Юрий Звягин - Загадки поля Куликова
Рискну предположить: формирование того, что потом стало Куликовским циклом произведений, началось после смерти Дмитрия Ивановича. Т. е. после 1390 г. На это указывает целый ряд моментов. К примеру, совпадение до этого года текстов Троицкой и Симеоновской летописей и Рогожского летописца. Написание текста повести о Митяе и поставлении Пимена после смерти последнего. Да и вообще, давайте признаем: смена правителя, тем более такого, на время жизни которого пришлось много значительных событий, — вполне достойный повод увековечить его память на бумаге. Совсем не обязательно в виде летописных статей. Скорее в это время создаются именно отдельные повести о Литовщине, Тверской войне, битве на Дону, Нестроении в митрополии и, наконец, Житии и преставлении Дмитрия Ивановича. Все это пока еще в краткой и довольно скромной форме, без безудержного восхваления умершего.
Наконец, в 1395 г. происходит психологически очень важное событие. На Русь надвигается Тимур. Он доходит, если верить летописям, до Ельца. Но в день, когда в Москву приносят Владимирскую икону Божьей Матери (помните, ту самую, у которой будто бы молился Дмитрий, отправляясь на Куликовскую битву), Тимур поворачивает свои войска. Происходит то, что считают чудом. А это тоже достойно увековечения на бумаге.
Возможно, тогда же были сделаны и первые записи в каких-нибудь летописях. И были они, очевидно, примерно такими же, как те, что находятся нынче в Псковских летописях. То есть в них было сказано о том, что в 6888 г. великий князь Дмитрий бился с татарами на Дону, вблизи устья Непрядвы, в большом чистом поле 8 сентября, в субботу. Русские одержали победу.
Следующий этап приходится на начало XV в. Прошло лет тридцать, еще живы участники сражения. У власти — сын Дмитрия Ивановича Василий, который, кстати, довольно долго прожил в Орде. Только что (около 1406 г.) умер Тохтамыш. В том же году скончался Киприан. А в 1409 г. (не могу понять, почему везде указывается 1408-й, когда в Рогожском летописце и Симеоновской летописи четко стоит 6917-й?) на Русь вторгается Едигей. Старый недруг Тохтамыша в это время в Орде играет фактически такую же роль, что и Мамай тридцать лет назад: не будучи законным ханом, правит. Для набега же он выбирает время, когда Василий Дмитриевич находится в ссоре с Литвой (Витовтом). Как рассказывают летописи, русские и литовцы сходятся на реке Угре. Едигей присылает своих людей будто бы в помощь Василию. Но когда тот замиряется со своим тестем Витовтом, Едигей обрушивается на Московское княжество.
И что интересно: годом раньше Иван Владимирович Пронский выгоняет из Рязани Федора Ольговича. А тот недавно подписал союзный договор с Москвой. Василий Дмитриевич Московский пытается оказать помощь союзнику. Но на реке Смядве рязанцы наголову громят московские войска. Один воевода убит, второй пленен. И хотя после этого рязанские князья договариваются между собой и Федор возвращается в Рязань, но вряд ли у москвичей в это время теплые отношения к южным соседям. Как тут не припомнить Олега и не сказать про него (а заодно про рязанцев) что-нибудь «доброе»?!
Наконец, в 1408 г. портятся московско-тверские отношения. Еще год назад тверской великий князь Иван Михайлович ходил вместе с Василием Дмитриевичем Московским против Витовта. Но… Василий повел себя «не по чину». Он заключил мир с Литвой, не посоветовавшись с союзником. Больше того, в списке заключивших мир московский князь поставил тверского после своего брата Владимира. Но «по табелю о рангах» великий князь должен был стоять выше обыкновенного. Фактически Василий нанес тверичам оскорбление, повернув дело так, как будто они были не равноправные союзники, а подчиненные. Реакция последовала незамедлительная. Иван оповестил москвича: больше в литовских делах он ему помощь не окажет. И занялся изгнанием из Кашина своих родичей, поддерживавших дружбу с московским соседом (об этом я уже писал).
Ничего не напоминает? Ситуация практически идентична той, что была между 1375 и 1385 гг. Москва оказывается в чисто враждебном окружении Литвы, Орды, Твери и Рязани.
Вот в этих условиях и пишется, похоже, в Троицкой обители новая летопись, которая получила потом название Троицкая. А также Житие Сергия Радонежского. Рост интереса ко времени победы над татарами на волне Едигеева нашествия совершенно естественен.
Именно в это время отдельные произведения Куликовского цикла, возможно, редактируются и вносят в летопись. Появляется известная нам ныне Краткая летописная повесть. В отличие от старых сведений, дошедших, возможно, в составе Новгородской первой летописи, здесь убрана информация о трусости «московских небывальцев», указано побольше имен погибших (московских воевод), есть упоминание о Пересвете (чего не было в Синодике) и сказано, что союзниками Мамая были литовцы и рязанцы.
