Теодор Моммзен - Моммзен Т. История Рима.
178
Ливийский, или нумидийский, алфавит, т. е. тот, посредством которого берберы писали и пишут на своем несемитическом языке и который принадлежит к бесчисленным алфавитам, происшедшим от древнего арамейского, по-видимому, подходит по некоторым отдельным формам к этому последнему ближе, чем финикийский; но отсюда вовсе не следует, что ливийцы получили письменность не от финикийцев, а от древнейших переселенцев, как и частью более древние формы италийского алфавита не противоречат его происхождению от греческого. Скорее можно допустить, что ливийский алфавит произошел от финикийского в период развития этого последнего, более ранний, чем та эпоха, когда были написаны дошедшие до нас памятники финикийского языка.
179
Лицо, заведующее сельским хозяйством, даже если бы это был раб, должно быть уметь читать и обладать некоторым образованием, как предписывал карфагенский агроном Магон (Varro, De re rust., 1, 17). В прологе из комедии Плавта «Пуниец» говорится о главном действующем лице: «он знает все языки, но делает вид, будто не знает ни одного, — это настоящий пуниец; а чего же вы хотите еще?»
180
Верность этой цифры подвергалась сомнению, и число карфагенского населения определялось соответственно размерам территории максимально в 250 тысяч человек. Помимо необоснованности таких вычислений, когда речь идет о торговом городе с шестиэтажными домами, необходимо иметь в виду, что цифру карфагенского населения, точно так же как и цифры римского ценза, следует понимать в государственном смысле, а не в городском, и что в счет карфагенского населения входили все карфагеняне, где бы они ни жили — в городе, в его окрестностях, в подвластных областях или в чужих краях. Таких находившихся в отсутствии карфагенян, понятно, было очень много; так, например, есть точные сведения, что в Гадесе по таким же причинам список граждан постоянно показывал такую цифру, которая далеко превосходила число граждан, постоянно проживавших в этом городе.
181
Мамертинцы были поставлены в такое же положение по отношению к Риму, в каком находились италийские общины; они обязались доставлять римлянам корабли (Cic., Verr., 5, 19, 50) и, как это доказывают монеты, сами не имели права чеканить серебряную монету.
182
Рассказ о том, что Карфаген был обязан своим спасением главным образом военным дарованиям Ксантиппа, вероятно, приукрашен. Карфагенские офицеры едва ли нуждались в советах иноземцев, для того чтобы понять, что легкую африканскую кавалерию целесообразнее употреблять в дело на равнине, чем в гористой и лесистой местностях. От таких вымыслов, бывших отголосками того, о чем болтали в греческих караульнях, не уберегся даже Полибий. Что Ксантипп был после победы умерщвлен карфагенянами — выдумка: он добровольно покинул их, быть может, для того чтобы поступить на службу к египтянам.
183
О смерти Регула нет никаких других достоверных сведений; даже очень плохо удостоверена его отправка в Рим в качестве посла, которую относят то к 503 г., то к 513 [251, 241 гг.]. Позднейшая эпоха, искавшая в счастье и несчастье предков только сюжетов для школьного преподавания, сделала из Регула прототип несчастного героя (подобно тому как из Фабриция был сделан прототип героя бедности) и пустила в ход множество связанных с его именем, выдуманных анекдотов; эти анекдоты не что иное, как противная мишура, представляющая резкий контраст с серьезной и ничем не прикрашенной историей.
184
Предположение, что карфагеняне обязались не посылать военных кораблей внутрь пределов римской симмахии и стало быть в Сиракузы, а может быть даже и в Массалию (Зон., 8, 17), кажется правдоподобным, но в тексте договора об этом ничего не сказано (Полибий, 3, 27).
185
Что мирный договор 513 г. [241 г.], обязывавший карфагенян уступить острова, лежащие между Сицилией и Италией, не обязывал их уступить также и Сардинию, является удостоверенным фактом, но вовсе не доказано, будто римляне ссылались на этот договор, когда завладели островом по прошествии трех лет после заключения мира. Если бы они действительно поступили так, они только прибавили бы к политической бессовестности дипломатическую глупость.
