Геза Вермеш - Христианство. Как все начиналось
Иоаннов Иисус
Иисус Четвертого Евангелия имеет мало общего с популярным проповедником, о котором сообщают синоптики, «пророком из Назарета Галилейского», поставленного Богом вести покаявшихся современников в «Царство Небесное» (Мф 21:11; ср. Лк 7:16; 24:19). За вычетом ночной беседы с иудейским учителем Никодимом (Ин 3), где Иисус дважды упоминает о божественном Царстве, эта фундаментальная тема синоптических евангелий отсутствует в Четвертом Евангелии. Отсутствуют и притчи с их простыми и яркими образами, которые столь важны у Марка, Матфея, и Луки. Величественный, трансцендентный и властный Иоаннов Иисус предполагает, что его должны сразу принять и одобрить, и не тратит сил на попытки быть понятым. Он выше всех остальных и выказывает превосходство не только над посторонними – Никодимом (Ин 3), самарянкой из Сихара (Ин 4), недружелюбной галилейской толпой, возмущенной образами вкушения плоти и крови Иисуса (Ин 6) – но и над близким кругом апостолов и учеников. Когда последние шокированы высказыванием о вкушении плоти и крови Иисуса из-за каннибальских ассоциаций («какие странные слова! кто может это слушать»), Иисус не дает объяснений (Ин 6:60–62). Однажды Иисус упрекает в непонимании своего близкого ученика Филиппа: «Столько времени Я с вами, и ты не знаешь Меня?» (Ин 14:9). Иоаннов Иисус не тратит времени на дидактические изыски.
Иисус – Христос
Четвертое Евангелие не объясняет титулы Иисуса. Оно не раскрывает даже понятие «Мессия», хотя и видит необходимость дать греческий перевод («Христос»).
Сообщается, что некоторые соотечественники Иисуса сомневались в его мессианстве, в частности, на основании его происхождения из Галилеи (Мессия должен быть из Иудеи!): «Не сказано ли в Писании, что Христос придет… из Вифлеема, из деревни, откуда был Давид?» (Ин 7:42). Другие оспаривали мессианство Иисуса, полагая, что место происхождения Мессии должно быть сокрытым, об Иисусе же известно, что он – из Назарета (Ин 7:27).
Иоанну совершенно чужда идея мессианской тайны, характерная для Евангелия от Марка (а именно, повеление апостолам скрывать, что Иисус есть Христос). Его Иисус открыто говорит о своем достоинстве. После встречи с ним будущий апостол Андрей говорит своему брату Петру: «Мы нашли Мессию» (Ин 1:41). Когда Иоаннова Иисуса спрашивают, он ли Христос, он не дает уклончивых ответов вроде «ты сказал» (как у синоптиков). Скромности иудейского святого мы здесь не находим. О том, кто он, Иисус сообщает прямым текстом. Например, когда самарянка заговаривает о Мессии, Иисус торжественно объявляет: «Это Я, который говорю с тобой» (Ин 4:26). Он жалуется, что устал снова и снова повторять то, чему слушатели отказывались верить. Типичен усталый ответ группе иудеев в Иерусалимском храме. Они спрашивают, он ли Мессия, и он отвечает: «Я сказал вам, а вы не верите» (Ин 10:24–25).
Иисус – Сын Божий
Евангелие от Иоанна делает больший упор на то, что Иисус есть «Сын», а не на его мессианство. Здесь имеет место комбинация титулов Христос/Сын Божий/ Царь Израилев (Ин 1:41, 45, 49). Однако если в обычном иудейском словоупотреблении фраза «сын Божий» указывала на святость человека и его особую близость к Всемогущему (см. главу 1), у Иоанна она говорит о более глубоких и тесных взаимоотношениях. Поскольку бóльшая часть сведений об Иисусе в Четвертом Евангелии содержится в его речах о самом себе, получается, что мы читаем автобиографию, излагаемую от третьего лица. Однако если помнить о глубоких различиях между этим богословием и образом Иисуса в более ранних синоптических евангелиях, более резонно считать, что Иоанновы описания Иисуса – дело рук четвертого евангелиста, который многое добавил к унаследованным преданиям.
Иоаннов «Сын Божий» не обычный земной человек, а таинственная личность не от мира сего. Как мы уже сказали, он значительно выше не только обычных людей, но даже и своих учеников. «Вы от нижних, Я от вышних», – говорит Иисус в Ин 8:23. Он сошел с небес и после кратковременного пребывания на земле вернется на небеса, чтобы приготовить места ученикам в обители Отца. «Никто не восходил на небо, как только сошедший с небес» (Ин 3:13). Впоследствии Иисус снова сойдет на землю (ср. идея «второго пришествия»), чтобы возвести верующих в небесный дом. Одним словом, имеется в виду двойной обратный путь: сошествие – восхождение, снова сошествие – снова восхождение. Для Иисуса синоптических евангелий парусия была не частью первоначального плана, но следствием того, что его миссию неожиданно прервали. Для Иисуса Евангелия от Иоанна она изначально входила в вечный замысел. Иисус, сошедший с небес, возвещает:
...В доме Отца Моего обителей много. А если бы не так, Я сказал бы вам: Я иду приготовить место вам. И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я.
