Николай Григорьев - Бронепоезд Гандзя
Машинист, рассказывали, даже потемнел весь и затрясся. "Пошел вон! закричал он и чуть не влепил свои часы матросу в лоб. - Тут тебе не аптека со склянками, а паровоз!"
Едва я помирил их после.
Пустяковый как будто случай, ерунда! И сделай это кто-нибудь другой, не матрос, тут бы и говорить не о чем: ну, поссорились двое из команды - и помирились. Только и всего. Но Федорчук своим поступком меня прямо обескуражил. Да и это, как обнаружилось, была не первая его выходка. Я-то оставляю его для порядка заместителем командира, а он в это время сам первый колесом ходит!
"А все это от тылового сидения, - раздумывал я, - одно к одному... Живые же люди, черт возьми!"
Я вспомнил, как стремился наш погибший Васюк своими руками - только своими! - бить петлюровцев. А все остальные бойцы? Как они оживляются все, когда хоть изредка выдается им случай вместе с Малюгой ударить по белым прямой наводкой!
"Пойти разве в штаб к Теслеру, - подумал я, - да пустить слезу: так и так, мол, товарищ комбриг, работаем все время на глазок, без приборов, и от этого чересчур много снарядов расходуется, жалко. Разрешите выходить для стрельбы на передовую?.."
Нет, не выпустит - он и разговаривать не станет... Эх, была бы уж эта броня из Киева! Развел бы машинист пары, дал полный вперед, и покатил бы наш бронированный поезд прямо в пехотную цепь. Всякие эти дальномеры и буссоли в сторону, стреляй по зеленым кителям прямой наводкой. Бей их, как куропаток из ружья!
А ты вот стой в тылу и не двигайся. Для всех железная дорога как дорога, чтобы по ней ездить. А для тебя она точка "О" - вершина треугольника, дальномер - все что угодно, только не железная дорога!
Я уже наладился было к Теслеру. Но тут неожиданно произошел случай, который сразу всколыхнул всю команду.
Мы встретились с Богушем.
Вот как произошла эта встреча...
Глава восьмая
Бои шли уже под Жмеринкой, у самой магистрали Киев - Одесса. Красноармейцы и местные жители рыли вокруг станции окопы; из Киева экстренными поездами прибывали отряды вооруженных рабочих; в штабе бригады появились начальники из высших штабов - подготовлялось все к упорной обороне жмеринского узла.
И вдруг стало известно, что петлюровские войска обходным маневром сосредоточили силы в четырех-пяти верстах от Жмеринки, у высоты "46,3". С этой стороны их не ждали. Но комбриг дал белым подготовить весь их план удара и решил взять врасплох.
Был рассвет. За ночь мы почти вплотную подобрались к высоте "46,3" плешивой, разбитой ветрами песчаной горе с одиноким деревцом на вершине. Сразу за горой находились петлюровцы.
Я полз с телефоном. Никифор, мой телефонист, не отставал от меня, волочил по земле катушку и разматывал провод.
Для своего наблюдательного пункта я выбрал возвышенное место у полотна железной дороги. Отсюда можно было взять дистанцию до горы напрямик, по телеграфным столбам.
Плешивая гора была в версте от меня, а поезд стоял в двух верстах позади, скрытый за поворотом дороги.
Я только что проводил с НП комбатра-2. Он сам разметил мне цели, помог сделать расчеты и вообще дал советы, как лучше действовать.
Мне оставалось только передать данные для стрельбы на поезд матросу. Никифор сел к телефону, я стал диктовать ему по записке:
- Цель номер один - гребень высоты. Дистанция - семьдесят делений...
- А по столбам у вас просчитано? - перебил по телефону матрос.
- Просчитано, - сказал я, сам взяв трубку. - Пиши дальше, да поживее. Дистанция семьдесят. Поворот орудия вправо от линии фронта на два тире ноль-ноль делений угломера.
- Есть, записано, - пробурчал через минуту матрос. - Цель номер два какая?
- Цель номер два - пункт выхода железной дороги из-за высоты...
- Ага, понимаю. - Матрос одобрительно крякнул в телефон. - Это на случай, если тот бронепоезд, с башнями, сунется. Толковая цель номер два, толковая... Сам подам снаряд в орудие!
Я отвел трубку в сторону и нажал кнопку аппарата, чтобы прервать его разглагольствования.
- Вот ты, Федорчук, болтаешь языком, - сказал я, - и как раз не то запишешь. Пиши: дистанция - девяносто пять. Слышишь? Наоборот не запиши, а то как раз по наблюдательному пункту снаряд влепишь!
- Пишу, пишу, девяносто пять...
Наконец матрос записал все, что нужно; я положил трубку на аппарат и стал свертывать папиросу.
У меня дрожали руки и колени: шутка сказать - проползти этакий косяк открытым местом, по полю! Но тревоги бессонной ночи теперь остались позади. Я замечал уже не раз: какой бы тяжелый бой ни предстоял, но если к нему изготовишься вовремя и на бронепоезде у тебя все в порядке, сразу делается легко и спокойно.
