Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Чтобы заставить Николаева дать нужные показания, Толмачев зачитал ему протокол допроса Горсунова, до ареста служившего инженером на заводе им. Рухимовича в Томске, арестованного за троцкизм. На допросе 1 сентября 1936 года Петр Иванович показывал: «С 1928 по 1930 г. актив нашей троцкистской организации довольно часто собирался на квартирах Кутузова и Голякова, где обсуждались вопросы нашей троцкистской работы – борьбы с партией». В 1929–1932 годах «Кутузов, Голяков и Горбатых мне указывали, что <…> каждый член нашей организации, в том числе и я, обязаны завязывать новые связи среди членов ВКП(б) путем осторожных с ними бесед, отыскивать среди них людей, недовольных мероприятиями партии и сочувствующих троцкизму». Николаев здесь был самым подходящим кандидатом[1261].
Следователи быстро создали «заговор». «После отъезда из Томска Голякова в 1933 году, – говорил Горсунов на допросе 7 сентября 1936 года, – руководство организацией осуществлял Николаев».
Протокол допроса Николаева гласил:
Вынужден признать, что я действительно являлся членом контрреволюционной троцкистской организации, существовавшей в гор. Томске в период 1927 года и по день моего ареста, т. е. до 14 августа 1936 г. Как участник этой организации я был организационно связан с членами организации[1262]. <…>
Я лично в контрреволюционную троцкистскую организацию был вовлечен <…> Кутузовым во время партийной дискуссии перед XV съездом ВКП(б), т. е. в 1927 году <…>. Осенью 1927 г. Кутузов устраивал у себя на квартире сборища студентов Технологического института и др. лиц под видом игры в преферанс или под видом проработки партийной литературы. На этих сборищах он и вел обработку приходящих к нему лиц в троцкистском направлении путем критики генеральной линии партии и мероприятий советской власти, знакомил присутствующих с нелегальной троцкистской литературой, в частности, с платформой Троцкого, имеющейся у Кутузова, отпечатанной типографским способом. <…> Эти сборища явились моментом моего вступления в контрреволюционную троцкистскую группу, которая впоследствии при изменяющемся составе продолжала существовать в Томском механическом, а затем в индустриальном институте, до самого последнего момента. <…> О построении в целом контрреволюционной троцкистской организации в г. Томске мне ничего не известно. Я лишь знаю, что, помимо той группы, в состав которой входил я, в Томске существовали и другие троцкистские группы, с которыми был связан находившийся в ссылке в г. Томске троцкист К. Радек. <…> Об этом рассказал участник троцкистской группы Голяков примерно в 1929 году. <…> Подробности этой информации я не помню. Помню лишь, что в разговоре со мной, кажется даже наедине, Голяков сказал мне, что К. Радек связан с существующими троцкистскими группами в Томске, и у меня после этой информации создалось такое впечатление, что К. Радек <…> осуществляет над ними руководство. <…> Я знал, что, начиная с 1927 г. и в последующий период, в гор. Томске существовали контрреволюционные троцкистские ячейки помимо индустриального института и в других учреждениях и предприятиях гор. Томска, но каким образом они были связаны между собой и кто осуществлял руководство их работой, об этом мне не известно[1263].
Николаев выдал состав институтской троцкистской ячейки. Кроме него и Кутузова, в нее входили:
«1. Горбатых, Петр Иванович – студент, а затем ассистент по кафедре теплосиловых установок Механического Института, в 1933 г. уехал куда-то на практику.
2. Голяков Иван Елизарович (ассистент Горного института. В 1935 г. уехал на Алданские прииска).
3. Казанцев Борис (отчество не знаю, студент Технологического института. В 1929 г. окончил институт и уехал неизвестно мне куда);
4. Филатов Дмитрий (отчество не знаю – студент Технологического Института. Осужден в 1932 году за троцкистскую деятельность); и
5. Копьев Иван Иванович (доцент Индустриального института, прибывший в Томск в 1933 году).
6. Солоницын – имя, отчество не знаю, ассистент по кафедре теоретической механики Индустриального института».
Фигурировал в списке и Горсунов Петр Иванович, ассистент кафедры сопротивления металлов Индустриального института.
Долгое время Николаев только называл имена людей, придерживавшихся взглядов, противоречащих курсу нынешнего руководства партии и высказывавших такие взгляды в беседах между собой. В большинстве случаев Николаев не сообщал следствию ничего нового – эти люди уже давно были сосланы, а в некоторых случаях арестованы. Несмотря на все признания, он не говорил о существовании какой-либо оформленной антиправительственной организации, дававшей ему задания, направленные на свержение советской власти.
На допросе 3 сентября 1936 года следователи добились от Николаева имен, кроме имени Горсунова. «В 1927 г. в существовавшую тогда контрреволюционную троцкистскую группу <…> входили: Курков, Кочкуров, Андриевский, Петрищев, в то время все они были студентами Технологического института. Однако в последующий период времени об участии этих лиц в контрреволюционных троцкистских ячейках, за исключением Андриевского, мне ничего не было известно».
Дело Горсунова дополняло картину: в нем приведены различные показания о существовании троцкистской ячейки, состоявшей из преподавателей Томского транспортного института. Ячейку возглавлял знакомый и одноклассник Николаева Николай Курков[1264].
Значительная часть протокола допроса Николаева записана большими буквами – имена и еще имена. У каждого инженера-преподавателя свое прошлое, своя судьба, но следствие этим не интересовалось. Герменевтика сводилась к перечню – врага, может быть, трудно было распознать, но раскрытые враги оказывались одинаковы по своим личностным характеристикам. Следователь неоднократно спрашивал, кто привлек в организацию того или иного преподавателя или инженера, и Николаев называл еще одно имя из уже выданного им перечня. В аналитике НКВД субъекта определяли его связи, а не убеждения. «Я» становится объективным, определяемым не изнутри него самого, а извне, с точки зрения действий. Если обвиняемый называл имя или просто был знаком с кем-то, это по определению означало, что он имел с ним личные связи. Это не требовалось доказывать следователю – это нужно было просто признать подследственному.
Такое внимание к персоналиям быстро превращалось в свою противоположность. Подследственные в глазах чекиста воплощали абсолютное зло. Конкретные контрреволюционные действия приписывались конкретным арестантам. Назывались поименно пособники и единомышленники. Но эти персонажи сильно отличались от трехмерных персонажей партийных материалов 1920‑х годов: следователей не интересовала индивидуальная психология. Не столько обвиняемые составляли контрреволюционную клику, сколько, наоборот, контрреволюционная клика была изначальным протагонистом сюжета: индивидуумы были только ее отдельными случаями.
Вышеприведенные протоколы говорят о том, как протокол интерпретировал ситуацию в кабинете Толмачева. Перед нами не достоверное описание происходившего, а документ,
