Наум Синдаловский - Мифология Петербурга: Очерки.
Большеохтинский мост (бывш. мост Императора Петра Великого), техническое совершенство которого и сегодня поражает воображение, таит в себе неразгаданную тайну. Среди петербуржцев вот уже почти что век живет легенда о том, что одна из миллионов стальных заклепок, прочно спаявших всю многотонную конструкцию моста, – золотая.
Как это ни удивительно, многие городские объекты, в особенности такие, как уличные скверы, парковые и садовые пруды, искусственные и даже естественные возвышенности, остаются безымянными. Образовавшиеся таким образом лакуны по сложившейся городской традиции заполняет фольклор. Мы уже говорили о топонимической судьбе безымянного переулка, прозванного «Дунькиным». Можно привести и другие примеры. В Московском парке Победы два соединенных узким каналом искусственных пруда окрестные жители зовут «Очками». Искусственный пруд в Шуваловском парке, имеющий необычную форму и чем-то напоминающий знаменитую треуголку Наполеона, издавна называют «Шапкой Наполеона». «Лебединым озером» окрестили петербуржцы пруд с лебедями в Таврическом саду.
Безымянный сквер с памятником изобретателю радио А. С. Попову на Каменноостровском проспекте известен как «Поповский садик». Сад при клубе завода имени Козицкого народ окрестил «Козявкой». «Лесопилкой» называют петербуржцы парк Лесотехнической академии. Издавна известен топоним «Мамкин садик» – скверик при одном из корпусов Педагогического университета имени А. И. Герцена. В XVIII–XIX веках в этом корпусе размещался Воспитательный дом, куда некоторые матери подбрасывали своих нежеланных детей. Сад у Невы вблизи корпусов Смольного монастыря – любимое место прогулок окрестных бабушек с внучатами – местные жители называют «Бабкиным садом». Сквер за оградой дворца графа Шереметева на Фонтанке петербуржцы так и называют: «Графский садик». Список можно продолжать до бесконечности. Тем более, что он постоянно пополняется.
Неизгладимый след в анналах городской альтернативной топонимики оставил ленинградский, а в более широком смысле – советский период истории Петербурга. Чаще всего микротопонимика этого периода демонстрировала остро негативное отношение к власти. И это был даже не пресловутый эзопов язык – язык иносказаний, но просто откровенно антисоветский язык. В 1960-х годах, в радостную пору хрущевской оттепели, в Ленинграде появился анекдот.
Ленгорисполком принимает решение о переименовании линий Васильевского острова. 1-я линия отныне называется Ленинской, 2-я – Сталинской, 3-я – Маленковской, 4-я – Булганинской, 5-я – Хрущевской, Косая – Генеральной.
Переименования, как способ политического самовыражения, использовались фольклором и в дальнейшем. Едва лишь польское движение «Солидарность» развернуло борьбу против коммунистического правительства Ярузельского, ленинградский фольклор тут же заявил о своей поддержке польских демократов и предложил переименовать проспект Солидарности в «Тупик Ярузельского».
И это был не единственный тупик в Ленинграде. В просторечии улица Пролетарской Диктатуры уже давно называлась: «Тупик Коммунизма», площадь Пролетарской Диктатуры «Площадью Круглых Дураков», проспект Суслова – «Проспектом серого Кардинала», район проспектов Наставников, Ударников, Энтузиастов и Передовиков – «Районом четырех дураков» и т. д. и т. п.
Анекдоты о переименованиях в ленинградском городском фольклоре приобретали некий серийный характер. После окончания острого и бескомпромиссного матча-реванша за звание чемпиона мира по шахматам между такими антагонистами, как любимец ЦК КПСС Анатолий Карпов и более или менее – по тем временам – независимый Гарри Каспаров, фольклор предложил переименовать речку Карповку в Каспаровку, определив таким изощренным образом свои шахматные, и не только шахматные, симпатии.
