Игорь Князький - Император Траян
Хитроумие и непримиримость Децебала неизбежно вели к новой в перспективе ближайших лет войне с Римом. И здесь уже пощады не будет ни царю, ни самой Дакии.
А пока что Децебал «обязался выдать оружие, военные машины и ремесленников, их изготавливавших, возвратить перебежчиков, разрушить укрепления и покинуть захваченную территорию, а, кроме того, считать своими друзьями и врагами тех же, кого считают таковыми римляне, и не укрывать ни одного из дезертиров и не принимать на службу ни одного солдата из пределов Римской державы (он ведь большую и лучшую часть [своего войска] набрал оттуда, убеждая людей переходить к нем у). Вынужденный на всё это согласиться он пришёл к Траяну и, припав к земле и смиренно поприветствовав его, сложил оружие. По поводу условий мира он также отправил послов в сенат, чтобы и от него получить одобрение мирного договора».[269]
Есть сведения и о визите самого Децебала в Рим: «Децебал, царь даков, признал господство римлян и молил о снисхождении перед трибуналом».[270]
Мир был заключён. Траян возвратился в Рим.
Гарантией соблюдения Децебалом условий мира стало размещение римских войск на землях Дакии. У самой столицы царства Сармизегетузы появился военный лагерь, остались гарнизоны римлян и в ряде других мест.[271] Общее командование войсками в Дакии Траян поручил своему испытанному соратнику Гнею Помпею Лонгину. Оформление мирного договора завершило введение послов Децебала в сенат, где они, «отложив в сторону оружие, со связанными, как у пленников, руками обратились с мольбами [о милости]; так они добились мира и получили назад оружие».[272]
Для Даки и заключённый мир был, конечно же, жестокой неудачей. Теперь она по сути переставала быть независимым государством, будучи обязана считать союзников Рима своими друзьями, а его врагов – своими врагами. Царь Дакии лишался права самостоятельно посылать своих посланников к иным народам и государствам.[273] Само собой, после войны и речи не могло идти о сохранении былых домициановых субсидий, кои, кстати, крайне раздражали Траяна, став одним из поводов к походу за Дунай.
Декабрь 102 г. стал для Марка Ульпия Траяна временем его наивысшего торжества со времени получения высшей власти в Империи. Он отпраздновал триумф и получил прозвание «Дакийский».[274]
Само собой, триумфатор самым щедрым образом позаботился о развлечениях для жителей столицы. Были устроены бои гладиаторов, что доставило римлянам немалое удовольствие – любимое ведь зрелище столичного люда. Дион Кассий указал, что и самому Траяну гладиаторские бои доставляли удовольствие. Здесь любопытно сравнить его с предшественниками.
Замечательно устраивал гладиаторские бои Гай Юлий Цезарь. При нём римляне насладились зрелищем самого настоящего сражения, когда на арене Большого цирка бились две когорты по пятьсот человек, две кавалерийские алы по триста человек и по десять слонов с каждой стороны.[275] Неясно, правда, насколько самому божественному Юлию эти зрелища импонировали. Как – то сложно представить человека столь могучего интеллекта получающим удовольствие от кровавых боёв на арене. Доставлять удовольствие народу для завоевания и упрочения популярности – это одно, самому наслаждаться – другое.
Август в организации боёв гладиаторов своего великого предшественника даже превзошёл.[276] Сохранилась надпись на стене храма Августа в современной турецкой Анкаре: «Трижды я давал гладиаторские представления в мою честь и пять раз в честь моих сыновей и внуков, на коих представлениях 10 000 человек бились до смерти».[277]
Тиберий гладиаторские бои не жаловал из – за дороговизны их устроения, чем римляне были очень недовольны и обвиняли императора в скаредности. Зато его преемник Гай Цезарь Калигула тратил огромные деньги на устроение боёв гладиаторов и сам с удовольствием таковые посещал. Он был ярым поклонником гладиаторов – фракийцев, то есть, вооружённых на фракийский лад, в отличие от их противников – гладиаторов – самнитов, одетых и вооружённых на самнитский лад.
Император Клавдий гладиаторские бои показывал много раз и во многих местах.[278] А вот Нерон бои гладиаторов не жаловал, пусть и вынужден был их порой посещать. Поклоннику высокого творчества Эсхила и Эврипида кровавые, грубые зрелища были решительно не по вкусу.
