История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 2 - Луи Адольф Тьер
Находился тогда в Риме присланный туда для руководства полицией жандармский полковник Раде, человек хитрый и смелый. Поселившись рядом с Квириналом во дворце Роспильози, он наводнил шпионами жилище папы и поставил верных людей у колокольни Квиринала, чтобы завладеть колоколом и не допустить набата. Хотя слухи и не подтвердились, они возбудили воображение французских властей, убедив их, что безопасность в Риме невозможна, пока папа и его министр кардинал Пакка остаются в Риме. Арестовать одного кардинала Пакку без папы, которого тот не оставлял ни на минуту, казалось невозможным и недостаточным, и потому единственным спасительным средством казался арест их обоих. Однако перед подобным посягательством отступали до тех пор, пока все сомнения не сняли письма, столь неосмотрительно написанные Наполеоном Мюрату и переданные последним генералу Миолису. Генерал Миолис всё еще колебался, но поскольку полковник Раде настаивал, было решено арестовать папу с надлежащими мерами предосторожности и перевезти в Тоскану, где и решить, что делать дальше с его священной особой, столь обременительной в Риме и, как выяснится в дальнейшем, повсюду, ибо он станет живым свидетельством гнусного и бессмысленного насилия.
Отдав необходимые распоряжения и расставив жандармерию на дороге из Рима во Флоренцию, солдаты, возглавляемые полковником Раде, проникли в Квиринал 6 июля в 3 часа утра, в ту самую минуту, когда французская армия развертывалась перед Ваграмским сражением. Поскольку ворота были заперты, перелезли через садовую ограду с помощью лестниц, проникли во дворец через окна и добрались до папских покоев, где папа, предупрежденный о штурме, поспешно облачился в свои одежды. При нем находились кардинал Пакка и несколько церковных и гражданских лиц. Понтифик возмутился. Его взор, обычно живой, но кроткий, горел огнем. При виде полковника Раде, возглавлявшего солдат, столь гнусно облеченных ролью победителей беззащитного старика, папа спросил, зачем он явился к нему таким путем. Смущенный полковник извинился, сославшись на приказы, которым вынужден повиноваться, и сказал, что ему поручено вывезти папу из Рима. Чувствуя, что сопротивление бесполезно, Пий VII потребовал, чтобы его сопровождали кардинал Пакка и некоторые лица его дома, на что согласились при условии, что он выедет немедленно, а лица, которым назначено сопровождать его, присоединятся к нему несколькими часами позже.
Поскольку понтифик покорился, его посадили в карету и проехали через Рим и первые станции, оставшись неузнанными. Без остановок доехали до Радикофани, но там уставший папа, не видя прибытия лиц, о которых он просил, отказался следовать дальше. Вдобавок его охватил сильный жар, и невозможно было не предоставить ему отдыха. Через день опять тронулись в путь, проехали через Сиену среди коленопреклоненного, но покорного народа, и вечером 8-го прибыли в картезианский монастырь во Флоренции.
Великая герцогиня Элиза, старшая сестра императора, столь умно и заботливо правившая прекрасным герцогством Тосканским, ужаснулась, получив подобного узника, и испугалась, что одно только подозрение в пособничестве насилию над папой совершенно оттолкнет от нее ее подданных. Поэтому она не пожелала оставлять святого отца во Флоренции. Поскольку стремительность его похищения опережала все приказы, какие только могли прийти в подобных обстоятельствах из Шёнбрунна, каждый мог избавиться от бремени, перебросив его соседу. Великая герцогиня приказала вывезти папу в Алессандрию и водворить в крепость под ответственность принца Боргезе. Его вывезли в Геную 9 июля, в сопровождении итальянского жандармского офицера, мягкого и способного понравиться понтифику. Великая герцогиня предоставила августейшему путешественнику свою лучшую дорожную карету, прислала своего врача и добавила всевозможные удобства, чтобы дорога была менее утомительной.
Благородный старец, с сожалением покидая Италию, раздраженный усталостью, окруженный новыми лицами, возмутился тем, чего от него требовали, но всё же выехал в Геную. Постепенно он успокоился, видя почтительное к себе отношение и замечая вокруг кареты коленопреклоненных людей, которым разрешали приближаться: это не грозило неприятностями, ибо если во всей Европе любовь и начала сменяться ненавистью, но страх оставался нерушимым, и при всей жалости к папе никто не осмелился бы бросить вызов императорской власти ради его освобождения. Тем не менее, узнав при подъезде к Генуе, что всё население вышло приветствовать понтифика, его пересадили в некотором удалении от города в таможенную лодку и доставили по морю в Сан-Пьетро-ди-Арена, откуда перевезли в Алессандрию.
Принц Боргезе, генерал-губернатор Пьемонта, в свою очередь, побоялся держать у себя подобного узника и, поскольку никаких приказов не получил, решил от него избавиться, отправив в Гренобль, куда папа и прибыл 21 июля вместе с кардиналом Паккой, присоединившимся к нему в Алессандрии. В Гренобле папу поселили в епископском дворце, окружили заботами и почтением, но содержали как узника.
Когда Наполеон в Шёнбрунне узнал, какой необдуманный ход дали его письмам, он осудил арест папы и весьма сильно пожалел о допущенном насилии. Но, как принц Боргезе не пожелал держать его в Алессандрии, а великая герцогиня Элиза – во Флоренции, так и Наполеон, не пожелав держать его во Франции и еще не зная, что папа уже в Гренобле, назначил местопребыванием папы Савону на Генуэзской Ривьере, где имелась отличная цитадель и достойное его жилище. Получив письмо Наполеона, министр полиции приказал отправить Пия VII из Гренобля в Савону, чего Наполеон также не одобрил, когда узнал об этом, опасаясь, что непрерывные переезды покажутся чередой неподобающих досаждений августейшему старцу, которого он еще любил, хоть и угнетал, и которым также был еще любим, несмотря на это угнетение. Он прислал в Савону из Парижа одного из своих камергеров, Сальматориса, с толпой слуг и множеством обстановки, дабы приготовить папе достойный его дом, и приказал, чтобы тому позволяли делать всё, что ему захочется, исполнять любые богослужебные церемонии и принимать приветствия многочисленных жителей, которые захотят его видеть. В то же время Наполеон предписал перевести в Париж всех кардиналов, генералов религиозных орденов, членов Римской канцелярии и церковного суда, а также папские архивы, задумав поместить суверенного понтифика рядом с главой новой Империи Запада и решив превратить Париж в центр светской и духовной власти.
Таковы были всякого рода события, совершившиеся во время стремительной Австрийской кампании, и каждый легко может догадаться, какое воздействие оказали они на умы. Воздействие это было быстрым и сильным. Духовенство было потрясено известием, что после стольких скандальных сцен в Риме дело дошло до похищения папы. В церквях за него молились, в салонах, где оставались еще следы прежнего философического духа, насмехались над Конкордатом, и повсюду сетовали, фрондерствовали, осуждали политику Наполеона, хоть и восхищались по-прежнему его полководческим гением. Стало очевидно, что в общественном мнении происходит переворот и что брожение умов, возмущавшее против Наполеона Европу, начинает отчуждать от него и Францию.
Однако последняя война, чудесным образом доведенная до
