Большое шоу в Бололэнде. Американская экспедиция по оказанию помощи Советской России во время голода 1921 года - Бертран М. Пэтнод
Турроу— произносивший свое имя так, чтобы оно рифмовалось с «Феров», родился в Кракове 14 сентября 1895 года, через несколько месяцев после смерти своего отца в Париже. Через три месяца после его рождения умерла его мать, и его усыновили соседи, которые увезли его в Каир и Александрию, а позже, в возрасте семи лет, в Китай. После смерти его приемной матери приемный отец увез его в Одессу, а затем в Варшаву, и после службы в Российской императорской армии во время русско-японской войны вернулся с мальчиком в Китай, где работал импортером до своей смерти несколько лет спустя. Турроу, к тому времени подростка, отправили обратно в Польшу, он побрел в Берлин, затем в Лондон, а затем приехал в Соединенные Штаты, где зарабатывал на жизнь мытьем посуды и переводом, поскольку к тому времени он овладел несколькими языками.
В 1915 году он уехал в Париж, ища возможности на войне, и в конечном итоге вступил в Русскую императорскую армию. Он участвовал в боевых действиях на восточном фронте и был дважды ранен. После войны он ненадолго пробыл в Шанхае; в 1919 году он вернулся в Соединенные Штаты и зарабатывал на жизнь своими навыками перевода, работая в русскоязычной газете Slow, пока в 1920 году не поступил на службу в морскую пехоту. Затем он взял и переехал в Париж, где работал переводчиком и каким-то образом связался с АРА. В сентябре 1921 года он записался в русское подразделение, для которого его знание языков и русское происхождение, должно быть, делали его привлекательным кандидатом. В Москве он чувствовал себя как дома; он сам сказал, что у него «типичное для русского человека овальное лицо с высокими скулами».
Турроу был нанят в качестве переводчика, и он продолжал выполнять эту функцию на протяжении всего своего пребывания в миссии, но у него был талант пробиваться на более ответственные должности. Вначале он был назначен ответственным за производство одежды в штаб-квартире в Москве, что означало надзор за сборкой пакетов одежды. Несколько недель спустя его перевели в административное подразделение, где он служил специальным помощником его руководителя. В апреле 1922 года Хаскелл был в восторге от талантов Турроу и его энергичной игры в самых разных ролях: он «занимал одну из самых тяжелых должностей в этой штаб-квартире, и в настоящее время он единственный человек, занимающий должность с ответственностью, выходящей за рамки той, которой он занимался». Позже эти слова приобрели совершенно иное значение, чем предполагалось. Хаскелл попал на крючок, а попав на крючок, он упорно сопротивлялся тому, чтобы его отцепили, несмотря на неблагоприятные доказательства.
Первые жалобы на Турроу поступили от советских официальных лиц, которые были недовольны качеством его устного перевода во время встреч между США и СССР, обвиняя его в том, что он исказил их собственные слова и передал американское послание с чрезмерно враждебным уклоном. Если судить о качестве его переводов газетных статей и официальных текстов, у Советов были законные претензии. Турроу обладал творческим воображением, которое он широко использовал в качестве переводчика.
Более серьезной проблемой Турроу, однако, были не его переводы, а его транзакции, денежные. Его послужной список представляет собой набор мелочей.
11 ноября 1922 года лондонский офис проинформировал Москву, что Турроу жаловался на то, что теряет деньги, потому что Лондон депонирует его платежные чеки в долларах в парижском банке; поскольку невозможно иметь текущий счет в долларах в парижском банке, они понятия не имели, о чем он говорит.
В январе 1923 года, после того, как спасатель Джозеф Яницки покинул миссию и жил в Риге, несколько американцев, ехавших из Москвы, сообщили ему, что он оставил несколько неоплаченных счетов в казино Empire. Для него это не имело никакого смысла, пока кто-то не сказал ему, что его визитные карточки были оставлены в Empire вместе с долговыми расписками, подписанными Турроу, и что именно Турроу рассказывал людям о предполагаемых неоплаченных счетах Яницки. Яницки написал Куинну об этом грязном «трюке» и попросил помощи в очистке своего имени; если у Куинна были какие-либо сомнения, он мог просто спросить Фредди Лайона.
Этот вопрос не мог быть решен к удовлетворению Яницки, потому что через год после миссии он написал в нью-йоркский офис и попросил, чтобы его помнили все его друзья из АРА — то есть все, «Кроме Турроу». Вы можете забыть его ради меня, если вам угодно. Я передам ему свои наилучшие пожелания лично, когда приеду, и он все же должен выжить».
Другие с готовностью присоединились бы к таким доброжелательным пожеланиям. Одним из них был Михаил Банецкий, советский гражданин, который обратился к Хаскеллу по окончании миссии и попросил отвезти его в Соединенные Штаты. Он беспокоился, что его вклад как сотрудника АРА мог быть скрыт от полковника Турроу, с которым он проработал девять месяцев: «Он всегда старался принизить меня, никогда не ставил мне в заслугу важную работу, но всегда приписывал ее себе».
Турроу был связан с неприятной историей, связанной с арендой квартиры в Москве тремя мужчинами из АРА. Стоимость составляла около сорока пяти долларов на человека в месяц, и каждый американец внес арендную плату за два месяца вперед и переехал. Однако их радость по поводу окончания жизни в доме персонала была прервана, когда однажды вечером появилась ЧК, чтобы вступить во владение помещением, которое она ранее реквизировала под офисные помещения. Домовладелец исчез. Похоже, что Турроу выступил посредником в этих договоренностях.
Все это стало известно, когда Турроу служил в Москве, но это нисколько не охладило энтузиазм Хаскелла, который в феврале 1923 года, когда Турроу покидал Россию, написал восторженное письмо, в котором поблагодарил его за «эффективную службу», особенно за превосходный устный перевод на многочисленных конференциях с участием Советов.
Трудности Турроу начались только после того, как он пересек советскую границу. В начале марта появились вопросы о коробке игл стоимостью 60 долларов, которую он забрал со склада в Бойной без надлежащей квитанции. Штаб-квартира в Лондоне пыталась разыскать его для получения надлежащих объяснений. В это самое время Турроу был в Варшаве и писал Хаскеллу о другом тревожном событии. Перед своим отъездом из
