Константин Битюков - Великокняжеская оппозиция в России 1915-1917 гг.
В этой обстановке и начал готовиться «штурм» власти. Атака на раздираемое противоречиями правительство готовилась с разных сторон: из думских кругов Петрограда, из Ставки, имевшей контакты с общественными организациями, и из двора Марии Федоровны в Киеве.
«М.В. Родзянко предложил Б.В. Штюрмеру уйти в отставку, а Б.В. Штюрмер на него за это рассердился…»
Подготовка ноябрьского штурма власти в Петрограде началась в октябре 1916 г., когда в результате назначения на пост нового министра внутренних дел А.Д. Протопопова, бывшего до того членом Прогрессивного блока и товарищем председателя Государственной думы, изменилась политическая обстановка. В день известия о его назначении близкая к кадетам газета «Речь» написала, что «А.Д. Протопопова считали одним из тех мягких по натуре людей, которые чрезвычайно подвержены чужим влияниям»[274]. Таким образом, с самого начала к А.Д. Протопопову думские лидеры испытывали недоверие. В той же газете в статье «Депутаты о назначении А.Д. Протопопова» отмечалось, что известие о его назначении, распространившееся в Таврическом дворце, «поразило депутатов своей неожиданностью»[275].
Росту этого недоверия способствовал и сам вновь назначенный министр внутренних дел, который заявил, что не имеет собственной программы. «Что объединяет А.Д. Протопопова с г. Штюрмером? – задавала вопрос в своей передовице «Речь». – Вот вопрос, с ответом на который можно повременить до приступа нового министра к ожидающей его деятельности. Приступ этот, конечно, не замедлит»[276]. Заметим, что в этом месте статьи цензура сделала определенные купюры. С точки зрения должностной дисциплины А.Д. Протопопов был прав, не заявляя о собственной программе, однако с точки зрения логики борьбы Думы против правительства это было непростительной ошибкой. Его бывший однополчанин П.Г. Курлов, ставший ближайшим советником А.Д. Протопопова, заметил ему, что «такая речь в устах министра внутренних дел есть похороны себя по первому разряду»[277].
Несмотря на то, что первоначально министр внутренних дел собирался сконцентрироваться на выработке таких законопроектов, как закон об обществах и собраниях, о печати, о городовом положении, о реформировании земского положения и о волостном земстве[278], эта серия проектов не была реализована. После встреч А.Д. Протопопова с императрицей Александрой Федоровной, а вскоре и с Николаем II в министерстве стали быстрыми темпами разрабатываться совсем другие проекты.
Прежде всего проект реорганизации полиции, который сводился преимущественно к увеличению штатов, повышению жалованья и пенсий полицейским. Другим главным направлением деятельности министерства стало решение продовольственного вопроса. 22 сентября был опубликован совместный циркуляр А.Д. Протопопова и министра земледелия графа А.А. Бобринского о запрете вывоза зерна из губерний, где оно было выращено. На следующий день были установлены твердые цены на муку вплоть до урожая 1917 г., а 25 сентября – твердые цены на сахар. Эти меры, во многом вынужденные и уже применявшиеся в большинстве воюющих стран, вызвали перебои с поставкой продовольствия в крупные российские города. В Петрограде появились «хвосты» (очереди), повлекшие за собой стихийные выступления рабочих из-за перебоев с поставками продовольствия и его дороговизны.
Продовольственный вопрос попал в центр внимания думской бюджетной комиссии, начавшей свою работу 1 октября. Уже 6 октября кадетская газета «Речь» заявила в своей передовице, что «вопрос продовольствия есть основной вопрос государственного хозяйства»[279].
