Анна Антоновская - Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)
В четверг Луарсаб оставался без горячей еды, ибо, как убеждал хан, главный повар отправлялся в дальний рабат за лучшими овощами для венценосного гостя.
Но самым страшным днем стала для Луарсаба пятница. Тэкле не стояла напротив башни, и светоч его жизни угасал на сутки... В этот день его охватывал безумный страх: а вдруг Тэкле больна?.. Но, быть может, она захочет пройти хоть мимо? И он упорно от зари до мглы простаивал у решетки.
Напрасно Баака убеждал в невозможности появления царицы в пятницу священный день правоверных. Все понимал Луарсаб, но не отходил от окошка, как чудо разглядывая камень, на который иногда опускалась его розовая птичка.
Казалось, о нем совсем забыли и Тбилиси, и Исфахан. Обещанная помощь от русийского царя не приходила. Очевидно, не удалось посольство в Московию, как обещал Трифилий, его духовный отец, напутствуя царя Картли в проклятый плен.
Черепахами проползли три года. И вот однажды в Гулаби прискакал старший сын Караджугай-хана - Джафар-хан. Он привез Луарсабу подарки от его сестры Тинатин, прекрасной Лелу, и согревающее письмо. Привез подарки благородному князю Баака, всегда чтимому Караджугай-ханом - любимым полководцем шах-ин-шаха. Джафара взволновали желтоватые отеки на лице Луарсаба. Молодой хан обрушился на Али-Баиндура: разве не ему доверили драгоценную жизнь царя? Тут же приказал внести в круглую башню фаянсовые сосуды с цветами.
Появились подносы с дастарханом, кувшины с грузинским вином, шербет и лучшие фрукты. Джафар учтиво просил царя и Баака разрешить ему совместную еду с ними. К негодованию Али-Баиндура, его к столу не пригласили...
Но еще больше возмутился Али-Баиндур, когда Джафар устроил в честь царя охоту в окрестной степи и, кроме своей свиты, взял только небольшую охрану.
Али Баиндур пробовал возражать: "Луарсаб может ускакать дальше своей стрелы, застрявшей в какой-нибудь каменной куропатке". Джафар резко его оборвал: "Так повелел шах-ин-шах!"
Мертвая бледность покрыла темные скулы Али-Баиндура: а вдруг шах Аббас решил вернуть упрямцу царство? Ведь Луарсаб - брат любимой жены шаха! Не придется ли поплатиться ему, хану, головой за чрезмерную строгость? А что, если упрямец решит не дожидаться милости "льва Ирана" и прямо с охоты взбежит на свой престол? Ведь он зять изменника Саакадзе! Не придется ли ему, хану, поплатиться головой за недосмотр? И Али-Баиндур, не смея сам, без приглашения, присоединиться к Джафару, послал Керима во главе охраны...
Ночью перед охотой Луарсаб, кажется, в десятый раз, перечитывал послание Тинатин. Он старался с помощью Баака проникнуть в истинный смысл написанного:
"...мой брат, прекрасный, как луна в четырнадцатый день ее рождения. Картли благодарила тебя за щедроты твои, я - за жизнь твою. Но, кроме солнца, есть тьма. Ад состоит из семи пространств. В джегеннеме есть ущелье, в нем семь тысяч зданий, в каждом здании семь тысяч келий, в каждой келье семь тысяч черных змей, в желудке каждой змеи семь тысяч кувшинов, наполненных ядом. И все это вместилось в одной черной душе Саакадзе. Дышащий адским огнем джинн из Носте сейчас владеет всем твоим царством. И в его когтях трепещет твоя розовая птичка. Сколь великодушен и терпелив могущественный "лев Ирана!" Да будет тебе известно, что он на одной шелковинке подвешен к небу. Сейчас большие и малые страны в смятении. Дует ветер, вырывая с корнем все деревья и разрушая все здания, снося все горы, засыпая все моря, но величие шаха Аббаса непоколебимо. И неразумно тебе противиться доброй воле шах-ин-шаха. Внемли и моей мольбе! Воспользуйся пребыванием в Гулаби сына Караджугай-хана, отважного Джафара... Да будет твое решение решением богоравного. Путь твой к Картли лежит через мудрость. Приблизь время к своим желаниям. Что можно сегодня - нельзя завтра. Пришли с Джафар-ханом послание к шах-ин-шаху - грозному к врагам и милостивому к покорным. Все в полной мере возвратится к тебе. Иначе бойся, - терпение шаха может иссякнуть, и никогда не воссияет на твоем челе золотой венец".
Много еще нашла Тинатин ласковых слов и убедительных доводов. Луарсаб знал: послание это диктовалось Мусаибом, читал его грозный шах. Но Тинатин сумела вложить в строки, выведенные золотыми чернилами, тайный смысл. Иначе не запугивала бы джегеннемом и не советовала приблизить время к желанию...
