Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 2 - Игал Халфин
Подследственный Николаев работал в Барнауле инженером на Алтайском металлическом заводе, специализировавшемся на изготовлении деталей парового отопления для всей Сибири. Выявляя саботажников, Сойфер развил на заводах Барнаула агентурно-оперативную работу, имея на связи более 150 негласных сотрудников и, по его словам, сидел в горотделе за приемом агентуры «день и ночь»[1252]. В июле 1936 года он передал начальнику спецотдела барнаульского меланжевого комбината В. А. Соловьеву кураторство над агентурой экономического отделения. Соловьев оставил нелестную оценку работы своего начальника: «Лично меня Сойфер обязал заводить знакомства „вообще“ и вести агентурную работу методами не весьма умными для начальника спецотдела – вроде того, что[бы] заводить разговоры о недовольстве своим положением, Советской властью и тем вызывать на разговор. <…> Вся моя работа с агентурой была предоставлена самотеку». Вызывался Соловьев в горотдел НКВД «в большинстве случаев для того, чтобы представить на того или иного прорабатываемого фигуранта данные или попросту приходил, навязывался сам со своими сведениями»[1253].
Материал на Николаева собирался таким же методом. В справке на его арест сказано: «По имеющимся у нас материалам на Барнаульском Алтметаллзаводе работает инженером троцкист Николаев Григорий Родионович [так! – И. Х.], последний с 1920 по 1935 г. состоял челном ВКП(б), исключен Томским горкомом партии в период проверки партдокументов как троцкист. Николаев, работая на Алтметаллзаводе, совместно с троцкистами Андриевским, Зининым и Репиным систематически устраивает сборища и на этих сборищах обсуждает вопросы политики РКП(б) и Советской власти, подвергая их контрреволюционной троцкистской критике. На этих же сборищах ведет контрреволюционные разговоры против тов. Сталина. На Алтметаллзаводе ведет контрреволюционную агитацию среди рабочих завода». И резолюция Сойфера: «Считаем необходимым Николаева арестовать для привлечения к ответственности»[1254]. Николаев обвинялся по статье 58-10-11 УК («Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти» и «организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению <…> контрреволюционных преступлений»). Обыск на квартире Николаева дал немного: письма и разная переписка на 198 листах, документы в количестве 22 штук, паспорт и военный билет. Никаких претензий по поводу нарушений, допущенных при производстве обыска, пропажи вещей, ценностей и документов Николаевым подано не было. Протокол обыска был подписан производившим обыск, представителем домоуправления и самим Николаевым. Мерой пресечения способов уклонения от следствия и суда было избрано «содержание под стражей в тюрьме Барнаула»[1255]. В историческом центре города стояло трехэтажное торгово-административное здание по улице Ползунова, 34, построенное купцом Андреем Морозовым в начале века. В 1936 году в здании размещалось управление НКВД Алтайского края, а заодно и следственная тюрьма – скорее всего, именно туда угодил Николаев.
Скоро Сойфер окажется на месте Николаева – оба коммуниста очутятся в Новосибирской тюрьме с интервалом примерно в год. Сойфер расскажет интереснейшие вещи о том, что происходило в кабинетах следователей и что говорили арестанты друг другу. «Барнаульским горотделом НКВД по Западно-Сибирскому краю вскрыта и ликвидирована контрреволюционная группа, возглавляемая троцкистом Николаевым Г. Р. Участники сборищ, обсуждая вопросы политики ВКП(б) и соввласти в контрреволюционном троцкистском духе, высказывали клеветнические, антисоветские измышления»[1256]. Сначала Сойфер инкриминировал Николаеву вредительство на производстве, и дело должно было быть направлено на рассмотрение Особого совещания НКВД, подобно делу Финашина в 1935 году. Очень скоро, однако, было решено включить томские материалы и выделить дело Николаева в особое производство «для дальнейшего его расследования по делу Сибирского контрреволюционного троцкистского центра» – тут предполагалась встреча с военной коллегией Верховного суда СССР и совсем другое наказание.
2. Театр НКВД
НКВД занялся пересмотром дел бывших троцкистов и зиновьевцев не случайно. После суда над контрреволюционным троцкистско-зиновьевским центром в Москве граница между «заблуждением» и «предательством» стерлась. Оппозиционеры понесли полную личную ответственность за свои ошибки. То, что казалось на первый взгляд мелким преступлением, на поверку оказалось контрреволюционным актом. Случаи протеста, которые до этого рассматривались как результат заблуждения и недопонимания, теперь, летом 1936 года, квалифицировались как результат преднамеренного злого умысла. Давняя оценка деятельности Кутузова и его когорты казалась теперь непростительно наивной и срочно пересматривалась.
Несмотря на то что фигурантов арестовали в Томске и Барнауле, главное следствие велось в штабе НКВД Западно-Сибирского края – Новосибирске. Дело Николаева взял Сергей Вениаминович Толмачев. 31-летний чекист Толмачев был уроженцем Могилева из русской учительской семьи, очень рано ставший идейным большевиком. Подростком в 1919 году в Балакове он участвовал в обороне города от наступления «белобанды»; за успешную разведку был награжден браунингом от имени Л. Д. Троцкого. В 1922–1923 годах будущий следователь учился в Сибирском технологическом институте, но с Николаевым там не встречался. Толмачев оставил учебу из‑за недостатка средств, перешел на работу в милицию, а с января 1926 года занял пост помощника уполномоченного в секретном отделе Томского окротдела ОГПУ.
Биография Толмачева была не без изъяна: 29 октября 1933 года от партячейки оперсектора он получил выговор за «организацию пьянки». Были и более существенные проблемы: 26 октября 1935 года бюро Барнаульского горкома ВКП(б) постановило исключить молодого чекиста из партии за то, что он был сыном колчаковского офицера, который в 1920 году сидел под стражей несколько месяцев в Томской ЧК по подозрению в избиении красноармейцев. В письмах-апелляциях в Барнаульский горком Толмачев протестовал, напоминая, что партия все годы знала о его отце – этот вопрос поднимался регулярно: «В 1924 году я был Томским горкомом ВЛКСМ исключен из комсомола за связь с б/[ывшим] офицером Колчака – моим отцом. Эта связь моя заключалась в том, что я с июля 1921 г. по 1924 год жил вместе с отцом в г. Томске. Я в 1921 г. во время голода в Самарской губернии вместе с семьей – матерью, братом и сестрой – приехал в г. Томск, где отец после службы у Колчака служил в Губзамотделе – специалистом-агрономом садоводом. Жил с отцом до его смерти до 1924 г.» Толмачев специально отмечал, что на чистке в 1929 году в Томске начальник Томского ОГПУ Мальцев «давал читать комиссии по чистке архивные материалы следствия моего отца – Томской ЧК».
В доказательство преданности партии Толмачев приводил следующие факты своей работы:
В комсомол я вступил в 1919 г.; работал активно до 1930 года. Последние годы был секретарем комсомольского коллектива Томского Окротдела ОГПУ. Принимал активное участие в организации ячеек комсомола в 1919 г. в Балаковском уезде. За участие в 1920 г. в качестве разведчика в Балаковском Коммунистическом полку был награжден револьвером «браунинг».
За период работы в органах ОГПУ – НКВД никаких взысканий никогда не имел, а я работаю с 15 декабря 1925 г. все время на оперативной работе. За чекистскую
