самая незначительная на первый взгляд деталь может оказаться ключевой для трактовки целой рукописи. И это касается не только миниатюр, но и других произведений искусства, прежде всего пластики. Серьезным препятствием на моем пути оказался тот факт, что созданные при дворе Фридриха II оригинальные сочинения дошли в более поздних рукописях — лучшие из них были созданы для незаконнорожденного сына Фридриха Манфреда, короля Сицилии в 1258–1266 гг. Другие же не дают каких-либо иных критериев датировки и локализации, кроме стилистики, изредка — иконографии миниатюр.
Мои сомнения на границах родственной, дружественной, но все же чужой «поляны», принадлежащей историкам искусства, очевидны. Я должен был переступить эту границу и углубиться в довольно обширную литературу по истории южноитальянского искусства, чтобы исправить недостаток искусствоведческого образования и использовать эти памятники как надежные свидетельства об интересующей меня культурной среде. В результате я стал преподавателем истории искусства. Этот шаг показался мне необходимым, почти навязанным историографической ситуацией. Действительно, как я надеюсь, из моего повествования будут ясны и огромные достижения предшествующей столетней историографии, и ее лакуны. Наука, искусство и политика при дворе Фридриха II не раз становились предметом специальных частных и коллективных исследований и публикаций. Но эти историографические традиции никогда по-настоящему не сливались для того, чтобы прийти к общему результату.
Несколько десятилетий назад понятие «штауфеновского искусства» ходило среди историков искусства, несмотря на сложность, даже невозможность его четкого определения. Его придумали и приняли по той простой причине, что трудно отрицать влияние меценатства Фридриха II и его личных эстетических вкусов на эволюцию форм в искусстве Южной Италии первой половины XIII века. Но каково было это влияние? И что в нем было лично от государя, что — от близких и дальних советников, а что — от кочевавших по стране артелей и мастеров? В мои планы не входит описать все, что хоть как-то связано с императорским заказом. Но я надеюсь показать, что анализ формы и содержания произведений самых разных масштабов и функций многое может дать для понимания всей культуры Южной Италии. И тогда мы найдем силовые линии, определившие новый взгляд на мир во всех сферах жизни человеческого духа, возникший в Сицилийском королевстве при дворе Фридриха II.
* * *
Начало этой книге было положено тридцать лет назад, когда я учился на историческом факультете МГУ и занялся культурой Италии, непосредственно предшествовавшей по времени Возрождению и, следовательно, подготовившей его. Итальянское Duecento, XIII столетие, иногда называли тогда Проторенессансом. Фридрих II всегда фигурировал в первых рядах почетного списка его важнейших деятелей — наряду с Франциском Ассизским, Данте, Никколо Пизано. К счастью для меня, в хороших исследованиях о Фридрихе иногда упоминались рукописи с названиями, которые тогда мне ничего не говорили. Написав дипломную работу о культуре Сицилийского королевства на материале в основном опубликованных литературных произведений и документов Великой курии, я решил в дальнейшем сконцентрироваться именно на этих рукописях. Опять же к счастью для меня, эти рукописи нужно было собирать в библиотеках нескольких стран. По мере чтения этих произведений и исследования памятников искусства я начал понимать, что исследование выходит далеко за дисциплинарные и географические рамки.
Наверное, по этой причине нет ничего удивительного в том, что после защиты диссертации «Представления о природе при дворе Фридриха II. 1200–1250 гг.» на кафедре истории Средних веков исторического факультета МГУ в 2002 году. я продолжил исследования в Париже, в Группе исторической антропологии средневекового Запада Высшей школы социальных наук. Несколько лет я чувствовал себя дома одновременно в двух прекрасных коллективах, питаясь плодами двух научных традиций. Результатом стала французская диссертация «Искусства, знания и представления о природе при дворе Фридриха II Штауфена» (2006).
Особая роль в ней принадлежит моим научным руководителям, покойной Лидии Михайловне Брагиной (1930–2021) и Жан-Клоду Шмитту. Благодаря тогдашней открытости границ я смог познакомиться с теми учеными и школами, которые казались мне близкими
