Клара Маштакова - Легенды и были Кремля. Записки
Читаю медленно, переводчик не нужен, Уолтер сам переводит супруге слова великого писателя: «Не может быть непонятно большим массам искусство только потому, что оно очень хорошо, как это любят говорить художники нашего времени. Скорее предположить, что большим массам непонятно искусство потому, что искусство это очень плохое или даже и вовсе не искусство».
«Боже мой, — говорит Уолтер, — такое впечатление, что Толстой живет с нами сегодня…»
Когда я стала рассказывать о том, как в молодости Крупская послала письмо великому писателю, как получила ответ от его дочери Татьяны Львовны Толстой, как по поручению Льва Николаевича Крупская правила сытинское издание романа А. Дюма «Граф Монте-Кристо», мой уважаемый гость стал записывать каждое мое слово, тихо повторяя: «Невероятно, невероятно!..» Наконец, когда, заканчивая рассказ о Л. Толстом, я привела слова Ленина о величии и гениальности писателя, Уолтер заметил: «Любовь Ленина к Л. Толстому, его произведениям неудивительна: гений всегда ценит гениальность других…»
Уолтер Керр, прощаясь, сказал: «Мы сегодня целый день провели в Кремле. Как все прекрасно сохранено! Мы потрясены».
«Уолтер Липман после возвращения из Москвы говорил нам, — добавила Виллиан, — что Кремль — седьмое чудо света, и я почувствовала это, находясь в сказочном Теремном дворце, осматривая древние храмы и сокровища Оружейной палаты».
— Уолтер Липман? — переспросила я.
— Да, да, — подтвердили супруги, — у вас его печатали даже во времена Сталина.
В 1956 г. Липман действительно посетил музеи Кремля, и сопровождала его я. О том, что музей Ленина в Кремле открыт для обозрения, У. Липман узнал накануне отъезда на родину. Дело происходило на пресс-конференции в гостинице «Советская» поздно вечером, когда на вопрос «Был ли господин Липман в кремлевской квартире В.И. Ленина?» он ответил: «Нет, не был, но если музей открыт, то завтра обязательно побываю».
На другой день, уплатив неустойку за всех пассажиров рейса Москва — Париж, господин Уолтер Липман вместе с супругой и переводчицей пожаловал в музей. А самолет ждал…
Представив гостей, молоденькая прелестная переводчица заметила: «Экскурсия должна быть очень краткой, не более 30 минут, за каждую минуту господин Уолтер платит огромную сумму». Тут вмешалась госпожа Липман: «Платим мы, а не вы, рассказывайте как можно больше». Она говорила на чистейшем русском. Заметив мое удивление, го-130 стья, иронически усмехнувшись, добавила: «Ведь я из «бывших. Экскурсия продолжалась вместо положенного часа полтора часа.
Тепло попрощавшись, У. Липман вдруг сказал: «Вы думаете, я пришел сюда случайно? Отнюдь нет, чтобы знать русского человека, надо знать Ленина, ведь в душе каждого русского живет он. Ленин — выдающийся деятель нашей эпохи. Обладая феноменальной властью над миллионами человеческих жизней, он никогда не использовал эту власть в личных целях, вот почему его имя навсегда войдет в историю человечества».
Выслушав рассказ о встрече с У. Липманом, Уолтер Керр сказал: «Мы долгие годы дружили семьями, я хорошо знал Уолтера. Он никогда ничего не делал зря…»
Работая так долго в музее, встречаясь с выдающимися людьми, я почему-то никогда ни у кого не просила автографа, считая это нетактичным. Но было одно-единственное исключение.
В мае 1967 г. в музей пришел замечательный американский художник, всем известный борец за мир, в те времена президент Национального американского комитета американо-советской дружбы Рокуэлл Кент. В Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина можно видеть картины художника, а сам он подарил советскому народу восемьдесят полотен и большую часть созданных им за свою жизнь графических произведений. В противоположность своим соотечественникам, Рокуэлл Кент внешне сдержан, замкнут, как говорят, «застегнут на все пуговицы». Но это — первое впечатление… Разговорился наш знаменитый гость в библиотеке Владимира Ильича, когда увидел в книжном шкафу книгу-альбом С. Глаголя «С.Т. Коненков»: «Я знал Коненкова, мы не раз встречались в Америке. Это замечательный самобытный скульптор России. Говорят, что он здравствует и живет в Москве сейчас». «Да, — подтвердила я, — мы недавно были в гостях у Сергея Тимофеевича, возили ему именно этот альбом. Он живет на улице Горького, там же у него мастерская!» Рокуэлл Кент что-то записывал…
Мы продолжали осмотр музея уже в более непринужденной обстановке. Когда разговор зашел о том, что в редкие минуты отдыха Ленин любил уезжать за город, на природу, художник спросил: «Что он любил — лес, горы?» «Я скажу вам словами Крупской, — ответила я. — «Ужасно любил природу, любил горы, лес и закаты солнца»». — «Закаты солнца, — медленно повторил Рокуэлл Кент. — Я тоже предпочитаю всем сменам дня закат. И горы, горы, — вслух раздумывал художник. — Высшая красота природы — горы. Я много писал их… — И вдруг добавил неожиданно: — Вы счастливый человек, вы каждый день незримо соприкасаетесь с Лениным».