Веспасиан был щедр на театральные представления для народа, но как устроитель гладиаторских боёв не прославился. Однако, именно при нём началось сооружение знаменитого Колизея. Сын его Тит при освящении завершённого амфитеатра устроил гладиаторский бой «на диво богатый и пышный».[279]
Последний Флавий – Домициан – устраивал гладиаторские бои и днём, и ночью при свете факелов. При нём появились и гладиаторы – женщины.[280]
Так что Траян в любви устраивать сражения на аренах был продолжателем и последних Флавиев, и большинства цезарей – предшественников. Его собственное пристрастие к этому зрелищу также не удивительно. Таковое он разделял со всем римским народом. Нерон, предпочитавший боям на арене театральные представления «Орестеи» и «Царя Эдипа», был белой вороной среди римских цезарей. Траян же и в этом выглядел истинным римлянином. Впрочем, театральными зрелищами Траяну тоже пришлось заняться. Речь здесь, правда, не о высокой классике греческой трагедии, но о римской пантомиме. В своё время Домициан «запретил актёрам выступать на сцене, но разрешил показывать своё искусство в частных домах».[281] Причиной этого, скорее всего, должно полагать очевидную непристойность ряда представлений. Нерва, придя к власти, великодушно пантомиму от запрета освободил. Ведь очень многим римлянам такого рода представления нравились как раз за их «пикантность». Траян в самом начале правления пантомимы для массового зрителя вновь запретил. Плиний Секунд в своём «Панегирике» дал судьбам пантомимы при трёх императорах весьма путанное, но при этом занятное объяснение: «Кто – то другой добился того, что римский народ допустил отмену зрелища пантомимов, но не добился, чтобы он сам этого захотел. К тебе обратились с просьбой о том же, к чему другой принуждал, и благодеянием стало то, что раньше было принуждением. С не меньшим единодушием добились от тебя граждане отмены пантомим, чем от твоего отца (Нервы – И.К.) их восстановления. И то, и другое правильно; ибо следовало восстановить то, что отменил дурной принцепс (Домициан – И.К.), и снова отменить то, что восстановлено».[282]
Короче, плохой император Домициан отменил пантомиму вопреки желанию народа. Хороший император Нерва запрет отменил. А совсем уж хороший император Траян пантомиму вновь запретил, поскольку этого единодушно вдруг возжелали граждане Рима. Жаль, что в 102 г., когда Траян окончательно возвратил «в театр и исполнителей пантомимы»,[283] Плиний Секунд это никак не прокомментировал. В одном можно быть уверенным: и это разрешение он объяснил бы как единственно правильное и единодушному пожеланию народа соответствующее.
Траян и сам, как выясняется, пантомиму любил. Дион Кассий даже называет одного из исполнителей этого жанра, которого страстно любил Траян, именуя его Пиладом.[284] Другим источникам, правда, актёр времён Траяна с таким громким именем (верного друга славного Атрида Ореста, мстителя за отца своего Агамемнона) не известен. Впрочем, актёры с таким именем известны во времена правления других императоров и до, и много позднее Траяна. Если актёры по имени Пилад были в периоды правления Августа, Марка Аврелия и династии Северов, то почему одному из Пиладов не жить в правление Траяна? А уж говоря о сведениях точных, надо признать, что величайшим из пантомимов при Траяне почитался его либертин, получивший имя Марк Ульпий Аполавст.
Глава V. Истребление даков
Наступление мирного времени после напряжённой войны Траян использовал для строительства двух сооружений. Одно из них знаменовало торжество римлян в связи с одержанной победой, другое означало, что впереди, скорее всего, новая война. Первым был построен так называемый Tropaeum Traiani – «Трофей Траяна», памятник, посвящённый богу Марсу Мстителю в память о победе римлян над сарматами. Он находился в провинции Нижняя Мёзия (совр. румынская Добруджа), на плато в долине Урлуя у Адамклиси. Именно там римские легионеры разгромили грозную тяжеловооружённую конницу сарматов. На поле боя, напомним, пало до четырёх тысяч римлян. Кто был архитектором памятника – неизвестно. Есть предположение, что был им великий зодчий Аполлодор из Дамаска, ибо основа памятника круглая, а постоянное использование округлых форм – характерная черта архитектурного творчества Аполлодора Дамасского.[285] В то же время монумент в Адамклиси продолжал традиции памятника времён Августа в Турби на северо – западе Италии.[286]
