Николай Григорьев - Бронепоезд Гандзя
- Навались, - кричу, - наддай жару! Не жалей рук!
- Выходят! - вдруг гаркнул Никифор. - Вот они, глядите!
- Где? - Я бросил трубку. - Да, да, выходят... Ух ты, сколько их!.. Прямо стадом повалили. Постой-постой, куда же это они?.. В сосняк бросились! Гляди, прямо на комбрига!
Я затаил дыхание, прислушиваясь.
- А-а-а-а! - донеслось оттуда.
- Есть, наши в штыки ударили! Ура-а-а!.. - подхватили мы с Никифором в две глотки.
А через поле, наперерез наступавшим, несся уже наш эскадрон. Будто клубок покатился, все разматываясь, разматываясь... Блеснули шашки... Взмах справа, слева - пошла рубка!
- Знамя их срубили, знамя! - взвизгнул от восторга Никифор. - Глядите, раз-два - и нету желто-блакитной тряпки!
И вдруг меня с ног до головы окатило дымом. Я закашлялся и присел... Что такое?
Дым валил снизу от железной дороги.
Я сделал Никифору знак, чтобы молчал, а сам, нырнув в траву, осторожно пополз к обрыву. Глянул с обрыва вниз и обомлел. Башни, серые вагоны... Прямо передо мной стоял петлюровский бронепоезд. "Цель номер два... Как же это я прозевал?.. Да ведь он сейчас на Жмеринку прорвется!" При этой мысли я даже похолодел весь.
В эту минуту в броневой стене вагона открылась потайная дверца. Я совсем припал к земле, чтобы как-нибудь не выдать себя... Чья-то нога в сапоге вытолкнула наружу веревочную лестницу, и по ней один за другим спустились два офицера в английских, табачного цвета, костюмах. Один сунул в рот трубку и подбоченился, прокаркав что-то на незнакомом языке. Другому подали через дверцу маузер и гранату, он отошел от вагона и...
Богуш!.. Я чуть не вскрикнул от изумления. Приподнявшись на локтях, я посмотрел еще раз. Он, конечно он! Сытая, разъевшаяся рожа... Вот ты где, подлая душонка, вот ты как... Я осторожно, упершись лбом в землю, вытянул из кобуры наган.
Богуш что-то сказал англичанину и пошел крадучись осматривать путь за поворотом.
- Стой, бандит! - взревел я, вскочив на ноги, и выстрелил.
Он отпрянул назад и закрылся локтем.
- Куда, шкура, предатель! Жмеринку захотел?
Я стрелял, сгоряча не попадая.
Богуш вдруг оскалил зубы и, размахнувшись, метнул в меня гранату. Я успел отскочить за телеграфный столб, граната пролетела мимо и грохнула в стороне.
Что делать? Я, прячась за столбом, начал наводить наган, чтобы сразу выстрелить. Привстал на цыпочки и увидел фуражку Богуша: он стоит, не шелохнется, - видно, потерял меня. Я осторожно подвернул под ногу камень и стал целиться - прицелился в самую белую офицерскую кокарду. Плавно спустил курок... Осечка! Ах ты черт!.. Я готов был разбить наган о столб. Начал взводить снова курок - и тут только увидел, что в барабане семь пустых гильз: все патроны выстрелены. Прихватив наган зубами, я стал шарить по карманам. "Хоть бы патрончик мне, хоть бы один только..." Ни патрона для нагана! Все ружейные.
А Богуш уже увидел меня и теперь стрелял размеренно, не торопясь, выпуская из своего маузера пулю за пулей. Пули щелкали в столб или со свистом пролетали мимо самых моих ушей.
Вдруг загремела и стала поворачиваться башня на бронепоезде. "Пушку на меня наводят!" Я припал к земле и быстро отполз к Никифору.
Никифор лежал в траве ни жив ни мертв.
Я рванул его за рукав:
- Бежим!
Он начал торопливо отключать аппарат.
- Стой, обожди! - Я оттолкнул его, схватил трубку: - Федорчук, эй, Федорчук!..
В это время с бронепоезда стегнул пулемет. Мы оба прижались к земле, и пули веером пошли поверху, не доставая нас. Ха-ха, ничего у них не выходит!
- Ослы, дурачье! - закричал я, чтобы подразнить английских наймитов. Ау, мы здесь, за откосом! Ай да башенный бронепоезд, двоих безоружных людей не взять!
В ответ послышались ругательства.
Никифор схватил меня за руку:
- Они сюда лезут!
- Лезут? Хорошо! Федорчук! - крикнул я в телефонную трубку. - Живо, беглый огонь, прицел - пятьдесят девять...
- Девяносто пять у меня записано, - забормотал матрос, - цель номер два. Ты наоборот говоришь! Ведь так по наблюдательному...
- Без разговоров! Цель номер два здесь. Десять снарядов, огонь! - Я подхватил аппарат, оборвал провода. - Бежим, Никифор!
И мы без оглядки бросились бежать.
- Скорее, скорее, Никифор!
С ревом навстречу нам шел снаряд.
- Ложись! - крикнул я, падая ничком. Мы распластались и замерли.
