Роберт Бартлетт - Становление Европы: Экспансия, колонизация, изменения в сфере культуры. 950 — 1350 гг.
За время, прошедшее после 1070 года, изменились и методы ведения войны. Строительство замков на севере Англии означало, что захватчики столкнулись с новыми трудностями. Рыцари, засевшие в английских замках, могли совершать неожиданные вылазки и обращать скоттов в бегство{211}. Их необходимо было нейтрализовать. Возможно, что для этого могла потребоваться длительная осада. В одном случае король Давид держал в осаде замок Уорк на протяжении трех недель, применяя «арбалеты и механизмы»{212}. Замки являли собой новую цель и новый инструмент ведения войны. Они таили в себе не только новые сложности, но и новые возможности. Для Малькольма III, в конце XI века, вопрос «захвата» Нортумберленда вряд ли бы стоял. Он мог жечь, грабить, порабощать. Он мог взыскать дань или отступного либо взять заложников. Но как только его люди возвращались в Шотландию, все его внешнее могущество сводилось к потенциальной угрозе соседним народам. Когда же на Севере были отстроены замки, захват этой земли стал более реальным: отныне он означал захват и удержание замков. За несколько лет до вторжения 1138 года Давид I как раз это и сделал: «огромным войском он занял и удерживал пять замков»{213}. В число этих пяти входили Карлайл, Ньюкасл и Норэм — те самые замки, которые были воздвигнуты для отпора скоттам. Парадоксально, но фортификационные сооружения, призванные защищать от вторжения, сделали это самое вторжение и завоевание куда более реальным и продолжительным. Замки стали инструментом для осуществления владычества.
Напряжение и трудности, с которыми сталкивалось королевство, оказавшись перед лицом описанного выше военно-политического процесса, наглядно проявились на поле боя при Норталлертоне, где в 1138 году состоялась так называемая «битва Штандартов» между скоттами под водительством короля Давида и англо-нормандскими войсками Северной Англии. Перед самым сражением в стане скоттов произошла отчаянная ссора. Король и его нормандские и английские советники решили выставить в авангард «так много рыцарей в доспехах и лучников, как только возможно». Тотчас же возроптали воины Галлоуэя: «Чего, о король, ты робеешь, и почему так страшат тебя эти железные доспехи, что ты видишь вдалеке?.. Мы уже побеждали людей в кольчугах». Один из шотландских эрлов даже похвалялся: «О король, зачем ты идешь на поводу у этих чужеземцев, когда ни один из них, при всей их броне, в сегодняшнем бою не останется стоять передо мною, хоть я и без доспехов!» В ответ один придворный нормандец обвинил эрла в бахвальстве, и ситуация разрядилась только тогда, когда король согласился поставить отряды Галлоуэя вперед.
В сражении сразу стало ясно, какие трудности для противника таят в себе новые методы ведения боя. Воинские порядки отличались разительно. Передовые отряды скоттов образовали галлоуэйцы, «незащищенные и голые», с копьями и щитами из воловьей кожи. За ними двигались войска под командованием сына короля, в составе рыцарей и лучников. Собственная гвардия короля включала английских и французских рыцарей, эти больше походили на противника, нежели на передовые отряды своего войска{214}.
В «битве Штандартов» галлоуэйцы отважно и решительно шли вперед, воодушевляя себя боевыми возгласами, но их остановили плотные ряды закованных в броню рыцарей и град стрел — «северные мухи с жужжанием вылетали из колчанов и обрушивались на них, как ливень». «Сплошь покрытые стрелами, как еж иголками», лишившись сраженных в бою командиров, остатки шотландского войска дрогнули. Вскоре англичане перешли в наступление, рыцари шотландского короля увели его с поля боя, и вся армия скоттов обратилась в бегство. До самой границы ее атаковали еще и местные племена, которые давно страдали от шотландских грабежей и набегов. Король Давид, должно быть, мечтал, чтобы у него было больше иностранных рыцарей и баронов, а военные преобразования шли быстрее — тогда они могли бы продвинуться дальше.
Его внук Вильгельм I Лев (1165–1214) продолжил политику короля Давида. «Он всячески привечал, любил и держал при себе иноземцев. Своих же земляков он никогда не жаловал». В 1173–1174 годах он вторгся в Англию в попытке захватить Нортумберленд, где надеялся «заполучить замок и его главную башню». Вильгельм начал осадную войну. Его осадные орудия, однако, были несовершенны (одна метательная машина поубивала нескольких собственных воинов — этот случай похож на описанную выше историю с прибалтами, произошедшую 30 годами позднее), однако в целом война была похожа на тогдашние военные действия во Франции или Германии. Помимо не защищенных доспехами местных ополченцев, в его армии были собственные рыцари и многочисленные французские наемники. Когда читаем о сражении при Альнвике, где король был взят в плен, то узнаем о том, насколько мужественно проявил себя король скоттов. В отношении него употребляются эпитеты pruz и hardi (мудрый и храбрый) — классическая похвала рыцарю тех времен. Рыцари Шотландии называются «славными вассалами» (mult bons vassaus), о них сказано, как, сражаясь с английскими рыцарями, они проявляли взаимное уважение, как были вынуждены сдаться и ожидать выкупа. Один поединок между рыцарями двух армий описан в таких выражениях:
«В тот день особо отличился Вильгельм де Мортимер. Как разъяренный вепрь, носится он в гуще противника. Он наносит серию мощных ударов, но в ответ получает не менее сильные. Вдруг он оказывается лицом к лицу с бесстрашным рыцарем, лордом Бернаром де Бейлиолем… Он повергает его вместе с боевым конем наземь, но освобождает под честное слово, как полагается между рыцарями. Лорд Бернар проявляет себя наилучшим образом, он достойный противник. В конце сражения слава достанется тому, кто лучше бьется мечом и положит больше врагов»{215}.
