Лебедева Н.С. - Hюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 т. Т. 8 (1999)
Независимо от этих чисто юридических соображений высказывания Главного обвинителя от Великобритании и Главного обвинителя от Соединенных Штатов показывают, что и с фактической стороны это предложение неудовлетворительно. В важном вопросе четвертого пункта этого определения британское обвинение отклоняется от американского обвинения. Старое противоречие в интересах, а именно противоречие между принципом открытого и закрытого моря, в обвинении привело к тому, что сэр Хартли Шоукросс не упомянул о морской блокаде побережья и портов какого-либо государства как об агрессивных действиях.
Если это определение 1933 года и содержит некоторые ценные предложения для установления того, кто является агрессором, все же нельзя обойти тот факт, что формально-юридическое определение не дает возможности удовлетворить все требования политической действительности.
Пытаясь по-новому организовать мир, Устав Объединенных Наций учитывает этот факт и, очевидно, возвращается к идее разрешения этой проблемы через международный орган. Устав говорит а статье 39 главы VII:
«Совет Безопасности определяет существование любой угрозы миру, любого нарушения мира или акта агрессии и делает рекомендации или решает о том, какие меры следует принять в соответствии со статьями 41 и 42 для поддержания или восстановления международного мира и безопасности».
В 1939 году не было общепризнанного определения такого понятия, как «агрессор», ни органа, который был бы призван решать вопрос о том, кто является агрессором. Лига Наций как орган устранения конфликтов совершенно не оправдала себя.
Внешне это выразилось и в том, что три великие державы ушли из Лиги Наций. Насколько мало прислушивались к голосу почти что распавшейся Лиги Наций, показывает поведение Советского Союза в финском вопросе. Он не посчитался с решением Лиги Наций относительно этого конфликта, а, напротив, преследовал свои собственные интересы в Финляндии.
И если я, после этих рассуждений, сделаю Трибуналу предложение относительно того, что следует понимать под понятием «агрессия» в пункте 6а Устава, то эта квалификация не может быть присоединена к тому определению, которое было принято в международном праве. Не остается ничего другого, как исходить из того условия, которое всегда связывалось с этим в практике государств и а традициях дипломатии.
Согласно существовавшей в 1939 году традиции начало войны с правовой точки зрения не расценивалось как преступление независимо от того, чем оно было обусловлено... Пакт Бриана-Келлога и последовавшие вслед за ним переговоры не могли устранить этого факта, который сложился в результате развития, продолжавшегося столетия. Об этом приходится искренне сожалеть, но нельзя пройти мимо него. То, что эта точка зрения находилась в соответствии с принципами международного права по вопросу о начале войны, которые разделялись державами, подписавшими Устав, явствует из того факта, что признанные а о всем мире специалисты по международному праву придерживались того мнения, что если пакт Бриана-Келлога и коллективная система безопасности оказались несостоятельными, то в силе остается традиционное правовое восприятие войны.
Разве Риббентроп в 1939 году должен был предвидеть, что его действия, рассмотренные под углом зрения обычной дипломатической игры, будут расценены как международно-наказуемое преступление?
Я уже указывал на то, что Риббентроп тогдашнюю границу на Востоке считал неустойчивой. Поэтому-то он придерживался мнения, что ее надо изменить.
С помощью и в рамках европейской системы пактов нельзя было добиться гарантии этих границ. В рамках Локарнских договоров ввиду противоречивых интересов участвовавших а них держав не было создано гарантии восточной границы, которая была установлена Версальским договором, в то время как для западных границ оказалось возможным создание подобной гарантии. Все, что было создано в результате бесконечных усилий, — это связанные с Локарнской системой договоры о третейских судах между Германией и Польшей и Германией и Чехословакией. В этих договорах не было никаких гарантий границ. В них была лишь предусмотрена процедура урегулирования возможных конфликтов. Я буду о них говорить при рассмотрении тех нарушений договоров, которые вменяются в вину Риббентропу.
