Люси Уорсли - Английский дом. Интимная история

В качестве пятновыводителя использовали мочу. В 1677 году Ханна Вулли советовала «удалять чернильные пятна с льняной ткани» следующим образом: «На ночь замочите ткань в моче. На следующий день потрите пятна так же, как при стирке в воде. Потом замочите в моче еще на одну ночь и снова потрите. Делайте так, пока пятна не исчезнут».

Мочу высоко ценили как чистящее средство вплоть до XX века. У владельцев загородных поместий одним из любимых развлечений была охота на лис. Возвращались они заляпанные грязью. Иногда у слуг была всего одна ночь, чтобы отчистить красные куртки охотников. Дворецкий по имени Эрнест Кинг вспоминает: если костюмы были очень грязными, «мы просили горничную оставить для нас содержимое ночных горшков, хотя бы одно ведро. Моча прекрасно удаляет грязь». Наверняка джентльменам не говорили, чем чистят их костюмы.

Вслед за замачиванием белья наступал черед стирки: белье тщательно намыливали и выбивали из него грязь деревянной палкой под названием «битл» (англ, beetle), то есть «орудием для битья», «колотушкой». (Когда я попробовала это проделать, меня очень мучил соблазн погонять палкой мыльные шарики; существует гипотеза, что именно дети прачек изобрели крикет.) Этап намыливания и выбивания грязи соответствует этапу основной стирки в современных стиральных машинах.

Генрих VIII платил своей прачке Энн Харрис десять фунтов в год за стирку скатертей и полотенец, но часть этих денег она тратила на мыло. Мыло для стирки было еще более богато щелоком. Для его приготовления воду, содержащую щелок, кипятили с животным жиром — процесс, сопровождавшийся поистине отвратительным запахом. В Лондоне XVII века ядовитый дым, поднимавшийся от мыловарен, обволакивал город «густым грязным туманом, насыщенным копотью и гибельными парами». Мыло часто выпускалось в виде желеобразной массы в бочонках, но его делали также и в форме твердых шариков или брусочков.

Намыленное белье нужно было тщательно прополоскать, затем отжать (в современных стиральных машинах это операция отжима). Для отжима служил врытый в землю крестообразный столб, вокруг которого закручивали белье, пока из него не переставала капать вода. Наконец белье развешивали сушиться (центрифуг в то время не было) под солнцем на кустах, в идеальном случае — розмарина, придававшего белью приятный запах. Подходил и боярышник, на колючках которого белье держалось не хуже, чем на бельевых прищепках.

Усилия эти были не напрасны: в чистой одежде становилось легче поддерживать чистоту тела; нижнее белье в ту пору практически исполняло функцию отсутствующей ванны. Один французский архитектор в 1616 году замечал: чистая рубашка «куда лучше, чем парильни и ванны наших предков, не имевших возможности носить белье и оценить его удобство». Правда, через несколько десятилетий после этих слов наиболее прогрессивные слои общества вновь станут благосклонно смотреть на процедуру мытья.

Глава 16. …И ЕЕ ВОЗРОЖДЕНИЕ

Неряшливость противна вере… Чистота тела воистину сродни благочестию.

Почему в XVIII веке обычай мытья постепенно утверждается снова? И в XVI веке, и в XVII находились смельчаки, которые, презрев опасности, таящиеся в процедуре мытья, принимали ванну. Однако обычно они делали это в лечебных целях, по предписанию врачей. Генриху VIII, например, были прописаны травяные ванны для лечения гнойной язвы на ноге. В XVII веке одному аристократу иногда назначали минеральные ванны, хотя врач при этом советовал не забывать про меры предосторожности: «… Пусть ванна, в которую вы впервые погружаетесь, будет горячей настолько, насколько вы можете терпеть, но едва она начнет остывать, долейте в нее горячую воду, а после, чтобы не переохладиться, глотните теплого бульону или кёдла».

 Кран во дворце Хэмптон-Корт эпохи Тюдоров. Из него наполняли водой ванну Генриха VIII.

Именно благодаря предписаниям врачей процедура мытья стала возвращаться в повседневный обиход. В XVII столетии медицина совершила гигантский скачок вперед. В век Просвещения теория Галена о наличии в организме человека четырех гуморов (жидкостей) наконец-то была отвергнута, и люди перестали испытывать страх перед мытьем, усвоив, что вода не может нарушить равновесие в человеческом теле. Кроме того, сложилось новое понимание природы пота. То, что организм человека ежедневно выделяет огромное количество практически невидимых испарений, опытным путем доказал врач Санторио[54], чьи труды получили широкое распространение. К 1724 году любой английский врач мог написать: «Общеизвестно, что мытье тела очищает поры от липкой грязи, которая постоянно их забивает». К горячей воде по-прежнему относились с опаской, зато доверием стала пользоваться холодная вода.

