Лев Демин - Семен Дежнев
В 1642–1643 годах Курбат Иванов осуществил поход с Лены на Байкал, достигнув ленских истоков и перейдя через Байкальский хребет. Он не только побывал на западном берегу озера, но и посетил остров Ольхон. Ленинградский исследователь Б.П. Полевой обнаружил архивные свидетельства того, что этот замечательный первопроходец, вероятно, является составителем еще двух чертежей — верхней Лены с Байкалом, а также Анадыря, где ему довелось сменить Семена Дежнева в качестве государственного приказчика. Все чертежи Курбата Иванова пока не обнаружены, и об их содержании мы ничего не знаем. Но сведения об этом его роде деятельности весьма любопытны. Ведь речь идет о первых пусть еще несовершенных, наивных зачатках сибирской картографии. Возможно, чертежами Курбата пользовался составитель первого чертежа Сибири тобольский воевода Петр Годунов.
Несколько особняком среди этих люден благодаря необычной своей биографии стоит Василий Бугор. Как казачий десятник, он впервые упоминается в челобитной енисейских служилых людей 1637 года, просивших о выдаче жалованья за поход на Ангару. Впоследствии он переходит на службу на Лену и в 1646 году участвует в походе в Братскую землю уже как ленский казак. Вернувшись из этого похода, Бугор участвует в заговоре группы якутских служилых людей. Бросив государеву службу, они составили ватагу гулящих людей и бежали вниз по Лене. Вероятно, это событие было вызвано конфликтом с воеводой Пушкиным и приобретало характер социального протеста против воеводы и его окружения. Среди беглых, кроме Василия Бугра, было два казачьих пятидесятника — Иван Реткин и Шеламко Иванов и еще девятнадцать рядовых казаков. К беглым служилым людям присоединились и некоторые промышленные. Из отписки воеводы В. Пушкина 1648 года узнаем, что заговорщики покинули Якутск, захватив коч, принадлежавший торговому человеку Василию Щукину, и пограбив у промышленных людей хлебные запасы и малые суда.
Спускаясь вниз по Лене, ватага беглых грабила служилых, промышленных и ясачных людей. Повстречав дощаники с казаками, возвращавшимися с Алдана, беглецы обобрали с них паруса и снасти. У ясачных людей они отбирали имущество, коров, рыболовные сети, собак, «чем соболи промышлять». Так что в тех местах, где проходила ватага Бугра, у местных жителей остановился соболиный промысел, и они перестали вносить в казну ясак.
Около Жиган ватага встретила коч Матвея Акинфиева и Тихона Колупаева, казанских торговых людей, плывших с покручениками и товарами. Беглецы забрали судно со всеми товарами и имуществом принадлежавшими как хозяевам, так и их покрученикам и оцененным в сумму более чем в 1200 рублей Так вятага Бугра из группы людей, выражавших социальный протест против несправедливости, превратилась в разбойную ватагу, промышлявшую грабежами.
Из ленского устья Бугор с сообщниками, располагая двумя хорошо снаряженными кочами, с большим запасом съестного и всяких товаров, необходимых для торгового обмена с аборигенами, вышли в океан и на правились на восток.
Реакция Сибирского приказа на отписку воеводы В. Пушкина о случившемся была сравнительно мягкой как будто произошло самое заурядное, обыденное происшествие — «Отписать в якутский острог — будет те казаки вперед объявятся, и про то роспросить и про грабеж всякими сыски сыскать, а по сыску, взятое без прибавки доправя на них, отдати истцам». Мы видим что власти подходили к делу как к обычному случаю ограбления частных лиц казаками. На сам факт бегства с государевой службы внимание не акцентировалось, а лишь предлагалось «роспросить» беглецов, если те объявятся. Очевидно, центральные власти не хотели раздражать суровыми репрессиями служилых людей далекого края, считаясь с суровыми условиями их службы и постоянной нехваткой людей в Якутии.
Василий Бугор проявил себя как смелый полярный мореход, хотя его плавание по Ледовитому океану и закончилось неудачно. Он с отрядом присоединился к экспедиции Стадухина, потом в составе стадухинского отряда пришел сухопутной дорогой на Анадырь. От Стадухина, с которым он, видимо, не поладил, Бугор перешел к Дежневу и нес вместе с ним анадырскую службу уже не как беглый, а служилый человек. О его прежних прегрешениях и разбоях, похоже, власти забыли.