Луарсаб задумчиво смотрел на мигающий огонек светильника. И вдруг с необычайной теплотой произнес:
- Мой верный друг Баака, все прощаю я Георгию Саакадзе за марткобскую победу. Пусть Моурави управляет царством. Кто добывает мечом, да воспользуется добытым.
- А муки царицы Тэкле? - тихо проронил Баака.
Низко склонил голову Луарсаб и больше до рассвета не произнес ни слова...
Четыре конных сарбаза, вскинув к небу медные керренаи, извлекали из них ужасный рев. И тотчас, словно мутный поток, прорвались из глиняных коридоров улиц заплатанные серо-коричневые плащи, грязно-бурые шапки, истоптанные, выцветшие чувяки.
Толпа с жадным любопытством теснилась к крепостным воротам. Не только выезд Джафар-хана нарушил будни гулабцев. Никто не оповещал базар, но торговцы уже с утра рассеянно смотрели на весы, то и дело поворачивая головы в сторону крепости. Старый чувячник еще на рассвете увидел, как сарбазы купали двух арабских коней и потом, накинув на них рысьи шкуры, провели их через большой мост. Значит, и второй конь предназначен знатному всаднику!
Пробудился и местный ферраши. Он нарядился в праздничную одежду и кожаным бичом усердно отгонял от крепостных ворот наиболее назойливых.
Дрожащей рукой Тэкле закрывала сердце. Не услышал бы кто, как стучит оно! Нетерпеливые горящие глаза сверлят глухое железо ворот. "Святая богородица, помоги мне!" - подхваченная непреодолимой силой, Тэкле рванулась вперед.
Лязгнули запоры, из раскрытой железной пасти выехали разодетые всадники. Впереди, в парчовом азяме, в чалме, вышитой золотом, - Керим, сопровождаемый двумя онбашами и рослыми телохранителями с длинными копьями наперевес. Затем следовал Луарсаб, от него по правую руку - Баака, по левую - Джафар-хан. Замыкали выезд охотники с соколами в клобучках и отряд сарбазов, вооруженных золочеными луками и стрелами.
На миг Луарсаб зажмурил глаза; открывавшийся перед ним простор слепил, как первый снег. Странное чувство восторга охватило его. В первый раз за три года он вскочил на коня... Нет, конечно, эта круглая страшная башня - жилище черных змей джегеннема, куда попал он, заблудившись на волшебной охоте в Картли! Больше не закрыто от него бирюзовой чадрой небо, картлийские горы, скинув зеленые папахи, буйно приветствуют его... Но почему рядом с ним не скачет старый Мухран-батони? Почему загадочно не улыбается Нестан? Почему огонь ревности не опаляет глаза Гульшари?.. О Иисусе!.. Луарсаб в смятении натянул поводья.
Не обращая внимания на многозначительный окрик Керима, Тэкле обхватила ногу коня и глазами, озаренными восторгом, глядела на побледневшего Луарсаба. Густая сетка укрывала ее от взоров любопытных.
- Мой Баака, - громко сказал Луарсаб, - передай бедной женщине полтумана. Скажи, пусть помолится за грозного шах-ин-шаха, за царственную Лелу, за Сефи-мирзу... ибо нет царя царей, кроме "льва Ирана", и жизнь смертных в его воле.
Тэкле опомнилась, намек об опасности дошел до ее сознания. Баака протянул монету, с упреком сказал:
- Ты заслоняешь путь царю!..
Схватив оброненную монету, Тэкле отбежала в сторону и долго стояла у высохшего колодца, следя, как оседает густая пыль, взбудораженная конскими копытами...
Удачу охоты Джафар-хан приписывал присутствию царя Картли. Спущенные соколы уже давно так ловко не преследовали и не клевали цапель и журавлей. Из крыла убитого вожака журавлей Джафар вытащил перо, попросил Луарсаба дотронуться и воткнул себе в чалму.
Яркие шатры разбросали вблизи зарослей дикого пшатника, и они казались огромными цветами, окаймленными серебристыми листьями. На вертелах повара подрумянивали сочную дичь и в медных кувшинчиках варили крепкий кофе.
Луарсаб точно пробудился, он без устали мчался через овраги и кустарники в погоне за козулей или антилопой. А иной раз на всем скаку осаживал коня, высоко закинув голову, следил за полетом диких голубей. Розовая тень сменила желтизну его щек, глаза заблестели привольным блеском. Довольный, наблюдал за ним Джафар-хан.
Неотступно следовали за царем Баака и Керим. Больше никому не позволил Джафар охотиться рядом. Но была и скрытая цель: он захотел, чтоб Луарсаб изведал радость свободы... Нет сомнения, царь больше не захочет вернуться во власть Али-Баиндура, предпочтет отправиться в Исфахан, где примет мохамметанство, а вместе с новой верой и свое царство...
Пятый день охоты был посвящен крупной дичи.
Луарсабу необычно везло, и он все дальше углублялся в степь...
- Не опасно ли? - забеспокоились онбаши.