Прощаясь, я позволила себе подарить художнику свою первую книгу — путеводитель по музею на английском языке, сделав авторскую надпись. И вот тогда-то я попросила Рокуэлла Кента на другом экземпляре оставить свой автограф. Он написал по-английски: «Рокуэлл Кент. Май. 31.1967».
Прощаясь и крепко, по-мужски, пожав мне руку, он сказал: «Я всегда защищал идею дружбы с Советским Союзом».
Спустя двадцать лет после этой встречи, просматривая автобиографию художника под названием «Это я, Господи», нашла я подтверждение высказанным словам художника. Вспоминая о своем выступлении перед студентами Шимплейн-колледжа в Плейсбур-ге, Рокуэлл Кент писал: «Я говорил о проблемах, которые требовалось решить, чтобы выиграть мир — мир, за который мои слушатели воевали; я призывал аудиторию защищать идею дружбы с Советским Союзом. Студенты слушали меня затаив дыхание и после окончания лекции устроили мне овацию. Если бы мы только могли тронуть сердца молодежи, какой прекрасный мир она построила бы для нас!»[26]
Весной 1979 г. состоялся несколько необычный визит в музей президента Франции господина Жискара д’Эстена.
27 апреля с утра директору музея сообщили, что президент Франции выразил непременное желание посетить кремлевский кабинет и квартиру В.И. Ленина. Время посещения предположительно планировалось на 18–20 часов, но правительственные переговоры затягивались. И когда кремлевские куранты отбили 11 часов ночи, когда начали расходиться корреспонденты, когда музей готовился к закрытию, раздался звонок из комендатуры Здания Правительства: «В кремлевскую квартиру следует президент и сопровождающие лица!»
Напольные часы в столовой кремлевской квартиры Ульяновых показывали 23 часа 10 минут, когда господин Валери Жискар д’Эс-тен переступил ее порог. Президент был очень внимателен, казалось, никуда не торопился, слушал спокойно более чем получасовой рассказ гида. По окончании визита он записал в книге гостей: «Ленин всегда в памяти человечества».
К сожалению, не удалось разыскать фотоснимки, сделанные в музее, но сохранился снимок, сделанный утром этого же дня на Красной площади, когда президент Франции возлагал прекрасный венок из живых цветов к мавзолею В.И. Ленина.
Это посещение кремлевского кабинета и квартиры первого главы правительства Советской России в столь поздний час — дань глубокого интереса и уважения Валери Жискара д’Эстена к Ленину. Ведь обязать высокого гостя этим посещением никто бы никогда не осмелился, даже в те времена.
Вряд ли президент Франции знал, что задолго до него, в 1956 г. два других замечательных, известных всему миру француза, вернее француза и француженки, тоже с восторгом прошли по музеям Кремля. Это были Ив Монтан и Симона Синьоре. Молодые, прекрасные, в зените славы…
Ив Монтан и Симона Синьоре приехали в нашу страну впервые в декабре 1956 г. Успех знаменитого французского шансонье в Москве был грандиозен. Мне посчастливилось не только слушать Ива Монтана в концерте, но и встретиться с ним и его супругой, известной актрисой Симоной Синьоре.
В один из хмурых и снежных дней уходящего года в течение 3–4 часов я показывала этой замечательной паре достопримечательности Кремля. Экскурсия началась с осмотра Оружейной палаты. Ив Монтан никак не хотел уходить от витрин, где была представлена богатейшая коллекция холодного оружия. Ему очень понравились кинжалы восточной и русской работы, ножны которых выполнены из золота и серебра и сплошь усыпаны алмазами, рубинами и изумрудами. Я перевела надпись, сделанную на одном кинжале: «На смерть врагу, на защиту друга». «Этот девиз достоин рыцаря на все времена», — сказал Ив Монтан.
А Симона Синьоре была в восторге, увидев редчайшую коллекцию коронационных одежд русских царей и цариц. Особенно долго она рассматривала платья из серебренного глазета, сшитые по французской моде для Екатерины II. Ее изумлению не было предела, когда я сказала, что шлейф прекрасной кружевной серебряной мантии Елизаветы Петровны во время шествия поддерживали девять пажей, так как длина его была пять метров и весил он пять килограммов, и что гардероб императрицы насчитывал 15 тысяч платьев.