Считалось, что погружение в холодную воду полезно для здоровья: это дает встряску вялому телу. Как выражался сэр Джон Флойер, автор «Истории купания в холодной воде», холодная ванна «пробуждает дремлющий дух» и «дает толчок оцепенелому разуму». Однако Флойер, расхваливая лечебный эффект холодных ванн, руководствовался еще одним скрытым мотивом: он считал, что ритуал крещения должен, как в древние времена, сопровождаться полным погружением в воду, и хотел, чтобы церковь восстановила эту старинную практику.

Холодные ванны, утверждал Джозеф Браун в своем труде «Рассказ о чудесном исцелении с помощью холодных ванн» (1707), могут излечить от множества недугов: золотухи, рахита, «слабой эрекции и общего расстройства гульфикового хозяйства». Браун был не одинок в своем мнении о том, что холодная ванна повышает либидо:

В холодной ванне старый ДжонСвою старуху, словно деву,Обнял, с пей вместе погружен, —Не для греха, а для сугреву.[55]

Доктор Ричард Расселл, автор «Трактата о пользе морской воды», считал, что морскую воду следует пить, поскольку она является отличным слабительным средством: «Одной пинты взрослому достаточно, чтобы три-четыре раза как следует сходить». Его коллега доктор Осигер установил, что «при бесплодии лучше всего помогает морская вода». Морские купания в георгианскую эпоху стали популярным видом отдыха, что способствовало развитию морских курортов, растянувшихся вдоль южного побережья Англии.

Поскольку холодной воде приписывали чудодейственную силу, ее самые ярые приверженцы стали купаться дома. В усадьбе Кедлстон-холл в графстве Дербишир семейство Керзон устроило купальню на берегу озера. Она занимала нижний этаж рыбачьего павильона (удочку забрасывали в воду из открытого верхнего окна). Менее состоятельные господа наливали холодную воду в обычную бадью, окунались в нее и тем довольствовались. Хорас Уолпол, страдавший от подагрического узла на лице, регулярно опускал голову «в ведро с холодной водой, что всегда приносило облегчение».

 Рыбачий павильон у озера в усадьбе Кедлстон-холл в Дербишире. На нижнем этаже — купальня для холодных ванн, которыми лечили «слабую эрекцию и общее расстройство гульфикового хозяйства».

По мере того как совершенствовалась система водоснабжения, мытье делалось все менее опасной процедурой. В георгианский период в дома лондонцев среднего достатка начала поступать по трубам относительно чистая вода. Уже в 1582 году голландец Питер Морриц, оказавшись в Лондоне, заметил с моста установленное в реке водяное колесо. Во время приливов, когда уровень воды поднимался, жители получали воду прямо в дома. К сожалению, в елизаветинском Лондоне Темза служила также и коллектором, поэтому нечистоты, спускаемые в реку горожанами, возвращались к ним же.

 Деревянный трубопровод, подававший воду в Лондон георгианского периода, тянулся вдоль дорог, напоминая связки сосисок.

Одним из самых впечатляющих достижений инженерной мысли в истории Лондона стала Новая река — канал, проложенный в XVII веке. Этот искусственный извилистый водоток протяженностью около 65 километров доставлял воду из хартфордширского источника прямо в центр района Ислингтон. Статуя его создателя, сэра Хью Миддлтона, до сих пор возвышается на Аппер-стрит. С точки зрения инженерного совершенства Новая река стоит в одном ряду с туннелем под Ла-Маншем и Большой западной железной дорогой. Остается только восхищаться мастерством гидрографов, сумевших точно рассчитать все изгибы русла канала.

Под дорогами георгианского Лондона был проложен трубопровод из древесины вяза, тянувшийся от самого начала Новой реки. Некоторые трубы выходили на поверхность земли. Они были похожи на длиннющие связки сосисок: заостренный конец каждого полого ствола вставлялся в более широкое отверстие на краю следующего. Зимой трубы, лежавшие на поверхности, для защиты от морозов заваливали навозом. Вяз использовали потому, что его древесина устойчива к сырости. Лишь в XIX веке трубы стали делать из металла. На всей протяженности трубопровода в него через определенные промежутки были вставлены свинцовые трубы меньшего диаметра, тянувшиеся к кухням, расположенным в полуподвалах жилых домов.