Юрий Житорчук - Так кто же виноват в трагедии 1941 года?

22 марта гитлеровцы захватили Клайпеду (Мемель).

23 марта Румыния была вынуждена принять кабальное экономическое соглашение с Германией.

26 марта Польша окончательно отвергает немецкие предложения о территориальном урегулировании и заявляет, что будет рассматривать любую попытку Германии изменить статус-кво Данцига как нападение на Польшу. Гитлер был взбешен поведением своего потенциального союзника. «Мирный» вариант разрешения польской проблемы становится все менее вероятным.

31 марта Англия и Франция объявили о своих гарантиях Польше, на случай агрессии против нее со стороны Германии.

8. Версии мотивов, которые двигали Чемберленом при умиротворении Гитлера. Официальная английская версия исходит из того, что Англия была не готова к войне с Германией, и поэтому Чемберлен стремился любыми средствами оттянуть время для того, чтобы подготовиться к вероятной в будущем вооруженной борьбе с нацистами, а по возможности избежать ее вообще.

Политика же умиротворения была направлена на воссоединение единства немцев, искусственно разбросанных по нескольким чуждым им государствам, что якобы сделало бы ненужными все военные реваншистские планы Гитлера, и позволило Германии стать равноправной европейской державой. При этом английское руководство ошибочно не придало должного значения тому факту, что фашистские планы были направлены не только на реванш, но и на завоевание нового жизненного пространства. Париж же в это время лишь слепо следовал в кильватере английской политики.

Заметим, что опубликованные в настоящее время документы позволяют сделать вывод о несостоятельности такой версии объяснения, проводимой правительством Чемберлена политики умиротворения.

Во-первых, правительства Англии и Франции безусловно были в курсе того, что фашистские притязания направлены не только на реванш, но и на завоевание нового жизненного пространства на Востоке. Таким образом, говоря о своем стремлении к миру в Европе, Лондон надеялся, что такой «мир» мог быть обеспечен за счет войны между Германией и СССР. Этому имеются масса документальных свидетельств. Вот некоторые из них:

В записи своей беседы с французским министром иностранных дел Фланденом, состоявшейся 8 марта 1936 года, посол США в Париже сообщает:

«Я спросил его, считает ли он, что Германия имеет воинственные намерения. По его мнению, Германия намерена занять и укрепить демилитаризованную зону, которую она сможет затем удерживать минимумом сил, что даст возможность рейху обратить свое внимание на юг и на восток — в сторону Австрии, Чехословакии, Польши и России и что он полагает угрозу таких действий в конечном итоге вполне реальной».

Министр иностранных дел Франции Дельбос, комментируя господствовавшие в Англии настроения после своего визита в Лондон в конце ноября 1937 года, состоявшегося сразу после встречи Галифакса с Гитлером, говорил:

«Англия не имеет ничего против того, чтобы СССР остался вне пакта и даже более, чтобы возник конфликт между Германией и СССР».

Польский посол в Вашингтоне Потоцкий доносил в конце ноября 1938 года своему правительству о беседе с послом США во Франции Буллитом, который ему говорил:

«Можно предположить, что германский рейх направит свою агрессию на Восток. Для демократических стран было бы желательно, чтобы там, на Востоке, дело дошло до военного столкновения между Германией и Россией».

Французский посол в Берлине Кулондр в своем докладе, направленном в Париж 15 декабря 1938 года писал:

«Стремление третьего рейха к экспансии на Востоке мне кажется столь же очевидным, как и его отказ, по крайней мере, в настоящее время, от всяких завоеваний на Западе, одно вытекает из другого… Стать хозяином в Центральной Европе, подчинив себе Чехословакию и Венгрию, затем создать Великую Украину под немецкой гегемонией — таковой в основном кажется концепция, принятая нацистскими руководителями и, конечно, самим Гитлером».