Единственное, что отличает в данном эпизоде шотландских рыцарей от английских, это то, что они находятся в противоборствующих станах. Если верить одному источнику, то король Вильгельм по ошибке сначала принял наступающих англичан за своих людей, возвращающихся из очередного набега{216}. Вот наглядный показатель того, насколько внешне стали похожи конницы двух армий. И этот момент отлично уловили галлоуэйцы. Для них английская знать и пришлые аристократы нормандского происхождения являли собой такого же противника, как армия с южных рубежей. Как только они услыхали о захвате короля Вильгельма в сражении при Альнвике, они поднялись, разрушили все новые замки, выстроенные в Галлоуэе, и поубивали всех чужаков, каких сумели отыскать{217}. Эта их акция показывает, насколько напряженная борьба развернулась в Шотландии в результате появления там, пускай по приглашению правящего дома, новой знати, владевшей передовым военным искусством. Тем не менее будущее было за чужаками. В XIII веке именно армия закованных в латы воинов и арбалетчиков обеспечила шотландцам превосходство над «незащищенными и голыми» жителями острова Мэн{218}. К XIV веку потомки нормандских рыцарей уже владели шотландской короной.
Процесс, протекавший в Шотландии между XI и XIV веками, имеет параллели и в других странах. Так, Померания, которая в конце XI века была страной легкой конницы, набегов за рабами и политически раздробленного общества, за XII–XIII века изменилась кардинально. Пригласив многочисленных германских рыцарей, даровав им землю и заполучив их к себе на военную службу, местная правящая династия тем самым укрепила собственное могущество и получила возможность, наподобие Шотландии, противостоять натиску извне. В грамотах померанских князей первой половины XIII века год от года растет число свидетельских подписей немецких рыцарей, и они все больше напоминают документы типа жалованной грамоты Аннандейля, упомянутой в Главе 2. Написанный в другое время и в другом месте, этот документ был сродни грамотам, порожденным схожими мотивами и побуждениями.
В скандинавских королевствах, как и в Шотландии, прогресс в военной области совершался без завоевания извне. Датские гражданские войны 30-х годов XII века знаменуют появление немецкой тяжелой конницы и осадной техники в Скандинавии: в 1133 году в Роскильде саксы построили осадные машины, и на следующий год триста немецких «сильнейших воинов» (milites… fortissimi) принимали участие в битве при Фотевике{219}. Однако внедрение военных новшеств и привлечение иноземных рыцарей явно проходило под контролем местных правителей. Хотя между сторонниками передового военного дела и консерваторами шла ожесточенная борьба{220}, скандинавские правящие династии и знать на всем протяжении периода военной модернизации сохраняли свою власть и независимость.
Привлечение в свое войско нормандских рыцарей королями Шотландии, так же, как германских — правителями Померании или Дании, может иметь двоякое объяснение. Во-первых, и это причина более общего плана, найм иностранных воинов сам по себе имел определенную привлекательность в глазах любого средневекового правителя. Ни один из них не стремился развивать национальную государственность, зато все жаждали укрепления и расширения своего военного могущества. Самым простым способом добиться этого и был набор воинов с их последующим вознаграждением. Никаких причин ограничивать этот набор политическими барьерами не было. В действительности для правителя в нем были реальные преимущества. Иноземные воины, во всяком случае поначалу, оказывались в полной зависимости от того монарха, которому служили. Они никак не были связаны с местной аристократией, не были привязаны к этой земле, а потому их преданность не подвергалась сомнению, и они не могли составить серьезного соперничества власти. Они были мобильны, стремились проявить себя и заслужить награду. Вот почему не приходится удивляться, что военные дружины многих крупных правителей Средневековья в значительной степени состояла из иностранных воинов. Однако в таких областях, как Шотландия или земли западных славян, эти соображения общего порядка подкреплялись еще и некоторой спецификой: здесь чужаки были носителями более совершенной техники ведения войны. Это объясняет приход англо-нормандцев в Шотландию и ту роль, какую сыграли в XII–XIV веках в Польше, Богемии, Венгрии и других землях Восточной Европы немецкие гости (hospites){221}. Говоря словами одного венгерского проповедника, «по мере того, как из разных земель приходят поселенцы, они несут с собой разные языки и обычаи, разные умения и виды оружия, которые служат украшению и славе королевского дома и смиряют гордыню внешних правителей. Королевство, в котором есть только один народ и одна традиция, обычно слабое и непрочное»{222}.
