Анатолий Лейкин - Портрет механика Кулибина
- Какие следы?
- Там, где ты с лестницы спрыгнул!
Авдей опустил голову, закрыл глаза руками. Просидел он так довольно долго. Мы терпеливо ждали, что будет дальше.
Наконец он отнял ладони от лица, мокрого от слез.
- Ведите в участок, - сказал он. - Меня и самого совесть замучила!
Тут и я вступил в разговор:
- Легко хочешь отделаться, Авдей! По твоей милости уже весь город взбаламутился и над безвинным человеком расправа готовится!
- Расправа? - удивился Авдей.
- Неужто не ведал, что творил? - насупил брови Орлов. - В воскресенье утром крестным ходом собираются к его дому идти и нечистую силу, тобой вселенную, изгонять!
- Как же так? - всплеснул руками Авдей. - Мне объявили, что Кулибину никакого вреда не будет! Или он сам мои каверзы откроет, или я их в субботу ночью уберу.
- Обманули тебя, Авдей, - вздохнул Орлов. - Странница Фекла уж во все колокола о нечистой силе растрезвонила.
- Такого я не хотел. Они обещали, что вреда Кулибину никакого не будет, только проверка...
- Кто они?
- Толком и не знаю. Имен они своих не называли. Разыскали меня так же, как вы сейчас.
- Один совсем небольшого роста? - спросил я.
- Ну да. А ты откуда знаешь?
- Видел однажды вас вместе, - ответил я, имея в виду минувшую ночь.
- Верно, - согласился Авдей. - Он вначале всюду за мной ходил и против Кулибина настраивал! Механик, мол, порчу наводит на соседний скот, засуха из-за него в прошлом году случилась...
- Так же и Фекла говорила, - вспомнил я.
- Что ж тут удивительного! - откликнулся Орлов. - Одна рука Авдея и странницу направляла. - И повернулся к Авдею: - Ты же Кулибина хорошо знаешь. Как же мог такой чепухе поверить?
- Поверишь тут, ежели все о том говорят!
- Кто все?
- На пристани, на базаре, на улице!
- Это еще далеко не все! Да и разве можно чужим умом жить?
- А своим - трудно разобраться. Я ведь неученый, только свое рукомесло и знаю!
- Сына бы своего спросил, Николку! Он бы тебе живо растолковал, кто такой Кулибин!
На Авдея жалко было смотреть. Одна щека дергалась, слезы путались в жидкой нечесаной бороденке.
- Я ведь шибко раскаиваюсь в том, что совершил! Деньги бы те пакостные швырнул в лицо заказчикам! И нечистую силу готов хоть сейчас убрать!
- Убрать ее и наш плотник сможет, - заметил Орлов. - А ты ныне лишь одним можешь свою вину искупить!
- Чем же?
- Всенародным покаянием.
- Согласен, - тяжело вздохнул Авдей. - Когда?
- Нынче же, на вечерней службе в Успенской церкви.
8
Дома у Пятериковых я проспал до пяти часов вечера. А когда проснулся, Петр уже прибыл из Подновья вместе с пожилым и немногословным плотником Федотом Дроздовым. Я закусил на скорую руку и вместе с ними, а также Орловым и Пятериковым-старшим отправился на вечернюю службу.
Храм гудел как растревоженный улей. Вокруг только и говорили о Кулибине. Предполагали, что о нечистой силе в его доме могут объявить сразу же после службы. Пока же все шло своим чередом. Священник читал молебен, а мы внимательно приглядывались к купцам и судовладельцам, стараясь определить, кому из них особенно по душе предстоящее действо.
Яков Васильевич указал на звероподобного, заросшего бородой до самых глаз судовладельца Дранникова.
- Начинал с бурлаков, - шепнул мне, - но недолго в лямке ходил. По слухам, ограбил хозяина и собственное дело открыл. А ныне бурлаков обдирает, как липку! Осетрова ты знаешь. На лису не только мастью, но и повадками похож. Скупает за бесценок гнилую муку и с хорошей смешивает! И вон тот гусь длинношеий с красным носом, Буланов, продувная бестия! Соляного пристава посулами* кормит и себя не обижает: за пуд соли заплатит, а берет - десять. А недостачу приятель его на полую воду списывает: заливает весной магазейны... Эх, друга Чаадаева Якова, друга моего, нет на них!
_______________
* П о с у л - взятка.
- Кто это? - спросил я.
- Литератор покойный, товарищ мой. Одного такого плута, взяточника и казнокрада Прокудина он в книге своей "Дон Педро Прокудуранте, или Наказанный бездельник" вывел. И издал ее, будто перевод с гишпанского неизвестной пьесы Лопе де Вега. То-то шуму наделала та книжка! Прокудину поневоле пришлось с поста директора экономии в отставку выйти.
- Ежели подручные таковы, то что же тогда о главных заговорщиках можно сказать?
