Юрий Емельянов - Рождение и гибель цивилизаций
Мы редко задумываемся о том, что идеи создания инструментов, позволяющих раскалывать вещи ударом другого предмета, разрезать их на части заостренным концом орудия или менять их форму другими способами, были впервые воплощены в жизнь безвестными мастерами далекой поры. При всех наших достижениях мы в своем быту используем многие предметы, не претерпевшие принципиальных изменений со времен их изобретения в каменном веке. Именно тогда были изобретены топор, нож и молоток, колесо и лыжи, игла и рыболовный крючок, корзины и керамическая посуда для хранения жидких и сыпучих веществ.
То обстоятельство, что мы до сих пор лишь продолжаем усовершенствовать изобретения, которые были сделаны в каменном веке, скорее свидетельствует о застое, в котором мы пребываем в течение последних веков.
Если же взглянуть на достижения каменного века шире, то можно понять, что задолго до изобретения слов «прогресс» и «развитие» люди заботились об улучшении своих условий жизни и занимались усовершенствованием орудий труда, открытием законов природы и использованием их в своих интересах. Даже скудные свидетельства об их жизни показывают, что они овладели различными законами физики (например, в применении рычагов) и химии (научившись, в частности, использовать реакцию горения). Последующие поколения людей лишь продолжили изучение этих законов и их использование. Так называемые дикари каменного века открыли счет и мир цифр. Они научились разделять время на отдельные части. Семидневная неделя, которой мы до сих пор пользуемся, скорее всего отражает наблюдения людей каменного века за фазами луны. Определение времени по движению Солнца также было известно «первобытным дикарям».
Древние люди стали пользоваться речью и сознали языки, что позволило им символически обозначать окружающий мир, обмениваться информацией, зашифрованной в символах, и накапливать ее в опыте поколений. Их потомки не создали принципиально новой сигнальной системы, а ограничились лишь ее усложнением и усовершенствованием.
Представления о духовном мире и интеллекте людей каменного века обретают большую реальность благодаря изучению тех племен, которые до наших дней сохранили образ жизни времен палеолита. Исследования этнографов позволили им прийти к выводу о том, что так называемое «первобытное», или примитивное, мышление представляет собой важную ступень в становлении научного сознания. Зачастую люди, живущие на уровне каменного века, проявляли незаурядную наблюдательность, любознательность, сообразительность, находчивость и другие качества, несовместимые с представлениями о примитивном, тупом дикаре.
Описывая жизнь охотничьих племен Габона, этнографы констатировали: «Обостренные способности туземцев позволяли им точно замечать родовые черты всех живущих природных видов, суши и моря, равно как и едва уловимые изменения природных явлений — ветра, освещенности, характера погоды, ряби на воде, изменения в прибое, водные и воздушные течения». Изделия людей, живущих на уровне каменного века и в исключительно суровых природных условиях, нередко поражали ученых своей изысканностью и изощренностью в изображении отдельных деталей. Как свидетельствует этнограф Э. Карпентер, «эскимосы Дорсета вырезают фигурки животных из кусочков кости величиной со спичечную головку с такой точностью, что при взгляде через микроскоп зоологи различают разновидности одного и того же вида, например, гагара обыкновенная и гагара с красным горлом».
Накапливаемая информация преобразовывалась не только в художественные образы, но и в абстрактные символы человеческой речи. Чем богаче, разнообразнее и содержательней была собираемая информация, тем более совершенным становился человеческий язык, гибче его структура! Благодаря этому ни одна малейшая деталь окружавшей их реальности не оказывалась в тени, а была словно освещена яркими осветительными приборами, получая емкую и точную, исчерпывающую характеристику. Неотъемлемой чертой языков традиционных народов является их конкретность. Известный английский антрополог Эшли Монтегю писал: «Для большинства американских индейцев фраза «собака лает» кажется бессмысленной. Индеец желает знать; какая собака? чья собака? где она лает? стоит ли она при этом, бежит, Прыгает, или что она вообще делает во время лая? На своем языке он может сообщить все эти факты с использованием столь же минимального числа звуков, как и мы, когда говорим о том, что собака лает. Для индейца важно получить именно такую информацию, и ему даже в голову не придет делать столь туманные заявления, какие делаем мы, когда замечаем вслух, что собака лает. В отличие от нас многие неграмотные люди обладают способностью передать сообщения относительно многих предметов, используя для этого минимальное количество слов».
