Люси Уорсли - Английский дом. Интимная история

Под дорогами георгианского Лондона был проложен трубопровод из древесины вяза, тянувшийся от самого начала Новой реки. Некоторые трубы выходили на поверхность земли. Они были похожи на длиннющие связки сосисок: заостренный конец каждого полого ствола вставлялся в более широкое отверстие на краю следующего. Зимой трубы, лежавшие на поверхности, для защиты от морозов заваливали навозом. Вяз использовали потому, что его древесина устойчива к сырости. Лишь в XIX веке трубы стали делать из металла. На всей протяженности трубопровода в него через определенные промежутки были вставлены свинцовые трубы меньшего диаметра, тянувшиеся к кухням, расположенным в полуподвалах жилых домов.

Вся система функционировала за счет силы тяжести, поэтому давление в трубах оставалось низким, а иногда и вовсе пропадало. В 1666 году во время Великого пожара перепуганные лондонцы в панике раскапывали и разбивали уличные трубы, так что давление в системе упало и подача воды моментально прекратилась. В георгианском Лондоне водопровод включали раз в неделю для каждой улицы — в ее «водный день», и всего на пару часов. Горожане старательно наполняли баки, горшки и кастрюли. Тот, кому запасов не хватало, покупал воду у уличных водоносов.

Не мудрено, что с таким полностью зависящим от стихии водопроводом жители полуподвальных этажей то сидели без воды, то становились жертвами затоплений. В 1853 году Чарльз Диккенс, живший на Тейвисток-сквер, жаловался, что «водопроводная система зачастую работает крайне неэффективно». «В понедельник утром у меня обычно нет ни капли воды, — писал он (а ведь Диккенс вносил дополнительную плату за «бак для ванны»), — как будто компании “Нью-Ривер” вообще не существует. Честно говоря, лучше бы так оно и было».

Компания «Нью-Ривер» была самым известным предприятием по водоснабжению в Лондоне, но у нее имелись конкуренты: «Хэмпстед», поставлявшая воду из прудов на территории Хэмпстедской пустоши, «Челси» и другие. На первых порах эти компании вели между собой отчаянную войну, напоминающую соперничество между современными операторами мобильной связи. Они переманивали друг у друга клиентов, крали чужие трубы… Бесперебойной работе систем водоснабжения мешали и другие причины, в частности, неожиданное вторжение представителей животного мира: в трубы, не снабженные фильтрами, иногда попадала из реки рыба. Однажды пораженные обитатели улицы Пэлл-Мэлл обнаружили возле своих домов с десяток полуметровых угрей.

Как только в жилых домах появился водопровод, пусть даже в виде единственного крана в полуподвальном помещении, мыться стало намного проще. Даже в период «немытых» столетий люди продолжали умываться, мыть руки и другие части тела, используя тазы и холщовые полотенца в качестве мочалки. Процедура умывания в тазу по-английски называлась «туалет» (англ. toilette) и получила свое название от французского слова toile — «полотно». Позднее слово toilette приобретет свое современное значение — «туалет», или «уборная».

В георгианский период в углу спален появляются тренога для таза и туалетный столик — то, что впоследствии превратится в непременные атрибуты ванной комнаты — раковину и шкафчик для туалетных принадлежностей. В набор предметов на столике в георгианскую эпоху обычно входили расческа, зеркало, флакончики с духами, драгоценности и декоративная косметика. Некоторые известные врачи теперь рекомендовали помимо умывания в тазу также принимать ванны, но общество не торопилось следовать их советам. Если верить словам одного из персонажей Тобайаса Смоллетта, в георгианский период на великосветском балу в Бате стоял нестерпимый смрад: «Вообразите себе букет ароматов, испускаемых гнилыми зубами, больными легкими, брожением в кишках, потными ногами, подмышками, мокнущими язвами и прочими выделениями»[56]. В 1750 году Джон Уилкс [57] отмечал: «Женщины нашего острова никогда не моют благородные части своего тела». В XVIII веке лорд Джон Харви, описывая придворных, толпившихся в жаркой комнате королевского дворца, уточнял: «Как всегда, обливаются вонючим потом».