( Ин 14:2–3 )
Чтобы описать путешествие между небом и землей, Иоанн использует образ «Сына Человеческого», заимствованный из иудейской апокалиптической эсхатологии, где облака – небесный транспорт. Этот образ уходит корнями в Книгу Даниила и часто встречается в Новом Завете. О восхождении на небеса говорится в Дан 7:13 («Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий…»), Деян 1:9 («Он поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их») и 1 Фес 4:16–17 («мы, оставшиеся в живых… восхищены будем на облаках навстречу Господу в воздухе»). С другой стороны, в рассказах о Втором пришествии (Мк 13; Мф 24; Лк 21) имеется в виду нисхождение с небес на землю. Иоаннов Сын Человеческий (т. е. Иисус) есть бывалый путешественник в обоих направлениях. Что же касается образа «Сына Человеческого», несмотря на его большую богословскую нагрузку у Иоанна, он сохраняет идиоматическое значение, знакомое нам по синоптическим евангелиям (см. главу 2) и восходящее к арамейскому выражению «бар наша» (или «бар наш»), которое представляло собой окольный способ сказать о самом себе. «Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть плоти Сына Человеческого и пить крови его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий мою плоть и пьющий мою кровь имеет жизнь вечную, и я воскрешу его в последний день» (Ин 6:53–54).
Согласно богословской концепции Четвертого Евангелия, Сын послан Богом Отцом не как последний Судья, а как Податель жизни. Он есть Искупитель, который пришел «не судить мир, но чтобы мир спасен был через Него» (Ин 3:17). У Иоанна Страшный суд не вселяет такого ужаса. Логически можно было бы сказать, что осуждение есть провал божественного замысла, – в III веке это будет говорить Ориген, шокируя Церковь (см. главу 9). Конечная цель – жизнь вечная, которая обретается через веру во Христа. Ученикам Иисуса обещан «хлеб жизни» (Ин 6:47–48) и источник воды живой (Ин 4:13–14). Еще один источник жизни вечной – любовь. Она сходит свыше, где объединяет Отца с Сыном на небесах (Ин 3:35; 17:23), и распространяется на земле через единение Отца и Сына с верующими. Верующие должны любить Отца и Сына (Ин 17:23) и друг друга (Ин 14:21; 15:12). Следует заметить, что Иоанн явно обращается к неиудейским читателям. Лишь для них заповедь любить друг друга была новой (Ин 13:34). Судя по всему, языческое большинство Иоанновой церкви не было знакомо с Законом Моисеевым. Ведь в Законе сказано: «Люби ближнего твоего, как самого себя» (Лев 19:18). В синоптических евангелиях Иисус говорит своим галилейским ученикам, что братская любовь есть величайшая из древних заповедей (а не новая заповедь!): «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего…» (Мф 5:43; 22:39; Мк 12:31; Лк 10:27).
Взаимное пребывание – Отец в Сыне, а Сын в Отце – возводит Сына на мистические высоты и означает обожествление Христа. Отец и Сын обладают одним знанием и одной славой. В каком-то смысле они равны (хотя и не всегда – см. далее). Более того, Христос описан как подлинный образ Божий. Поэтому он имеет право сказать: «Видевший Меня видел Отца» (Ин 14:9). Сын и Отец едины, и это абсолютное прославление Сына затрагивает всех верующих.
...И славу, которую Ты дал Мне, дал им: да будут едино, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены́ воедино… Отче! которых Ты дал Мне… да видят славу Мою, которую Ты дал Мне, потому что возлюбил Меня прежде основания мира.
( Ин 17:22–24 )
Воплощение Сына произошло не только для того, чтобы искупить человеческие грехи, но и для того, чтобы верующие достигли обожения. Земная миссия Сына даст возможность ученикам Христа взойти в небесные обители, – картина, в которой есть нечто пантеистическое – но единение Сына с Отцом вечное и предшествует созданию вселенной. Эта Иоаннова концепция, вкупе с учением о Логосе, о котором речь далее, послужила отправной точкой для многих христологических размышлений II–III веков.
Концепция предсуществования, которая доминирует в Прологе, ярко выражена в одном из знаменитых речений «Я есмь». Это образные речения типа: «Я есмь хлеб жизни» (Ин 6:35); «Я есмь путь, истина и жизнь» (Ин 14:6). Однако в одном полемическом отрывке данная формула встречается сама по себе, без предиката. Контекст такой: группа иудеев недовольны Иисусом за слова, что слушающие его учение не вкусят смерти – мол, речи одержимого, ибо если даже святые патриархи и пророки библейского прошлого умерли, как могут ученики Иисуса избежать могилы? Неужели он больше Авраама? На это Иисус дает неожиданный ответ: «Прежде нежели был Авраам, Я есмь» (Ин 8:51–58). Смысл его не раскрывается, но судя по всему, имеется в виду древнее иудейское представление о том, что имя Мессии было создано Богом в вечности, до сотворения мира, и впоследствии открыто Аврааму. Следовательно, Христос мистически существовал в форме своего имени еще от основания вселенной, задолго до рождения праотца еврейского народа.
