Борис Джонсон - Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир
Но по той или иной причине — возможно, просто потому, что ему нужно было кормить семью, а это был самый лучший и приятный способ заработать деньги, — он и приехал в Лондон. В какой-то мере это был все тот же город, который открыл для себя Дик Уиттингтон. Старина собор Св. Павла все еще стоял на месте, хотя его шпиль, поврежденный молнией, сняли. Ратуша и биржа, как сообщалось, выглядели превосходно, и к тому времени было построено сто двадцать церквей. Уже стали есть картошку, кроме некоторых воздержавшихся, считавших это причудой, которая навряд ли приживется.
Любой, кто побывал в каком-нибудь городе современных Ближнего Востока или Индии, поймет, что происходило в Лондоне эпохи Елизаветы. Город начал бурно разрастаться беспорядочными застройками, возведение антисанитарных сборных доходных домов вытеснило все старые технологии вопреки запрету властей. С 1560 по 1600 год население Лондона удвоилось, и эта когда-то периферийная римская колония стала значительно больше, чем породивший ее город на Тибре. Население Лондона было больше любого другого европейского города за исключением, пожалуй, Парижа и Неаполя, и город все время рос. Это был самый большой торговый центр Европы, где торговали не только шерстью и сукном, которые экспортировались со времен Средневековья. Лондон был теперь перевалочным пунктом транзитных грузов, где купцы из Испании и Италии могли найти меха с побережья Балтики и соленую рыбу из Ньюфаундленда, и с ростом торговли здесь впервые в Европе появилась большая прослойка среднего класса.
По оценкам, 10 % населения имели право на пособие по бедности, двадцать пять — были достаточно богаты, чтобы платить королевские сборы (или налоги), но, как пишет один наблюдатель, «большая часть не слишком богата, но и не слишком бедна и живет посредственно». Чего же хотели люди, жившие посредственно? А хотели они того же, чего хотим и мы, люди среднего класса.
Они хотели пьянствовать. Между 1563 и 1620 годами импорт вина из Франции и Испании возрос в пять раз.
Они хотели секса. Около 40 % мужчин, живших в районе Клинк в Саутворке, были лодочниками и зарабатывали на жизнь, переправляя клиентов к проституткам.
И они хотели развлечений. После бесцветной чопорности эпохи Реформации, битья оконных витражей они хотели цвета и зрелищ и коллективного выброса эмоций. Конечно же были зрелища с варварскими сценами, в которых на медведей спускали собак или иногда импресарио потешал толпу, привязав к спине лошади обезьяну, на голове которой сидела собака. Но медведи были дороги, а человеку присуще желание видеть самого себя, видеть в зеркале свою собственную жизнь, и поэтому странствующие труппы разыгрывали скетчи и сценки во внутренних дворах гостиниц, где были балконы. Со временем импресарио сообразили, что такие зрелища могут приносить серьезные деньги, и в 1576 году актер по имени Джеймс Бёрбедж совершил прорыв.
Почему бы для этих целей не отвести постоянное место, как это сделали в древних Афинах, но на чисто коммерческой основе? Вскоре театры разрослись по периметру города, английские театры, больше похожие на харчевни, чем на Эпидавр. Чтобы понять, почему Шекспир появился в конце XVI века, нужно помнить, что это были коммерческие предприятия и играли в них конкурирующие труппы.
Такие люди, как Филипп Хенслоу, который владел театрами «Роза» и «Фортуна», платили авторам от трех до пяти фунтов и могли возвратить эти деньги за один вечер — если пьеса была ходовой. Так неожиданно возник стимул не только писать, но и стараться писать лучше всех. И если ты был таким человеком, как Хенслоу или Бёрбедж, то тебе было важно, чтобы задницы зрителей протирали сиденья твоего театра, и ты готов был платить таланту за нужный материал.
Шекспир был всего лишь одним из представителей этого цеха, где по крайней мере пятнадцать мужчин среднего класса занимались одним и тем же делом и где каждый из них состязался за то, чтобы его больше ценили, больше хвалили и чтобы поэтому ему больше платили, чем остальным. Это были Джордж Чапмен, Генри Четтл, Джон Дэй, Томас Деккер, Майкл Дрейтон, Ричард Хэтэуэй, Уильям Хотон, Томас Хейвуд, Бен Джонсон, Кристофер Марло, Джон Марстон, Энтони Мандей, Генри Портер, Роберт Уилсон и Уильям Шекспир. Они крали друг у друга идеи, они вдохновляли друг друга, они заставляли друг друга проявлять невиданное усердие. В этом и состоит смысл конкуренции среди определенной группы талантливых людей — так рождаются гении. Вспомните Лос-Аламос. Вспомните Блетчли. Там тоже правили ревность и зависть.