Как ни странно, снова стать убежденными поклонниками мытья британцев подвигла религия. Методист Джон Уэсли внушал прихожанам, что опрятность сродни благочестию. «Неряшливость, — утверждал он, — противоречит вере, — и даже отказывался читать проповедь, если в помещении не было туалета: — Не ожидайте увидеть меня там, где нет уборной». С ним соглашались многие. Лидеры радикальных протестантских движений пришли к выводу, что, прививая своим последователям любовь к чистоте, они приучают их к самодисциплине, воспитывают сознательность и набожность. Бедный маленький трубочист из сказочной повести Чарльза Кингсли[58] «Дети вод» понял, что попадет в рай только в том случае, если будет содержать себя в чистоте: чтобы его сочли достойным, он должен «усердно трудиться и усердно мыться». Этот союз религии, стремления к чистоте и протестантской трудовой этики положил в XIX веке начало движению за развитие систем канализации, общественных туалетов и водостоков. Как выразился историк Кит Томас, забота о здоровье населения стала «религиозной обязанностью и нравственным крестовым походом».

И все же, несмотря на одобрение церкви, к началу XIX века процедура мытья еще не стала неотъемлемой частью быта. «Семейная энциклопедия» (1821) посвятила «Личной гигиене» и «Купанию» две отдельные статьи: по тогдашним понятиям это были разные вещи. В 1857 году к горячей ванне по-прежнему относились как к чему-то сомнительному и опасному: ни в коем случае нельзя «проявлять легкомыслие; прежде чем принимать ванну в качестве лечебной процедуры, следует испросить совета у доктора».

Следующий шаг к всеобщему признанию мытья был сделан, когда купание в ванне стало признаком стиля. Красавчик Браммелл, одна из наиболее ярких фигур в высшем свете эпохи Регентства и законодатель мужской моды, утверждал, что мужчины не должны, уподобляясь женщинам, пользоваться духами, а чтобы от них не разило потом, следует ежедневно принимать ванну. Вскоре представители среднего и низшего сословий принялись копировать образ жизни аристократов. Наконец к мытью в ванне стали относиться не просто как к оздоровительной процедуре или религиозному обряду — оно обрело социальное значение. Викторианские книги по этикету пестрели наставлениями: хорошие манеры начинаются с чистого тела. В «Справочнике по домоводству Касселла» (1869) уже говорится о пользе ванны не с медицинской точки зрения, а в гигиенических целях: необходимо «купаться вечером каждую субботу». Общество было готово к следующему шагу: появлению в доме ванной комнаты.

Глава 17. РОЖДЕНИЕ ВАННОЙ КОМНАТЫ

В восточных культурах ванная издавна играет исключительно важную роль, а в наших северных домах она лишь недавно стала дополнительным удобством.

В 1871 году один француз, посетивший Англию, описал спальню в роскошном викторианском загородном доме, где он гостил. Там на туалетном столике стояли три кувшина разных размеров, один из которых предназначался для горячей воды. Были там две фарфоровые чаши, подставка для зубных щеток, две мыльницы и бутылка воды со стаканом. Рядом на полу стояла «большая неглубокая цинковая ванна для купания по утрам». Каждое утро в комнату входил слуга, раздвигал шторы и приносил «большой бидон горячей воды и мягкое пушистое полотенце».

До появления ванны со сливом (это произошло в 1860-е) слугам состоятельных господ викторианской эпохи приходилось работать в поте лица: греть воду, а потом разносить, порой расплескивая, по комнатам, которые, строго говоря, не были оборудованы для мытья. Труд домашней прислуги ценился относительно дешево, и англичане не спешили проводить водопровод на верхние этажи своих жилищ.

Чтобы наполнить стандартную ванну водой на 15 сантиметров, требовалось 45 литров воды (то есть 45 килограммов). В городских домах воду обычно поднимали вручную из полуподвального этажа. Потом грязную воду так же вручную сносили вниз. «Человек способен на многое ради известности или из тщеславия, — писала в 1877 году Флоренс Кадди[59], — но я еще не слышала, чтобы кто-то взял на себя труд вылить после мытья воду из ванны». Разумеется, слуги тоже мылись, но с меньшими затратами труда. Шесть прачек, служивших в особняке Чатсуорт-хаус в 1920-е годы, в субботу вечером мылись в деревянной пивной бочке, наполовину заполненной водой: «первой мылась старшая прачка, следом по очереди — пять ее помощниц в порядке старшинства» (самой младшей можно только посочувствовать).

Умывальники и ночные горшки опорожнялись прямо в спальнях. Вниз их не уносили. Происходило это следующим образом: горничная приходила в комнату с двумя ведрами — пустым и заполненным чистой водой. Она выливала в пустое ведро содержимое умывального таза, ночной вазы, стаканов и прочие помои, а сосуды ополаскивала. Оставшуюся чистую воду наливала в кувшин, дожидавшийся возвращения хозяина спальни. Ночные горшки покидали спальню всего два раза в неделю, когда их обдавали кипятком (а вот ведро для слива фекалий и помоев ошпаривали ежедневно).