Итак, Михайло Стадухин, Иван Ребров, Елисей Буза, Иван Ерастов, Иван Беляна, Василий Власьев, Юрий Селиверстов, Василий Бугор — вот далеко не полный перечень имен известных землепроходцев, современников и сотоварищей Дежнева, оставивших свои след в утверждении власти Российского государства в Северо-Восточной Сибири. Наряду с этими именами мы вправе еще назвать Посника Иванова, Дмитрия Зыряна, Ивана Рубца, Семена Шелковникова и многих других. Все эти землепроходцы и мореплаватели изведали немало горьких лишений, испытали голод и нужду великую вступали в схватки с воинственными князцами, получали раны тяжкие, мерзли в дальних зимовьях, попадали в морские бури и штормы. Если отбросить одного Василия Бугра, снарядившего свою экспедицию разбойным путем и превратившегося из служилого человека в гулящего, атамана разбойничьей ватаги, все остальные снаряжались и снаряжали экспедиции за свой счет. Снаряжение, как мы видели, было сопряжено с большими расходами. Если служилые люди, отправлявшиеся в поход, и получали при подъеме часть жалованья, то его обычно не хватало, чтобы покрыть все подъемные расходы.
Сохранилось немало выразительных документов — челобитных служилых людей, выдержки из которых мы приводили выше. В них горькие жалобы на трудности и лишения, на вынужденную долговую кабалу, на дороговизну. Все это обычно служило аргументами, чтобы настаивать на выдаче «сполна» недоданных хлебного оклада и денежного жалованья. Воеводы на эти слезные просьбы обычно никак не реагировали, однако пересылали челобитные в Москву, поскольку по традиции они адресовывались на царское имя. До царя они, естественно, не доходили, а оседали в бумагах Сибирского приказа. В большинстве случаев никакой положительной реакции на челобитные со стороны приказных чиновников не следовало. На сохранившихся в архивах челобитных грамотах можно встретить пометы — «чтена в столп» то есть прочитана и приобщена к делу, вот и все
И Дежневу не раз приходилось подавать челобитные в которых он описывал свое бедственное положение и молил выплатить ему то, что полагалось по праву Эти дежневские документы дают наглядное представление о тех трудностях и лишениях, с которыми приходилось постоянно сталкиваться и Семену Ивановичу и его товарищам.
В 1638 году учреждалось самостоятельное воеводство в Якутске с непосредственным подчинением Сибирскому приказу в Москве. Этого требовали интересы управления огромной территории Сибири. Но и новое воеводство оказалось трудноуправляемым из-за обширности своих просторов. Оно охватывало весь ленский бассейн кроме верховьев Лены, Оленек и все земли к востоку от Лены, открытые и еще не открытые. Но приезд первых воевод задерживался. Временно областью продолжал управлять Парфен Ходырев, а после его отстранения — письменный голова Василий Поярков.
Что нам известно о якутской службе Семена Дежнева? Документальные свидетельства на этот счет скудны. Дежнев упоминается среди служилых людей, допрошенных 1 марта 1640 года по делу Ходырева, временно управлявшего Якутским острогом, но к тому времени видимо, отстраненного от управления. Обвинения его в различных злоупотреблениях и лихоимстве, видимо имели под собой серьезные основания. Злоупотребляя своим служебным положением, Парфен за два года присвоил 3200 соболиных шкурок, составлявших целое состояние. Он занимался незаконной торговлей через подставных лиц — служилых и торговых людей, а также широкими ростовщическими операциями. В роли обвинителей корыстолюбивого администратора выступали Михаил Стадухин и Юрий Селиверстов. По их настоянию в ходыревском доме был произведен дотошный обыск, во время которого были обнаружены огромные запасы пушнины и долговые кабалы (расписки) на сумму 4156 рублей.
Вероятно к этому времени относятся две недатированные челобитные служилых людей Якутска на имя царя Михаила Федоровича об отпуске их на службу в якутские волости. В первой из них речь идет о Яульской волости, во второй — Нюриптетской. В числе многих казачьих десятников и рядовых казаков, от имени которых подавались обе челобитные, упоминается и Семейка Дежнев Примечательно, что обе челобитные заканчиваются припиской: «К сей челобитной поп Федорише Андреев вместо служилых и промышленных людей, кои в грамоте не умеют, по их велению руку приложил». Далее упоминаются персонально грамотные лица, которые оказались в состоянии сами поставить свои подписи. Среди их имен Семена Дежнева нет. Он упомянут в общей массе казаков, от имени которых приложил руку — поп Федорище. Перед нами явное свидетельство неграмотности Дежнева, свидетельство документальное. До конца дней своих он так и не овладел грамотой. Под всеми его последующими документами подписывался за него кто-либо из грамотеев.