- Осетров с компанией крупными аферами занимаются, стотысячные обороты у них!
Тут на нас зашикали со всех сторон, и мы замолчали.
Купцы и судовладельцы, подстриженные под горшок, с бородами-лопатами молились истово, далеко откидывая назад голову и с размаху ударяя в лоб перстами, сложенными в щепоть. Купцы просили удачи в торговых делах, личного благополучия. Особенно громко шептал Дранников, и я отчетливо слышал каждое его слово:
- Не дай пропасть трудам моим напрасно, дай удачи в делах, не разори, не выдай врагам на поругание! Покарай их, нечестивцев, не допусти новой пробы водоходной машины!..
Прислушиваясь к другим невнятным бормотаниям, я старался угадать, сколько еще врагов механика Кулибина или просто заблудших, поверивших страннице Фекле, недобрым словом поминают его, просят кару на его голову? Десять? Двадцать? Пятьдесят?
- Братие прихожане! - приступил к субботней проповеди отец Иннокентий. - Рад видеть я ныне такое многолюдство в храме. Многие беды происходят из того, что пропускаете вы службы, особливо субботние и воскресные! Занимаемся разной тщетой и празднословием, вместо того чтобы миром подумать о том, праведно ли мы живем, не обуяла ли нас гордыня...
- Что же медлит Авдей? - заволновался я. - Ведь священник явно подводит к Кулибину!
- Пора бы! - подтвердил Орлов.
В напряженном ожидании вытянули головы купцы и лавочники.
- Люди добрые! - прерывая священника, раздался вдруг зычный голос Авдея почти от самых дверей. - Дозвольте тотчас же покаяться в неправедном поступке!
И сразу же взорвалась благостная тишина. Прихожане зашумели, задвигались, стараясь увидеть говорящего. Но кое-кто еще раньше узнал его по голосу.
- Да как ты смеешь, плотник Авдюшка, - закричал один из лавочников, прерывать проповедь? Али пьяный ворвался в храм?
- В трезвом уме и здравой памяти, - отчеканил тот, пробираясь к амвону, - хочу я пресечь клевету, возведенную по моей вине на механика Кулибина!
Громкие крики заглушили его голос. Одни требовали, чтобы плотника немедля вывели из храма, другие, напротив, желали выслушать его. Последних было большинство, и как ни старался священник взять сторону купцов и лавочников, противящихся исповеди, в конце концов вынужден был уступить.
- Да, я совершил подлость! - повторил Авдей, выйдя к амвону. - Все уже, верно, слышали о нечистой силе в доме Кулибина. Так вот, это я вселил ее туда. Враги задумали опорочить его. Вот и уговорили меня совершить пакость хорошему человеку.
Последние его слова утонули в сильном шуме.
- Враки это! - выкрикнул кто-то из лавочников. - Кулибин его подговорил!
- Неправда! - снова загремел голос Авдея. - Никто меня не подговаривал. Это совесть во мне заговорила! Все желающие могут посмотреть, как я все хитрые штуки свои убирать стану! Поставил я их по заказу, а странницу Феклу нарочно направили туда, чтобы слухи по городу распустить!
- Коли так - назови заказчиков! - выкрикнули из толпы.
- В том-то и дело, что не могу! Они ведь сами ко мне не пришли, холопов своих направили. Думаю только, что здесь они и слова, обращенные к ним, слышат. Только вряд ли покаются они так же, как я. Яко тати в нощи привыкли поступать...
- Что же это такое делается? - растерянно поворачивался во все стороны Дранников, ища у соседей сочувствий. - Какой-то грязный плотник храм в торжище превратил! До чего дожили! Отец Иннокентий, вразуми нечестивца, иначе мы его сами капитан-исправнику сдадим!
От дверей, где стоял народ попроще, неслось возмущенное:
- Пусть говорит! Не имеете права на исповеди рот затыкать! Самих аршинников, обирал проклятых, привлечь бы к ответу, они небось все и подстроили!
Пришедший в себя отец Иннокентий угрожающе поднял крест:
- Прокляну, нечестивцы! Не позволю храм в ярмарку превращать! А за тяжкий грех, безобразие, учиненное в храме плотником Авдеем, налагаю на него епитимью*, отлучаю от святого причастия на год!
_______________
* Е п и т и м ь я - наказание, налагаемое духовным лицом на кающегося грешника.
Авдей выслушал приговор, помедлил немножко, повернулся и направился к выходу. Прихожане расступались перед ним, давая дорогу. Кто-то крикнул:
- Считай, Авдей, что искупил ты тяжкую вину всенародным покаянием!
Он поклонился в ту сторону, ответил:
- Спасибо, люди, что отпускаете мне тяжкий грех! Нечистую силу я тотчас же убирать отправляюсь, духа ее там не останется, можете проверить! И капли вина больше в рот не возьму.
Через минуту в храме вновь установилась тишина, и отец Иннокентий закончил прерванную проповедь.
