Темная сторона демократии: Объяснение этнических чисток - Майкл Манн
В крайних случаях реализм требует признать, что разделение на два национальных государства представляет собой наименьшее зло в плане немедленных решений. Так может обстоять дело там, где насилие в прошлом создало слишком большое недоверие для мирного разделения власти. Подобная ситуация сложилась в Косово, возможно, в Аче и на Тибете, но, видимо, дело пока не дошло до этого в Южном Судане, где история собственного суверенитета была недолгой и где слабее противоборствующие идентичности. Безусловно, раздел ведет к собственным проблемам. Теперь конфликт может обернуться войной между разделившимися государствами, при котором меньшинства в новых государствах трудно защитить. Требуются коллективные гарантии прав меньшинства, выполнение которых обеспечивается международными организациями. В некоторых случаях имеет смысл повернуть ненависть в сторону мягких форм чистки, которая производится по обоюдному согласию путем обмена населением и собственностью, изменения границ и т. д. Это лучше, чем рисковать насильственной чисткой, как в Косово и, возможно, в Боснии. Сейчас ООН, НАТО и Соединенные Штаты редко прибегают к такой политике. Но сколько еще времени их силы будут подавлять хорватов и сербов, требующих создания собственных мини-государств, и преследовать немногих возвращающихся беженцев? Может быть, имеет смысл осуществить обмен населением и признать эти национальные мини-государства — даже позволить им при желании войти в состав Хорватии и Сербии (безусловно, гарантировав права меньшинств)? В конце концов, у нас у всех есть свои национальные государства. Однако решения должны различаться в зависимости от типа и уровня угрозы. Рецептов, годных для всех, не существует.
Можем ли мы на Севере помочь странам Юга избежать худших сценариев, которые, в конце концов, принадлежат к нашему собственному прошлому? Да, поскольку мы увидели, что большую роль играет геополитический контекст — как с точки зрения внешней помощи, так и с точки зрения международных конфликтов. В случае европейской периферии мы увидели мощные геополитические ограничители, сдерживающие насилие на этнической почве. К сожалению, такие ограничители редко встречаются в других местах. Нетрудно видеть, в чем должны состоять некоторые из них. Нужно осуществлять значительно больший контроль над продажей оружия — как тяжелого, используемого для государственного террора и подавления, так и легкого, которое используют слабые в террористических актах и парамилитарных формированиях. Мы должны стремиться к международному режиму, более чувствительному к региональным конфликтам и нашим собственным империалистическим тенденциям. Мы должны способствовать сокращению неравенства на Юге; нам не следует подчинять этнические конфликты и сопротивление авторитарным режимам нашим собственным геополитическим играм; мы должны поощрять институционализацию как этнических, так и классовых конфликтов. Это обозначает, например, большую чувствительность к бедности в Африке к югу от Сахары, к арабскому и мусульманскому страху перед Израилем, к экспроприации туземных народов крупным капиталом в союзе с прибывающими поселенцами и т. д. Все это, безусловно, воздушные замки. Империалисты, международные капиталисты, контрабандисты оружия, воины за веру и этнонационалисты мотивированы главным образом не благородными чувствами. Мало из того, что я сейчас упомянул, находится в настоящее время на международной повестке дня.
Одну из проблем представляют Соединенные Штаты. Есть печальный контраст между тем, как сейчас ведет себя американский неолиберальный империализм, по сравнению с американской политикой в Европе и Японии сразу после Второй мировой войны. Тогда правительство США стремилось поощрять как правоцентристов, так и левоцентристов в Европе и Японии с целью установления трудовых отношений и создания парламентских коалиций, основанных на классовом примирении, изолируя экстремистов за пределами жизнеспособных институций классового компромисса и выбивая почву у них из-под ног (Maier, 1981). В отличие от этого, сейчас международные учреждения стремятся освободить капитал от «мертвой хватки» государственного регулирования, и экономика получает «шоковую терапию» рыночной свободы, практически невзирая на последствия с точки зрения безработицы, уровня зарплат, защиты трудящихся и политической реакции. Там, где неравенство приобретает этническую окраску, оно поощряет этнический конфликт между пролетарскими и имперскими этническими группами. МВФ, Всемирный банк и другие ссудные учреждения должны обдумать новый тип условий для получения кредитов, обуславливая их принятием мер, направленных на достижение большего равенства между классами и регионами и защитой как индивидуальных, так и коллективных прав. Более того, американская «война с терроризмом» носит крайне односторонний характер. Она направлена только на террористов, а не на государственный террор (за исключением немногочисленных государств-изгоев, которые и без того выступают против внешней политики США). Это значит, что Соединенные Штаты выступают на стороне доминирующих государств против этнорелигиозных повстанческих движений. От Палестины до Грузии, Чечни, Кашмира, южных Филиппин, Колумбии американская политика поощряет государственный террор. Большинство перечисленных государств даже получает от них военную помощь, способствующую подавлению повстанческих движений.
Сегодняшняя политика США кому-то может показаться дальновидной, поскольку напрямую связана с моим тезисом 4а. Соединенные Штаты стремятся перекрыть международную помощь террористам (то есть повстанцам) со стороны сочувствующих из-за рубежа, поддерживая государственный террор. Тем самым они стремятся подорвать волю более слабой группы к сопротивлению. Могут ли США добиться успеха, заставив повстанцев подчиниться или согласиться на ничтожные уступки за столом переговоров? В некоторых случаях это возможно, если повстанческое движение не укоренено надлежащим образом в соответствующем народе. Движение Абу Сайяф на южных Филиппинах, как кажется, пользуется слабой поддержкой у местного мусульманского меньшинства. Возможно, Соединенные Штаты могут помочь филиппинскому правительству его подавить. Однако сомнительно, что такая стратегия применима там, где стремление народа к власти глубоко укоренено. В современном мире этнонационализм только усилился. Сейчас повсеместно считается, что народ (в обоих смыслах слова) имеет право на собственную власть. Стремление народов к самоопределению приняло глобальный характер с тех пор, как президент Вудро Вильсон провозгласил соответствующее право в 1917 г. Даже на Филиппинах новая политика не смогла до сих пор ослабить глубоко укорененное мусульманское повстанческое движение Национально-освободительный фронт моро. На деле филиппинское правительство вынуждено было перейти к примирительной стратегии. В другом месте я писал, что односторонний подход США в действительности лишь увеличивает мобильность террористов, равно как и