Широко известен случай, когда Ричард Бёрбедж, назначивший поклоннице тайную встречу у дверей сцены, пошел переодеться и обнаружил, что Шекспир опередил его, шутливо заметив, что «Уильям Завоеватель пришел раньше Ричарда». Иногда дело доходило до физического насилия. Марло убил человека и был убит сам во время загадочной ссоры в харчевне в Дептфорде. Бен Джонсон убил восходящую звезду по имени Габриэль Спенсер на дуэли и избежал виселицы только благодаря тому, что прочел первый стих 51-го псалма из Библии на латыни, воспользовавшись средневековой лазейкой в законе, дававшей возможность грамотным уйти от наказания. На большой палец ему поставили клеймо — букву «Т» — Тайберн, место, где казнили преступников, — а это значило, что за следующее преступление его повесят.
Естественно, что в атмосфере такой жестокой конкуренции актеры и драматурги применили систему страхования рисков и разделенной ответственности и сформировали компании — точно такие же, коммерческие, как те, что создаются для распределения рисков при отправке кораблей вокруг света. Вслед за созданной в 1555 году компанией «Московия» в 1581 году появилась турецкая компания, в 1583-м — компания «Венеция», в 1600 году — «Ист-Индия» и компания «Вирджиния» — в 1609 году. Как и коммерческие компании, театральные компании занимались поглощениями, охотой за головами, переманиванием и вечной борьбой за долю рынка.
Вспомните, как часто Шекспир сравнивает события с морскими приключениями или коммерческими сделками. Когда стало ясно, что Отелло имел секс с Дездемоной, Яго говорит Кассию: «На суше ночью он захватил галеру Когда законен приз — он будет счастлив». Или когда Брут говорит Кассию в «Юлии Цезаре», склоняя его к участию в убийстве: «Воспользоваться мы должны теченьем иль потеряем груз»[6].
Шекспировский театр был продуктом культуры периода морского предпринимательства, и, по некоторым оценкам, «акционер» или партнер компании King’s Men — кем Шекспир и был — мог получать дивиденды от 100 до 150 фунтов в год, а это вам не птичка чихнула. Лондон был открытым морем, деревянные заборы театров были бортами кораблей, а трофеем была публика, посещающая театр. И каким же образом каждая компания рассчитывала взять на борт максимальное количество клиентов? Изучая их вкусы и предлагая им то, чего им хочется.
Публика хотела романтики, сексуальных переживаний, а «медоточивый Шекспир» был известен тем, что умел мастерски вызывать эти чувства. Говорят, что молодые люди растащили «Ромео и Джульетту» на цитаты, которые использовали для знакомств с девушками. Они любили посмеяться, вот почему в пьесах Шекспира так много каламбуров и комических интермедий — одни быстро устарели, другие устаревали медленнее. Людям хотелось, чтобы в них разбудили чувства. Им хотелось открыть рот от изумления.
Они хотели, чтобы их будоражили скрытые смыслы и политическая злободневность. Шекспировский театр питался энергией двух центров власти в Лондоне: деньгами Сити и политикой из Вестминстера. Это купечество Сити зарабатывало деньги, которыми платили за часы досуга, проведенные лондонцами в театрах, и именно в головах купцов родилась идея антрепренерской акционерной театральной компании.
Именно столичная политика и интриги двора придавали пьесам остроту и актуальность, которая захватывала дух и заставляла зрителя быть в курсе столичных дел. Королева Елизавета отогнала Армаду в 1588 году, она уже казнила королеву Шотландии Марию и многих других. Ее секретная служба не знала пощады, а шпионы были повсюду. Но она была бездетной женщиной в возрасте, и вопрос о наследнике стоял очень остро.
Испанцы всегда могли возобновить свои наскоки. Все время ходили слухи, что они уже высадились на острове Уайт. Люди пытались понять, как эта несчастная слабая женщина выживала в окружении этих хищных придворных, а особенно ее «фаворита», этого честолюбивого и своенравного красавца с округлой бородкой, сочинителя сонетов, графа Эссекского.
Как написал в своей замечательной работе «Год из жизни Уильяма Шекспира. 1599» Джеймс Шапиро, шекспировские пьесы — не оторванные от жизни шедевры, оставленные в наследство человечеству каким-нибудь взъерошенным интеллигентом, запершимся на чердаке. Публика Елизаветинской эпохи требовала произведений, питающихся энергией своего времени и написанных на злобу дня. Драмы Шекспира затрагивают скрытые пласты невысказанной — зачастую невыразимой словами — тревоги о стабильности государства. Множество пьес изучают проблему преемственности власти и опасности, порожденные вмешательством в естественный ход вещей, — «Гамлет», «Макбет», «Юлий Цезарь», «Генрих II», «Генрих IV», «Король Лир» и так далее. Почти четверть его пьес развивают эту тему в той или иной степени.
