Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
– Я просто не понимаю, как народ Израиля мог выживать столько тысячелетий, несмотря на явную самоубийственность поведения, – ответил американец.
– Ну, нельзя же принимать этого человека всерьез, – отозвался его собеседник.
– Я принимаю, к несчастью. И вам советую.
– Это просто болтовня, – сказал банкир, и остальные согласно кивнули.
Как заметил Моурер, они «считали меня неспособны постичь немецкую душу».
Шахт, когда-то плотно работавший с демократическим правительством Веймарской республики, не считал все «просто болтовней». Незадолго до рождества Моурер столкнулся с ним и вежливо поинтересовался о планах на каникулы.
– Я поеду в Мюнхен, поговорить с Адольфом Гитлером, – объявил тот.
– И вы, мой демократ! – воскликнул Моурер, наплевав на этикет.
– Ах, ничего вы не понимаете. Что за американская глупость, – парировал Шахт.
– Возможно. Ну, попробуйте сказать мне простейшими словами, чего вы ожидаете от Гитлера. Я попробую понять.
– В Германии не наступит мир, пока мы не приведем Гитлера к власти.
Три недели спустя Моурер снова встретил Шахта и спросил, как прошла его беседа с лидером нацистов.
– Прекрасно, – ответил немецкий банкир. – Он у меня в кармане.
Как писал в своих мемуарах Моурер, «с этого момента я ожидал беды».
Он был в этом не одинок. Белла Фромм, еврейка-репортер по социальным темам, 8 декабря оказалась бок о бок с Вигандом на одном званом обеде в Берлине. Корреспондент Hearst не жил в тот период в Берлине постоянно, но он умел появляться на сцене, когда там «вот-вот должна была случиться политическая мелодрама», заметила в своем дневнике Фромм.
– Когда национал-социалисты захватят власть? – спросила она его напрямую, используя старый журналистский прием: задавать вопрос так, словно она уже знала все расклады.
Виганд заметно удивился, но ответил лаконично:
– Уже очень скоро.
Что бы это могло означать?
– Гитлер собирается выйти из Версальского соглашения, – продолжал американский корреспондент, ссылаясь на свои прошлые встречи с Гитлером. – И хочет объединить всех немцев. Он не намерен возвращать колонии, если найдет способ обеспечить новое Lebensraum [жизненное пространство] в Центральной Европе, в котором разместятся все возвращенные подданные Германии. Один из давних помощников Гитлера, профессор Карл фон Хаусхофер, много лет изучал проблему Lebensraum. Он убедил Гитлера, что продвижение на восток, мирное или силовое, – неизбежная необходимость.
22 декабря Фромм побывала на приеме, устроенном американским генеральным консулом Джорджем Мессерсмитом, который в последние два года жил в столице Германии и следил за действиями нацистского движения. Хотя посол Сэкетт все больше уверялся в том, что правительство Шлейхера успешно сдерживает нацистскую угрозу, Мессерсмит смотрел на ситуацию иначе.
– Немецкому правительству лучше бы начать действовать, и побыстрее, – сказал он на приеме. – Очень печально видеть, как много постов занято уже людьми из национал-социалистической партии. Тут скоро начнется фейерверк, если только я не ошибаюсь.
Последняя фраза в тот день в дневнике Фромм звучала так:
– Не думаю, что мой друг Мессерсмит ошибается.
Шесть дней спустя, 28 декабря, Фромм была на другом обеде «для своих», организованном канцлером фон Шлейхером и его женой, где присутствовало всего двенадцать гостей. Там Фромм получила возможность пересказать предсказание Виганда насчет нацистов именно тому человеку, от которого все зависело. Шлейхер только посмеялся.
– Все вы, журналисты, одинаковы, – сказал он. – Зарабатываете на профессиональном пессимизме.
Фромм указала, что подобного мнения придерживаются многие, не только она с Вигандом. И все знали, что Папен и другие «пытаются привести национал-социалистов к власти».
– Я их не пущу, – настаивал Шлейхер.
Фромм предупредила, намекая на стареющего президента фон Гинденбурга:
– Это пока пожилой джентльмен держится за вас.
Позже им двоим удалось коротко пообщаться в кабинете Шлейхера. Канцлер вновь заговорил о том, что хочет Грегора Штрассера к себе в правительство. Фромм это не вдохновило. Хотя Штрассер представлял левое крыло нацистской партии, он был таким же антисемитом, как и остальное руководство.
– А что насчет церкви и юдофобии в этой партии? – спросила она.
– Вы же лучше меня знаете, Белла, – ответил Шлейхер. – От этого всего им придется отказаться.
И снова Фромм оставила комментарий в конце своей дневниковой записи: «Национал-социалистическая партия не откажется ни от чего, что работает на её цели, – писала она. – Они легче избавляются от людей, чем от доктрин».
Но даже в судьбоносном январе 1933 г. американцы в Берлине постоянно слышали уверения, что Гитлер и его движение представляют собой все меньшую и меньшую угрозу. Канцлер фон Шлейхер, по общему мнению, прекрасно понимал, с кем имеет дело и как переиграть оппонентов. 22 января Авраам Плоткин встретился в битком набитом берлинском ресторане с Мартином Плеттлом, президентом немецкого профсоюза работников швейного производства. Плеттл объяснил американскому профсоюзному деятелю, что Гитлер «танцует между четырьмя хозяевами, из которых любой может сломать его». Хозяевами этими он считал два лагеря индустриалистов и два лагеря внутри самой нацистской партии. В результате, по мнению Плеттла, Гитлеру предстоит или принять пост в текущем правительстве, или подпустить к этому посту своего внутрипартийного противника Штрассера.
– Гитлер проиграет в любом случае, – настаивал он.
Плеттл полагал, что Шлейхер, видимо, использует Гитлера «как кошачью лапку». И «Гитлер теряет силу, давая Шлейхеру возможность провокациями справиться с коммунистами, что открывает Шлейхеру все дороги на следующих выборах». Когда Плоткин отнесся к этому скептически, Плеттл начал настаивать, что эта стратегия запросто может сработать, позволив Шлейхеру уничтожить коммунистов руками нацистов и при этом усилив трения внутри самой партии, где перестанут доверять тем своим руководителям, что войдут в коалиционное правительство. Партия Гитлера после этого не будет чистой оппозицией, и её база поддержки рухнет.
Однако предыдущий канцлер, Папен, к тому времени уже успешно подрезал своего преемника. 4 января он встретился с Гитлером в Кёльне, в доме банкира Курта фон Шредера. Там два политика договорились избавиться от Шлейхера, причем на Папена была возложена задача получить поддержку президента фон Гинденбурга. Хотя слухи об этой встрече разошлись, Шлейхер заявил, что «ни в коей мере не волнуется из-за этих сплетен про заговор против себя». Не волновались и дипломаты в американском посольстве, полагавшие, что встреча касалась в основном финансовых проблем нацистской партии. «Стремительно увеличивающийся» долг партии, о котором докладывал поверенный в делах Джордж Гордон, угрожала работе всего движения. Те, кто финансово его