Сознание древних охотников и собирателей можно уподобить компьютеру с огромным объемом памяти, позволявшему им в концентрированном виде накапливать максимум информации об окружающем мире. Американский биолог Р. Б. Фокс писал по поводу филиппинских пигмеев: «Характерная черта негритосов, отличающая их от соседних с ними христиан, состоит в их неисчерпаемых познаниях растительного и животного мира. Это знание включает в себя не только специфическое отождествление феноменального числа видов растений, птиц, млекопитающих и насекомых, но также осведомленность о привычках и нравах каждого вида..: Почти все мужчины с большой легкостью перечисляют специфические и описательные наименования не менее чем 450 растений, 75 птиц, почти всех змей, рыб, насекомых и млекопитающих и даже 20 видов муравьев». В своей работе «Неприрученная мысль» К. Леви-Строс отмечал: «Ботаническая лексика субанун, живущих на юге Филиппин, далеко превосходит 1000 терминов, а у хануну — приближается к 2000. Поработав только с одним габонским информатором, М. Силланс недавно опубликовал этноботанический каталог, включающий в себя почти 8000 терминов на языках либо языковых диалектах 12-и или 13-и соседних племен».
Много это или мало? Для сравнения можно сказать, что число терминов, которыми пользовались «дикари» только для обозначения видов флоры, вполне соответствует числу слов в любом «словаре-минимуме» (около 6000), который необходим для понимания массового периодического издания в любой стране мира. Попытайтесь записать на листке бумага все известные вам названия растений, птиц и муравьев. Если вы не являетесь ботаником, орнитологом и энтомологом, то вряд ли вам удастся превзойти познания обитателей габонских или филиппинских джунглей. Видимо, не случайно один орнитолог пожаловался на то, что на страницах произведений современных авторов редко можно прочесть упоминание об иных птицах, кроме галок, ворон, воробьев и голубей.
Встречаясь с людьми каменного века, наши современники сплошь и рядом обнаруживали, что «терминологический словарь» «дикарей», которым они пользовались для обозначения животных и растений, намного превышает их собственный. Разумеется, следует учитывать то обстоятельство, что современный человек в отличие от жителей лесных джунглей оторван от. природы, но ясно и другое: владение столь обширной терминологией в своем поле деятельности ставит «дикарей» на один уровень с современным специалистом в той или иной области.
Этнограф Е. Смит-Бовен испытала подлинное смятение, «когда по прибытии в одно африканское племя она захотела начать с изучения языка. Ее информаторы нашли вполне естественным собрать для начальной стадии обучения огромное количество ботанических образчиков, которые, показывая ей, они называли, но которые исследовательница была не в состоянии отождествить не столько ввиду их экзотического характера, сколько из-за того, что никогда не интересовалась богатством и многообразием растительного мира, тогда как туземцы считали, что такая любознательность у нее имеется». По словам исследовательницы, она оказалась впервые в обществе, где «у каждого растения, дикого либо культурного, имеется название И вполне определенный способ употребления, где каждый мужчина, каждая женщина, каждый ребенок знают сотни видов». При этом «дикари» могли без труда определить множество различных видов растений «по мельчайшему фрагменту древесины… на основе наблюдения внешнего вида древесины, коры, запаха, твердости и других подобных характеристик».
Они не ограничивались идентификацией растений и животных, но подробно характеризовали их различные стороны и качества. В языке индейцев тева имеются особые термины почти для каждой части тела птиц и млекопитающих. Для описания листьев, и растений используется 40 терминов. Имеется 15 различных терминов, соответствующих разным частям растения. Этнограф X. Конклин замечал, что у филиппинского племени хануну в их наименованиях растений «дифференцирующие термины отсылают к таким признакам, как: форма листа, цвет, место обитания, размеры, пол, характер роста, хозяин растения, период роста, вкус, запах». Р. Б. Фокс утверждал, что в племени пинатубо «используют около 100 терминов для описания частей и характерных аспектов» растений. Обсуждение структуры растений и животных было дня «дикарей» столь же захватывающим занятием, как и разговоры на производственные темы для тех современных людей, которые готовы увлеченно обсуждать вопросы своей трудовой деятельности или науки и техники даже в свободное от работы время. Рассказывая о своем пребывании среди африканских племен охотников и собирателей, X. Конклин писал о том, что в течение пути, занявшего полдня, «наибольшая часть времени прошла в обсуждении изменений в растительном мире за последние десять лет».