В конце сентября руководство продовольственным вопросом находилось в руках Министерства земледелия и Особого совещания по продовольствию. Однако с приходом А.Д. Протопопова на эту роль стало претендовать и министерство внутренних дел. Не оставляла своих надежд решить продовольственную проблему и Ставка, недовольная правительством. Становилась очевидной невозможность решения этого вопроса без привлечения общественных организаций и земств. Однако сами общественные организации ясно высказывались в пользу иного, четвертого, варианта – создания министерства общественного доверия из числа собственных членов и депутатов Государственной думы. 6 октября заседание бюджетной комиссии посетил А.Д. Протопопов, заявивший о намерении перевести все продовольственное дело из ведения Министерства земледелия в ведение Министерства внутренних дел. «Неужели правда?» – восклицал по этому поводу заголовок статьи известного кадетского экономиста М. Туган-Барановского в «Речи»[280]. «Из строго экономического заседание бюджетной комиссии перешло в политическое», – гласила другая статья[281]. Подобное решение вопроса совершенно не устраивало лидеров Прогрессивного блока, которые боялись не только усугубления ситуации из-за бюрократической чехарды, но и опасались, что ситуация может полностью выйти из-под их контроля. В тот же день фракция земцев-октябристов исключила А.Д. Протопопова из своих рядов.
В дальнейшем всю первую половину октября между двумя министерствами продолжалась заочная баталия, причем боролись они не только между собой, но и за привлечение на свою сторону общественных организаций, прежде всего земств. Даже председатель консервативного собрания московского дворянства князь С.Б. Мещерский заявил 12 октября, что «власть нуждается в содействии всех жителей страны»[282].
В этих условиях возрастала роль Земского союза. В Москве был поднят вопрос о созыве съезда. Однако общественные деятели смогли собраться лишь 25 октября.
Конфликт двух ведомств быстро разрастался. 15 октября прошло заседание Совета министров, на котором гр. П.Н. Игнатьев и гр. А.А. Бобринский высказались против передачи продовольственного вопроса в МВД, обосновав это непопулярностью подобного решения и мощным противодействием Думы. А.Ф. Трепов, А.А. Макаров и Н.Н. Покровский высказались «за» при условии, что А.Д. Протопопов представит программу решения вопроса.
К решению продовольственной проблемы подключалась и Ставка. 14 октября А.Д. Протопопов обратился к военному ведомству с просьбой о выдаче продовольствия с военных складов для нужд населения Москвы и Петрограда. В тот же день состоялось совместное заседание особых совещаний по продовольствию и по обороне[283]. 15 и 16 октября в Ставке прошло совещание интендантов фронтов с участием заведующего сельской продовольственной частью МВД В.В. Ковалевского[284]. 16 октября в Ставку прибывает А.Д. Протопопов, который в течение двух часов беседует с Николаем II, убеждая его передать продовольственный вопрос в ведение МВД[285]. На следующий день императрица напишет Николаю II, что «Друг [то есть Г.Е. Распутин. – Е.П., К.Б.] чрезвычайно им доволен, он очень изменился к лучшему, а потому Он думает, что Протопопову следовало бы взять его [т. е. Г.Е. Распутина. – Е.П., К.Б.] к себе в помощники»[286]. В этот же день, 16 октября, произошла встреча начальника штаба Верховного главнокомандующего М.В. Алексеева с председателем Земгора князем Г.Е. Львовым. Скорее всего, на встрече обсуждались два вопроса – о помощи Земгора в снабжении фронта (26 октября будет объявлено о том, что этой организации будет поручено обслуживать нужды Румынского фронта)[287] и о смене правительства (тесно связанный с князем Г.Е. Львовым корреспондент царя А.А. Клопов вскоре подготовит проект рескрипта Николая II М.В. Алексееву с поручением образовать кабинет из государственных и общественных деятелей)[288]. Противостояние в решении продовольственного вопроса нарастало. Борьба вступала в решающую стадию.
Тогда же, в середине октября 1916 г., в своем докладе императору М.В. Алексеев остановился на полном недоверии, которое оказывает народ правительству. Он сказал, что «народное негодование обращено на правительство и темные элементы, с которыми оно тесно связано в глазах и сознании народа». Он также обратил внимание императора, что «народная молва не отделяет Имени Императорского Величества от деятельности правительства… Спасать Имя Своего Государя, выделить Его в вероятные кровавые часы нашей истории из среды дряблого правительства – священный долг каждого верноподданного»[289]. В своих комментариях к данному документу историк С.В. Куликов отмечает, что «именно Алексеев своим всеподданнейшим докладом об ухудшении внутреннего положения империи по сути дела открыл длинную череду попыток “образумить” царя, исходивших осенью 1916 г. от его приближенных и родственников»[290], хотя, с нашей точки зрения, это было не начало, а лишь преддверие штурма.