Страшный грохот...
Колыхнулась земля, и нас обоих забросало комьями. От удара воздуха у меня хлынула из носу кровь.
Попали в бронепоезд? Нет? Ничего не видно. От дыма стало темно как ночью.
Снова - как раскат грома - рванул второй снаряд...
- Третий... четвертый... пятый... - считал я, все отползая и задыхаясь в едком дыму...
* * *
Петлюровцев и англичан отбросили от Жмеринки. Преследуя врага, наша бригада захватила около сотни пленных, два полевых орудия, восемь штук английских и французских пулеметов. Весь день после боя комендантская команда подбирала в районе высоты "46,3" брошенные винтовки, патроны и даже сапоги. Лихие завоеватели для скорости улепетывали босиком.
Вся Жмеринка в этот день разукрасилась флагами. На вокзале гремел духовой оркестр, и огромный обеденный зал, с окнами под потолок, был полон бойцов и командиров. Столы были уставлены тарелками с супом и жареным мясом. На некоторых столах даже постланы белые скатерти, а у буфетной стойки давали каждому подходившему ломтик яблочного мармелада и по пятку орехов.
Уже и садиться было негде, а в широко распахнутые двери валили и валили наши загорелые и чумазые фронтовики. На вокзале денег не спрашивали - ешь, пей вволю!
Я с командой тоже занял место у стола. Ребята, пощупав белую скатерть, обтерли об нее свои ложки и принялись хлебать суп из тарелок с гербами. Последним подошел к столу Малюга, причесанный, подстриженный, прямо из парикмахерской. Он цыкнул на своего племянника, забрал у него стул и сел рядом со мной, по правую руку. Матрос прищурился на его приглаженную бороду, потом откинулся на стуле, посмотрел на него издали и вдруг хлопнул себя по колену: "На спор иду, что в бригаде нет второй такой бороды! Предлагаю объявить данную бороду бородой бригадного значения!" Малюга хотел было обидеться, но все за столом дружно заявили, что от такой бороды только слава бронепоезду, - и дело обошлось без ссоры.
Кругом на всех столах звенели вилки, ножи. Только и разговоров было что об удачном бое. В конце зала вдруг захлопали в ладоши, кто-то пустился в пляс, и оркестр грянул казачка.
Только мы сидели на своем краю стола да помалкивали - нам-то нечем было особенно похвалиться. Упустили мы вражеский бронепоезд, ушел он от снарядов целехонький. Пехотинцы, соседи по столу, подшучивали надо мной:
- Грому, Медников, в твоих шестидюймовых много, вот и спугнул Богуша. Ты бы как-нибудь так... сперва бы попадал, а потом уже гром!
- Ладно, - сказал я, - буду стрелять пуховыми подушками.
- Во-во, правильно придумал!
Я взял ложку и принялся есть. Шутники мало-помалу отстали.
"И как он успел улизнуть, черт его знает! - с досадой думал я. - Уж, кажется, пригвоздили его, в самую контрольную площадку угодил наш снаряд. А вот удрал, оборвал сцепной крюк - и удрал!.."
Глядел я после боя на эту контрольную площадку, что осталась от поезда, - обыкновенная товарная платформа, груженная рельсами, шпалами, костылями и всякой прочей дребеденью для починки пути. Эта платформа ходила у них, прицепленная впереди поезда к броневому вагону. Развалил ее наш снаряд, разметал в щепки, а что пользы? Груда мусора. Тоже, взяли трофей!
Двоих солдат с бронепоезда пришибло снарядом; они так и повисли на откосе. Я осмотрел трупы - Богуша не было. Видно, он сам не полез меня ловить, послал других! Увернулся, песья морда!..
Торжественный обед, веселье в зале, музыка только еще больше растравляли сердце.
"Довольно! - сказал я себе. - Пора нам кончать эту тыловую канитель. Ударь мы по бронепоезду Богуша прямой наводкой - от него ничего бы не осталось!"
В зале был комбриг, за его столиком я увидел и начальника политотдела. "Вот и хорошо, - подумал я, - заговорю с комбригом, а Иван Лаврентьич, наверно, меня поддержит".
Я быстро нацарапал докладную, протискался к Теслеру и без слов положил листок ему на стол.
Теслер стругал ложечкой свой мармелад и клал в рот мелкими кусочками.
- На передовую позицию? - сказал Теслер, пробежав глазами записку. - Но ведь у нас с вами уже был об этом разговор? - Он посмотрел на меня. - Вот что, товарищ лихой командир, оставьте эти цидульки: под расстрел я вас все равно не выпущу. Шутите, что ли? Там против вас целая крепость на колесах.
В это время Иван Лаврентьич потянулся к записке и тоже стал ее читать. Я смотрел на него, стараясь поймать его взгляд. Но Иван Лаврентьич, прочтя, отложил записку, а в глаза себе заглянуть не позволил.
- Товарищ командир бригады! - обратился я к Теслеру. - Вы говорите: крепость. Но там только трехдюймовки!
- Четыре трехдюймовых орудия, - поправил Теслер. - Это полная батарея, притом в башнях...