Ничего невозможного в тексте нет. Про литовцев, вон, и немцы упоминали. Наши, правда, ничего не написали о том, что литовцы их на обратном пути побили. Но вполне возможно, что какие-то отряды русские и попались под горячую руку не успевшим к бою литовцам. А русский летописец не захотел «отчетность портить».
Что касается Олега Рязанского, Краткая повесть ничего такого особенно плохого про него не говорит. Ну, предпринял он некие действия, не вызвавшие у москвичей восторга. Вероятно, речь идет о том, что Олег воспрепятствовал проходу московских войск к Дону кратчайшим привычным путем, через Переяслав-Рязанский. Причем не силой воспрепятствовал, если судить по летописи, а просто дорогу испортил («на рекахъ мосты переметалъ»). Может быть, этим и объясняется странный марш москвичей от Коломны на устье Лопасни? А не тем, что, как объясняют современные историки, Дмитрий хотел путь Ягайло преградить. Глупо это: двигаться навстречу более слабому противнику, рискуя оставить более сильного в тылу. Литовцы — ребята не трусливые, недавно трижды на Москву ходили и учинили хороший разгром. С чего же это Дмитрий должен был рассчитывать одним движением навстречу Ягайло испугать? А кабы не испугались, драться начали? А татары бы за это время традиционным путем, через Рязань, в московские земли прошли?
Другое дело, если Дмитрий уклонился, чтобы обойти основные рязанские земли. Да, честно говоря, так и не понятно, входил ли он вообще в рязанские пределы. Ведь нужно помнить: в это время существовало Елецкое княжество. И если верить целому ряду карт и работам исследователей, граница между Рязанским и Елецким княжествами как раз и проходила по Дону. Правда, до какого места, не очень понятно. Считается, что как раз до Красивой Мечи. Все, что севернее ее, было уже Рязанским. Но основывается этот вывод на договорной грамоте московского князя Ивана III с рязанским князем Иваном Васильевичем от 1483 г. В документе говорится: «…а тебе не вступатися в нашу отчину в Елеч и во вся Елецская места, а Меча нам ведати вопче». Но это обозначает только, что в конце XV в., через сто лет после интересующих нас событий, ослабевшая Рязань, отдавая Москве свои земли севернее Мечи, оставляла за собой южные, называя их елецкими.
Но где проходила граница Елецкого княжества до того, как в 1415 г. его разгромили татары («В лето 6923, Сентября. Прiидоша Татарове мнози и воеваша по Задонью реки влати Рязаньскiа, и много зла сътвориша, и градъ Елецъ взяша, и Елецкаго князя убиша, а инiи в Резань убежаша; и много воевавше, Татарове возвратишася со многимъ полономъ и богатствомъ во свояси»{89}? К примеру, в Повести о хождении Пимена в Царьград сообщается, что рязанцы провожали митрополита в 1389 г. только до Чур Михайлова («И въ вторый день прiидохомъ до Чюръ Михайловыхъ; сице бо тамо тако нарицаемо есть место, некогда бо тамо и градъ былъ бяше;…и поплыхом рекою Дономъ на низъ»{90}). А в устье Воронежа он встретился с елецким князем и его боярами («в шестой же день приспехом до усть Вороноже реки… прииде к нам князь Юрьи Елетцкий з бояры своими и со многими людми»). Что такое Чур-Михайлов, историки до сих пор не знают, но в любом случае располагают его значительно севернее Красивой Мечи. Либо это нынешнее село Архангельское на реке Кочуре, левом притоке Дона{91}, либо другое название нынешнего Данкова на реке Вязовне, правом притоке Дона, расположенном между Мечей и Непрядвой. В любом случае, Куликово поле могло быть уже в елецкой земле. А москвичи, при прохождении до него, могли рязанские земли либо вообще не затронуть, либо задеть лишь краем. Для того и ушли на запад.
Кстати, была еще Тула. В договоре Дмитрия Московского и Олега Рязанского, заключенном в 1381 году, про нее говорится: «Тула как было при царице при Тайдуле, и коли ее баскаци ведали…»{92}. То есть вокруг этого города была некая территория, не принадлежавшая никому. По крайней мере, после 1381 г. А до него? В. Л. Егоров пишет: «С юга к коломенскому баскачеству примыкало тульское, занимавшее район, ограниченный с запада и севера верхним и средним течением Оки, а с востока — рязанскими пределами. Выделение его в особую территориальную единицу, имевшую собственную администрацию, подтверждается документальным сообщением о тульских баскаках. Юридически этот район на протяжении всего XIV в. считался подвластным Золотой Орде»{93}. И через Тулу же вел из Москвы знаменитый Муравский шлях, дорога на юг. Так что Дмитрий вполне мог дойти до места битвы, ни разу не вступив в Рязанскую землю.