После того как Гитлер, уйдя из Лиги Наций и с конференции по разоружению, выразил таким образом свое недоверие к коллективной безопасности, он перешел к системе двусторонних соглашений. При этом на предварительных переговорах, которые велись перед заключением соглашения между Польшей и Германией в 1934 году, было ясно высказано, что данными двумя государствами эта проблема должна быть разрешена в духе предстоящего договора. И не следует здесь забывать, что для разрешения этой проблемы были предусмотрены лишь мирные средства, что имела также место договоренность о заключении пакта о ненападении, который должен был действовать в течение 10 лет. Для оценки поведения Риббентропа сейчас не имеет значения, верил ли Гитлер в возможность такого разрешения этой проблемы или он надеялся путем эволюции добиться изменения положения на Востоке. Он не брал на себя инициативы в этом вопросе, он просто столкнулся с этой договоренностью как с уже свершившимся фактом.
Опыт уравновешивания государственных интересов показывает, что соглашения являются только тогда устойчивыми, когда они соответствуют политической действительности. Если этого нет, то сама сила фактов побеждает первоначальное устремление держав, заключивших этот договор.
Великий государственный деятель XIX столетия выразил эту истину следующими словами: «Для письменных договоров элемент политических интересов является необходимой подкладкой».
Таким образом, восточный вопрос не был снят с повестки дня в результате заключенного в 1934 году договора, напротив, он продолжал тормозить развитие международных отношений. Как показало представление доказательств, в ходе политического развития все яснее и яснее становилось то, что рано или поздно должно прийти к какому-либо решению. Противоречащий этнологической, культурной и экономической действительности Устав свободного города Данцига, а также и изоляция Восточной Пруссии путем создания Коридора дали пищу конфликтам, необходимость разрешения которых вызывала опасение у некоторых государственных деятелей еще в Версале.
Данные Англией гарантии Польше 31 марта 1939 г., которые привели к заключению пакта о взаимопомощи 25 августа 1939 г., способствовали бы в случае возникновения конфликтов с этим государством с самого начала отрицательному отношению поляков к любому пересмотру, причем даже к пересмотру в самом ограниченном размере.
Эти гарантии опять-таки показали, какие значительные выводы сделала Великобритания из наблюдения за реальными политическими событиями, которые позволили ей установить распад системы коллективной безопасности; эти гарантии показали, как мало доверяла она практическому значению морального осуждения войны в пакте Бриана-Келлога.
Следовательно, г-н фон Риббентроп должен был на основании позиции Великобритании сделать вывод, что польское правительство, от которого Германия могла ожидать взаимопонимания, не изменит ни в чем своей неуступчивой позиции. Развитие событий в последующие месяцы показало, что это предположение оправдалось.
То, что надвигающаяся опасность будет развиваться в рамках обычных принципов политики, направленной на реализацию интересов собственного государства, особенно ярко показало вступление Советского Союза в этот конфликт. И он, таким образом, расстался с основами, на которых зиждилась система коллективной безопасности. Он рассматривал надвигающийся конфликт только с точки зрения русских интересов. Учитывая положение вещей, г-н фон Риббентроп старался в случае неизбежности конфликта по крайней мере локализовать его. Он с полным правом мог надеяться на то, что эти его устремления увенчаются успехом, ибо две державы — Советский Союз и Германия, в первую очередь заинтересованные в Восточной Европе, заключили между собой перед началом вооруженного столкновения не только пакт о ненападении, но и пакт о дружбе. Одновременно путем заключения тайного договора они пришли к соглашению о будущей судьбе польской территории и прибалтийских государств.
Но несмотря на все это, весь механизм пактов о ненападении был выключен; это привело к тому, что локальный конфликт в Восточной Европе превратился в мировой пожар.
Если обвинение хочет создать правовой масштаб для этих событий, то нельзя не учитывать соучастия Советского Союза.
Конфликт в Восточной Европе превратился в европейский конфликт, который в свою очередь неизбежно вызвал впоследствии мировой конфликт, и все это благодаря тому, что Великобритания и Франция приняли в этом участие. Вступление этих держав в войну последовало в форме, предусмотренной Третьим гаагским соглашением относительно начала военных действий, а именно в форме ультиматума с обусловленным объявлением войны.
