Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Волна репрессий против участников бывших оппозиций застала В. П. Шевелева-Лубкова в должности начальника строительства мукомольного комбината в Сталинграде. В октябре 1936 года Красноярский отдел НКВД обвинил Василия Павловича в руководстве троцкистской повстанческой организацией. Допросы продолжались с месяц, но никакого результата не дали – несмотря на серию очных ставок с заключенными троцкистами, арестант отрицал суть обвинений. В январе 1937 года Шевелева-Лубкова переправили в Новосибирск, и за допросы взялся начальник УНКВД ЗСК С. Н. Миронов, которому содействовали следователи Пастаногов и Попов. Подсаженный в камеру С. Е. Франконтель возмущался перед начальством: «Руководитель „партизанской“ группы Шевелев-Лубков не считал контрреволюционным явлением сборы партизан, где наносились любые оскорбления руководителям партии и правительства Советского Союза. С тем, чтобы показать ему противоположное, приходилось мне много доказывать, приводить примеры <…> такую работу я называл трудной, так как она требовала много времени, терпения и сил. Например, на сборищах они высказывали такие фразы, как „надо перевоевать“, и в этом не находили контрреволюционного, доказывая, что они за советскую власть». После того как в допросы включился Р. И. Эйхе, в следствии произошел перелом. Спустя сутки после товарищеской беседы с Эйхе, 10 января Шевелев-Лубков заявил: «Мне стыдно, что я обманул тов. Эйхе, у меня не хватило смелости, смотря ему в лицо, сказать, что я подлец. Я прошу сообщить ему мое извинение и передать, что я решил сказать всю правду и надеюсь единственно на то, что он спасет меня, и я еще в будущую войну пригожусь, тогда я докажу, что не совсем еще погиб для советской власти».
Шевелев-Лубков писал Миронову о своем «вредном, грязном прошлом», о том, как его шокировал процесс Зиновьева и Каменева, показавший, «кто такие были наши вожди, сволочи, которые нас кормили теориями, спекулировали революционными фразами, играя на трудностях, втянули во всю эту грязь исключительно в личных интересах, желая на наших спинах прийти к власти». Из контрреволюционного болота его вытащил арест, и «особенно мне помогли беседы с Эйхе и майором Мироновым, за что я глубоко от всей души благодарю»[1315].
21 января 1937 года подследственный попросил начальника 5‑го отделения 4‑го отдела УГБ Пастаногова вызвать его на допрос. «После того, как со мной поговорил тов. Эйхе и вы, меня стала мучить совесть. Мне стыдно перед партией и соввластью за то, что я, Шевелев-Лубков, бывший командир партизанской дивизии, которого знают по всей Сибири, стал самым настоящим изменником и предателем. Я решил рассказать вам всю правду». Рассказ Шевелева-Лубкова о том, как он был вовлечен в троцкистскую организацию, звучал иначе, чем 10 лет назад: «В 1926 году, работая в Новосибирске уполномоченным „Всеохотсоюза“, я однажды по почте, неизвестно от кого, получил адресованные мне на учреждение нелегальные троцкистские документы. Факт получения мною этих документов стал известен партийной организации, и постановлением Новосибирской Окр[ужной] КК ВКП(б) я как троцкист был исключен [из] партии».
Если эта часть истории в общих чертах известна, то далее идут интересные подробности:
Через несколько дней после исключения меня из партии ко мне на квартиру явился некто Лавров, работавший в то время на ответственной краевой работе. Лавров сообщил мне, что ему известно об исключении меня из партии за принадлежность к троцкизму. В беседе со мной Лавров выявил мою озлобленность партийным режимом и частичные разногласия с политикой партии. Я, в свою очередь, убедился в том, что Лавров убежденный троцкист. С Лавровым я встречался несколько раз. Эти встречи происходили на моей и его квартире и носили исключительно троцкистский характер. Из информации Лаврова мне стало известно, что он вместе с другими троцкистами, фамилии которых я сейчас не помню, ведет большую троцкистскую работу в Новосибирске. В конце 1926 года Лавров рекомендовал мне восстановиться в партии, поехать для этой цели в Москву, помог составить заявление на имя ЦКК и дал мне 90 рублей на дорогу. Одновременно Лавров передал мне пакет на имя И. Н. Смирнова, который просил передать в Москве лично Смирнову.
В Москве, после того как ЦКК восстановила его в рядах партии, Шевелев-Лубков пошел на службу к И. Н. Смирнову, занимавшему в то время пост наркома почт и телеграфа СССР. «Передав Смирнову пакет от Лаврова, я подробно рассказал ему об обстоятельствах исключения меня из партии. Смирнов сообщил мне, что полученные мною троцкистские материалы были направлены им». В процессе дальнейшей беседы Смирнов сказал, что «ими – троцкистами – ведется большая борьба против Сталина и ЦК, которые, по словам Смирнова, проводят явно неправильную, губительную для страны и революции политику. Заявив Смирнову, что полностью разделяю его точку зрения, я выразил готовность принять активное участие в борьбе против ЦК и просил Смирнова дать мне указания по троцкистской работе. Смирнов сказал мне, чтобы троцкистскую работу я повел по возвращении в Сибирь, а практические указания получу от людей, с которыми он меня свяжет». Смирнов поручил Шевелеву-Лубкову связаться с находившимся в Москве Михаилом Ильичом Сумецким, которого он предупредил по телефону. Сумецкий участвовал в работе объединенной оппозиции, а в бытность членом ячейки Сибторга он, наряду с обвиненными затем в убийстве Кирова Н. П. Мясниковым и И. И. Котолыновым, участвовал в нелегальных встречах оппозиционеров в Новосибирске. «Разыскав Сумецкого, которого я знал и раньше, я сообщил ему о своей встрече со Смирновым и полученных мною от него указаниях. Беседа с Сумецким была непродолжительна». Переехав в Каинск, Шевелев-Лубков восстановил связь с прибывшим из Москвы троцкистом Сумецким. «Дальнейшую работу я вел по его указаниям», – говорил он Пастаногову. Приехав в Новосибирск по делам службы, подследственный
…установил личную связь с Сумецким. Встретился с ним в его служебном кабинете, а затем пришел к нему на квартиру. Сумецкий высказал мне неудовлетворенность нашей работой, особенно моей. Он сказал мне, что перед его отъездом из Москвы в Сибирь И. Н. Смирнов поручил нам – сибирским троцкистам – развернуть работу среди бывших партизан. Сумецкий спросил, верят ли мне мои командиры, я ответил, что верят. «Ты учти, Василий Павлович, – сказал мне Сумецкий, – что сибирские партизаны – это большая сила, нужно среди них немедленно приступить к организации троцкистских групп» <…> Передавая мне директиву о создании троцкистской организации среди бывших партизан, Сумецкий говорил, что мы должны быть готовы даже к вооруженному выступлению, однако прямые указания о подготовке восстания я получил от него позднее. Указания, полученные мною от Сумецкого в 1927 г., сводились к тому, чтобы подготовить партизанский повстанческий резерв, могущий в случае надобности поддержать троцкистов в их борьбе против ЦК ВКП(б).
О том, как эти директивы исполнялись, начальник 4‑го отделения