9 марта 1939 года посол Великобритании в Германии Гендерсон направляет Галифаксу телеграмму:

«Что касается Украины… то мне кажется, тем не менее, неизбежным, что Германия проявит желание попытаться отторгнуть эту богатую страну от обширного государства, которое она считает своим основным врагом… Я не думаю, чтобы СССР покорно подчинился германским интригам до такой степени, и мне кажется, что чем меньше мы будем принимать чью-либо сторону в этом конфликте, тем лучше… Гитлер указал в „Майн кампф“ совершенно ясно, что „жизненное пространство“ для Германии может быть найдено только в экспансии на Восток, а экспансия на Восток означает, что рано или поздно весьма вероятно столкновение между Германией и Россией».

А в сентябре 1939 года министр внутренних дел США Икес записал в своем дневнике:

«Англия лелеяла надежду, что ей удастся столкнуть Россию и Германию друг с другом и таким путем самой выйти сухой из воды».

Во-вторых, политика умиротворения, позволила Германии многократно и без особых на то усилий повысить свой военно-промышленный и мобилизационный потенциал. Кроме того Германия значительно расширила свои границы, заняв при этом стратегически важные рубежи и дополнительно получив около 10 миллионов новых подданных, т. е. около миллиона потенциальных солдат. При этом немцами были захвачены 1582 самолета, 469 танков, 5700 артиллерийских орудий и большое количество другой военной техники.

За счет умиротворения военный потенциал Запада все более и более отставал от военного потенциала Германии. Вот что по этому поводу писал в своих мемуарах Черчилль:

«Бесспорно, что из-за падения Чехословакии мы потеряли силы, равные примерно 35 дивизиям. Кроме того, в руки противника попали заводы „Шкода“ — второй по значению арсенал Центральной Европы, который в период с августа 1938 года по сентябрь 1939 года выпустил почти столько же продукции, сколько выпустили все английские военные заводы за то же время».

В-третьих, даже если допустить совершенно невероятное: Чемберлен действительно не замечал агрессивных намерений Гитлера на Востоке и считал, что позволив объединить всех немцев в одном государстве Европа получит миролюбивую и цивилизованную Германию, то следует признать, что такое объединение немцев явно противоречило основополагающим геополитическим интересам Великобритании. Ведь в центре Европы на вполне законных основаниях и с согласия Лондона возник бы промышленный гигант, значительно превосходивший Францию, конкурировать с которым Англии в будущем было бы чрезвычайно сложно, если вообще возможно. Такая перспектива должна была бы стать настоящим кошмаром для Лондона.

Ведь до назначения Чемберлена на пост премьер-министра в Великобритании существовала непреложная многовековая традиция внешней политики, суть которой заключалась в том, что Англия всегда противостояла самой сильной европейской державе, всячески стремясь ослабить ее и поддержать ее основного геополитического соперника. Вот, например, как в марте 1936 года Черчилль на заседании группы консервативных членов комиссии по иностранным делам комментировал эту аксиому политики Великобритании:

«На протяжении 400 лет внешняя политика Англии состояла в том, чтобы противостоять сильнейшей, самой агрессивной, самой влиятельной державе на континенте… политика Англии совершенно не считается с тем, какая именно страна стремиться к господству в Европе. Ей безразлично о каких правителях или странах идёт речь. Поэтому нам не следует бояться, что нас могут обвинить в профранцузской или антигерманской позиции. Если бы обстоятельства изменились, мы в такой же мере могли бы занимать прогерманскую или антифранцузскую позицию. Это закон государственной политики, которую мы проводим, а не просто целесообразность, диктуемая случайными обстоятельствами, симпатиями или антипатиями или же какими то другими чувствами».

Отметим, что эта внешнеполитическая традиция сохранялась и после окончания ПМВ, когда сильнейшей на континенте стала Франция, а Лондон приложил немало усилий для того, чтобы в лице возрождающейся Германии создать противовес своей традиционной союзнице.

Усилия Вашингтона и Лондона, направленные на восстановление послевоенной экономики Германии, принесли свои плоды. Так ее бюджетные ассигнования на вооружения и армию в 1933–1938 годах увеличились почти в 10 раз, производство оружия и военной техники возросло в 12.5, а самолетов — в 22 раза. По большинству макроэкономических показателей Германии удалось обогнать Францию, и теперь она уже представляла серьезную конкуренцию для Англии, как в вооружении, так и в экономике и торговле.