Прислонившись головой к столбу и покуривая, я стал наблюдать за молодым сосняком под горой. Там, собрав ударную группу из лучших бойцов, красноармейцев и рабочих, находился сам комбриг. Он должен был дать перед атакой ракету.
Никифор, проверив в последний раз телефон, растянулся около меня на спине и глядел на пробегавшие облака.
- Так, значит... - сказал он и, пошарив рукой вокруг себя, сорвал травинку. - Станцию, значит, Жмеринку обороняем. Никак уж нам эту станцию отдавать не приходится... Магистральная!
Он повернулся со спины на живот и поправил на себе фуражку.
- А что, товарищ командир, правду говорят, что к нам на поддержку курсанты из Киева идут?
- Разное, Никифор, говорят...
- А хорошо бы, чтоб пришли. У меня там братишка. Год уже как не видались...
- Ну, верно? У тебя брат курсант?
- Курсант, - кивнул Никифор. - Первой роты и первого взвода! Он у нас кузнец, во - в плечах! Однажды в деревне немцы стояли, так он с одним ручником - молоточек такой легонький - на самого обера вышел. Вот ребята наши в поезде не верят, а какой же мне интерес врать?
Я смотрел не спуская глаз на сосняк, чтобы не пропустить ракету, старался подавить в себе волнение, которое всегда мучительно перед боем. А Никифор не спеша продолжал говорить.
Он рассказал, что их в семье три брата и все в Красной Армии. Старший брат, кавалерист, служит в отряде Григория Ивановича Котовского (Котовский действовал где-то от нас неподалеку). Второй брат, курсант, в Киеве.
- А я вот при вас, - сказал Никифор, задумчиво перекусывая травинку. Матушка теперь сама одна и пашет и косит... Чудная она! "У меня, говорит, - три сына, и все на одну букву: Микола, Митрий и Микифор". Поправишь ее: матушка, вы грамматических упражнений не знаете, глядите, как в книжке-то имена пишутся. А она в ответ: "Я, - говорит, - в книжки не глядела, когда вас ростила. Убирай за пазуху свою книжку!" Так и стоит на своем, никак на грамоту не поддается!
Никифор помолчал.
- А что же, товарищ командир, ведь если разобраться, то и верно - все мы на одну букву: красноармейцы...
- Ракета, Никифор. Сигнал!
Мы оба, застыв, следили за полетом ракеты.
Словно червячок протачивал небо - все выше, выше...
И не успела еще ракета погаснуть, как обе наши батареи, загрохотав, скрестили огонь на высоте "46,3". В воздухе забелели облачка шрапнелей...
- Вот ловко ударили батарейцы, а? - в восторге крикнул Никифор и бросился к аппарату.
- Давай, Никиша, давай! - заторопил я телефониста. - Цель номер один, огонь!
Сердито урча, прошел верхом наш двухпудовик. Рраз! Словно фонтан ударил из горы.
- Хорош! - крикнул я, глядя в бинокль. - Еще снарядик... Есть, хорош, прямо по горке! Так, Никифор, так. Удлинить прицел на десять делений... Есть, за горку пошел снаряд! Еще парочку туда же... Есть. Теперь вправо снарядик, на два деления угломера! Теперь влево... Передай: так бить, с рассеиванием. Ишь, гады, где запрятались - на обратном скате! Ладно, и с той стороны горку подметем. Беглый огонь!
Никифор глотнул из фляжки воды и опять припал к телефону.
Вся гора уже дымилась от тяжелых гаубичных разрывов. Как молотилка, вымолачивала ее наша гаубица. Недаром сегодня в команде аврал: всех я поставил к орудию - и артиллеристов, и пулеметчиков. Вон как у них дело пошло!
Били по горе, но я присматривал и за окрестностями. Противник мог появиться отовсюду. И действительно, в самый разгар артиллерийской подготовки вдруг на горизонте запылил транспорт белых, потом, через несколько минут, показались змейки резервной пехоты. Пришлось подбросить снарядов и туда. Трехдюймовки с наших батарей сразу же переняли у меня обе эти цели, а я, освободившись, вернулся к цели номер один - продолжал месить своими двухпудовиками обратный скат горы.
Застигнутые врасплох, петлюровцы почти не отстреливались, так на дурачка, пошвыряли снаряды в ответ. Два или три раза с горы начинали бить пулеметы, но мы живо их угомонили.
Никифор подсунул мне трубку - вызывали меня.
- Ну как там? Ну что? - загремел в телефоне голос матроса. - Выкурили их? Или все еще сидят за горой?
- Навались, - кричу, - наддай жару! Не жалей рук!
- Выходят! - вдруг гаркнул Никифор. - Вот они, глядите!
- Где? - Я бросил трубку. - Да, да, выходят... Ух ты, сколько их!.. Прямо стадом повалили. Постой-постой, куда же это они?.. В сосняк бросились! Гляди, прямо на комбрига!