186
На это указывают отчасти появление «сикулов» с жалобами на Марцелла (Livius, 26, 26 и сл.), отчасти «коллективные прошения всех сицилийских общин» (Cic., Verr., 2, 42, 102, 45, 114, 50, 146, 3, 88, 204), отчасти хорошо известные аналогичные этому факты (Marquardt, Handb., 3, 1, 267). Из того, что отдельные города не имели права на ведение commercium, вовсе не следует, что между ними не было и concilium.
187
Рим не монополизировал чеканку золотой и серебряной монеты в провинциях с такой же строгостью, как в Италии, очевидно потому, что он не придавал большого значения золотым и серебряным монетам, чеканившимся не по римскому образцу. Однако не подлежит сомнению, что и там монетные дворы должны были ограничиваться выпуском медной или в лучшем случае мелкой серебряной монеты; так, например, те общины в римской Сицилии, которые были поставлены в самое лучшее положение, как то: общины мамертинцев, кенторипинов, алезинов, сегестанов и в сущности также панормитан, чеканили только медную монету.
188
На это указывают слова Гиерона (Liv., 22, 37); ему известно, говорит он, что римляне не употребляют в дело никакой другой пехоты и конницы кроме римской или латинской, а «иноземцев» используют в лучшем случае только для службы в легковооруженных войсках.
189
В этом можно убедиться при одном взгляде на географическую карту; но о том же свидетельствует и предоставленная жителям Кенторипы исключительная привилегия покупать земли во всей Сицилии. В качестве римских надсмотрщиков они нуждались в самой неограниченной свободе передвижения. Впрочем, Кенторипа, кажется, принадлежала к числу тех городов, которые прежде других перешли на сторону Рима (Diodor., книга 23, стр. 501).
190
Эта противоположность между Италией в смысле римского континента, или сферы консульского управления, и заморскими владениями, или сферою преторского управления, проявлялась неоднократно еще в VI в. [ок. 250—150 гг.]. Религиозное постановление, запрещавшее некоторым жрецам покидать Рим (Val. Max., 1, 1, 2), объяснялось тем, что им не разрешалось переезжать за море (Liv., Ep., 19, 37, 51. Tac., Ann., 3, 58, 71. Cic., Phil., 11, 8, 18; ср. Liv., 28, 38, 44, Ep., 59). Еще более определенный характер носит толкование старинного правила, по которому консул мог назначать диктатора не иначе, как на римской территории; в 544 г. [210 г.] к этому правилу было прибавлено пояснение, что римская территория заключает в себе всю Италию (Liv., 27, 5). Организация из кельтских владений между Альпами и Апеннинами особого округа, не входившего в сферу консульской деятельности и управлявшегося особым высшим должностным лицом, была произведена по инициативе Суллы. Против этого, конечно, никто не будет приводить в виде возражения то, что уже в VI в. [ок. 250—150 гг.] очень часто шла речь о Галлии или об Аримине как о «подведомственной области» (provincia) одного из консулов. Слово provincia, как известно, означало на древнем языке вовсе не то, что мы теперь называем провинцией, т. е. не заключающийся внутри определенных границ округ, над которым поставлен постоянный начальник, а компетенцию одного из консулов, установленную по договоренности с его товарищем при содействии сената; отдельные североиталийские области и даже вся северная Италия в целом нередко поручались отдельным консулам как provincia именно в этом значении слова.
191
Что в Керкире находился постоянный римский комендант, можно заключить из слов Полибия, 22, 15, 6 (эти слова неверно переведены Ливием, 38, 11, стр. 42, 37), а о коменданте Иссы упоминает Ливий, 43, 9. Сюда же относится и аналогия между prafectus pro legato inlarum Baliarum (Orelli, 732) и наместником Пандатарии (J. B. № 35, 28). Отсюда можно заключить, что в римской администрации, по-видимому, было принято за правило назначать на самые отдаленные острова praefecti несенаторского звания. Но эти «заместители» заставляют предполагать существование высшего должностного лица, которое их назначало и которое за ними наблюдало, а такими лицами в то время могли быть только консулы. Впоследствии, когда были учреждены провинции Македония и Цизальпинская Галлия, высшее управление перешло к одному из этих двух наместников, так например владения, о которых здесь идет речь и которые послужили ядром для позднейшей римской Иллирии, частично принадлежали, как известно, к административному округу Цезаря.