В 1960-х годах, в период невиданного размаха жилищного строительства, когда границы города раздвинулись так, что жизнь в новых районах вполне могла казаться жизнью в другом городе, городской фольклор обратился к довольно редкой своей разновидности – к аббревиатуре. Но и тут он оказался последовательным в своих симпатиях. Все, что имело хоть какие-нибудь негативные признаки – удаленность жилья от центра, транспортные неудобства, отсутствие сферы обслуживания и т. д. и т. п., – называлось аббревиатурами стран народной демократии – «КНР» (Китайская Народная Республика) – «Купчинский Новый Район», «ГДР» (Германская Демократическая Республика) – «Гражданка Дальше Ручья» и «Гораздо Дальше Ручья», «ДРВ» (Демократическая Республика Вьетнам) – «Дальше Ручья Влево». И только «Фешенебельный Район Гражданки» в районе площади Мужества и проспекта Тореза фольклор окрестил аббревиатурой Федеративной Республики Германии – «ФРГ». Впрочем, жилой район вблизи аэропорта Пулково в народе называют «США» и расшифровывают: «Слышу Шум Аэродрома». С одной стороны – грохот авиационных двигателей, раковой опухолью застрявший в разбухших от бессонницы головах обывателей, с другой – туманные ассоциации. Аэропорт – это всегда ворота. Не всегда важно – куда, но всегда важно – откуда.
Очевидно, теми же причинами вызвано желание обозначить дальние спальные районы сладкозвучными лексическими конструкциями с острым ароматом заморского рая, о котором мечтал небезызвестный Остап Бендер. Одно только Купчино имеет несколько таких названий: «Купчингаген», «Нью-Купчино», «Рио-де-Купчино» и т. д. Это о нем в народе снисходительно шутят: «Даже из Купчина можно успеть». Чужедальние названия адекватны немереным расстояниям.
Как мы уже успели увидеть, альтернативная топонимика никогда не представляла для фольклора некую самоцель. За ней всегда стоял образ, характеристика, смысл, чего не всегда хватало топонимике официальной. Этакая постоянная и завидная озабоченность о значении и смысле иногда приводила фольклор к весьма изящным догадкам. И даже если не всегда удавалось приблизиться к историческим реалиям, в своих лучших образцах фольклор становился вровень с высокохудожественным вымыслом, обеспечивая себе тем самым достойное место в культурном пространстве.
В 1927 году в Ленинграде в здании бывшего магазина Гвардейского экономического общества был открыт знаменитый впоследствии далеко за пределами города торговый комплекс, известный по аббревиатуре ДЛТ – Дом ленинградской торговли. Строго говоря, эта аббревиатура не очень отвечала высоким и изощренным требованиям ревнителей русского языка. В самом деле, почему Дом ленинградской торговли (ДЛТ), а не Ленинградский дом торговли (ЛДТ), что более соответствует и правилам грамматики, и законам логики. И что же вы думаете? В Ленинграде появилась легенда о том, что – да! – при открытии магазина в 1927 году его так и назвали: Ленинградский дом торговли, или ЛДТ. Но едва появились первые сообщения о том, что Лев Давидович Троцкий оказался главным врагом советского народа, как тут же выяснилось, что аббревиатура ЛДТ не только название универмага, но и инициалы Троцкого. Тогда-то, утверждает легенда, ЛДТ мгновенно превратился в ДЛТ.
К альтернативной топонимике можно отнести и шуточные адреса, отмеченные искрометным блеском игры слов, лукавым озорством безобидной шутки.
Шуточные адреса можно было услышать из уст петербургского балагура еще в XVIII веке: «В Сам-Петербурге, в Семеновском полку, дом плесивый, фундамент соломенный, хозяин каменный, номер 9»; «В Семеновском полку, на уголку, в пятой роте, на Козьем болоте»; «Гостиница Эрмитаж, второй этаж, форточка номер первый». О «Козьих болотах» и казармах Семеновского полка мы уже говорили. Исторический адрес гостиницы «Эрмитаж», согласно адресным книгам издательства Суворина, – Невский проспект, 116.
В XIX веке среди «золотой молодежи» возникла мода на шуточные адреса, которые петербургские щеголи в присутствии легкомысленных и смешливых барышень небрежно бросали извозчикам: «Угол Малой Охты и Васильевского острова», «На пересечении 21-й и 22-й линий», «На углу Большой Морской и Тучкова моста».
Складывалась традиция петербургского, понятного только петербуржцу, юмора. Многие пожилые ленинградцы должны помнить бесхитростную речевку – любимую дразнилку послевоенных ленинградских дворов: «Улица Мойка, дом помойка, третий бачок слева». У автора этой книги она отчетливо всплыла в памяти после того, как он услышал ее совсем недавно из уст современного петербургского подростка. Традиции живут.
Но и в советский период истории города фольклор, который, как мы уже видели, носил отчетливо выраженный оппозиционный характер, не был лишен безобидного юмора. Он сохранил свою внутреннюю независимость. Вот образец шуточного адреса исполкома Кировского района, посещение которого всегда связывалось с бюрократической волокитой и чиновничьим чванством: «Проспект Стачек, дом собачек, третья конура справа».
