Коллектив авторов - Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре
По поводу передачи Луцкой епархии в управление Иосифу пропойский староста Василий Красенский в августе 1685 г. писал Гедеону Четвертинскому, что она отдана «не волку, но змию в руце». Кроме того, Красенский сообщал, что после отъезда Гедеона в Россию Речь Посполитая якобы «в великом была страхе», опасаясь, что епископ будет просить русских царей вступиться за православных в Польше и Литве. Однако когда «отмщения» не последовало, поляки «почали наругатца над всяким народом нашим и всех называют и почитают за изменников, а наипаче все мне». В конце письма пропойский староста просил Гедеона «иметь радение о всем православии» в Речи Посполитой. «Не о себе молю, но о всем народе», – заканчивал он свое послание[242]. В доказательство усиления гонений на православных Литвы Красенский пересылал адресованное ему письмо Яна Собеского с требованием не препятствовать деятельности Киприана Жоховского и некоего бобруйского протопопа по приведению к «святому соединению» (т. е. к унии) желающих того священников пропойской протопопии[243]. А в письме к украинскому гетману И. Самойловичу В. Красенский и вовсе советовал русским царям «отыскать свое древнее, как Лвов и Ярославль, Покутье и иные, а те належали исконно к Киеву, к московскому государству, которые все дожидаются с верным подданством». Греки, рассуждал он, в свое время начали войну с Троей из-за одной царицы Елены, «а мы за толико великую обиду Божию и подумати не хощем, боюся крепко, дабы за то Господь Бог нас не наказал […] и то можно разсудить, что во время покою пропало от Стенки Разина болши, неже в войну». Красенский опасался, что польский король Ян III и император Леопольд I, заключившие между собой союз, «желают под покровом истинной милости, чтоб церквей Божиих и веры православной и слуху не было»[244]. Пропойские жители, духовные и светские, в своей челобитной гетману называли Василия Красенского единственным защитником православия в Пропойске от «волков, не щадящих стадо Христово» и сетовали, что не имеют «пастыря овцам стада Христова»[245].
В 1680-е гг., когда униатскую митрополичью кафедру занимал Киприан Жоховский, горячий сторонник унии, активно использовавший в борьбе с православием самые различные методы, в том числе и насильственные[246], православным Великого княжества Литовского приходилось нелегко, в особенности жителям Полоцка и Витебска, где отношения между православием и унией и ранее были достаточно напряженными. Еще во время сейма 1635 г. Владислав IV издал универсал (привилей), запрещавший православным иметь церкви в этих городах. Запрет был установлен в наказание за убийство в 1623 г. горожанами Витебска униатского полоцкого архиепископа Иосафата Кунцевича[247]. Однако еще в 1633 г. в ответ на просьбы православной шляхты король разрешил построить в Полоцке православную церковь Богоявления и при ней монастырь, утвердив «фундушовую запись» браславского земского судьи Севастьяна Мирского, жаловавшего этому монастырю землю в Полоцке. Еще в более трудном положении находились витебские мещане, долгое время вынужденные отправлять богослужения за городом, в специально построенных «шалашах». На помощь им пришел Л.С. Огинский, основавший недалеко от Витебска Марков монастырь[248]. Под влиянием побед повстанцев Б. Хмельницкого в 1650 г. был издан новый королевский привилей, позволявший православным иметь два храма в Витебске и один в Полоцке, но в жизнь он воплощен не был[249]. На сейме 1676 г. по просьбе униатского митрополита Киприана король подтвердил все права униатов и в том числе запрет православным иметь церкви в двух упомянутых городах[250]. Таким образом, к 80-м гг. XVII в. Марков и Богоявленский монастыри были единственными оплотами православия в Полоцке и Витебске. Это вызывало недовольство униатских владык, не оставлявших попытки закрыть их.
Конфликт между униатским митрополитом и полоцким архиепископом Киприаном Жоховским, с одной стороны, и полоцким Богоявленским монастырем – с другой, зашел так далеко, что в него вынужден был вмешаться польский король Ян Собеский, принявший сторону православных монахов. В мае 1681 г. он потребовал от Киприана и полоцких иезуитов под угрозой крупного денежного штрафа прекратить гонения на православных, не чинить препятствия публичному отправлению ими обрядов, не угрожать захватом монастыря[251].
Однако Киприан не прекратил борьбы с Богоявленским монастырем. В феврале 1682 г. он подал на православных монахов и мещан жалобу в полоцкий магистрат, обвиняя их в намерении построить новую церковь в своем монастыре. Митрополит ссылался на известный «диплом» короля Владислава от 1635 г. По сведениям Киприана, богоявленские монахи скупали в Полоцке и окрестностях земельные участки, «aby wkorzenili się tym gruntowniej»[252], заготовляли и сплавляли лес для строительства нового храма. Митрополит свидетельствовал, что полоцкие прихожане угрожали ему смертью, и требовал не допустить постройки «дизунитской» церкви. Он обвинял православных в покушении на свою жизнь, заявляя, что они устраивают на него засады с оружием возле своего монастыря, а также в том, что они в декабре 1681 г. якобы умышленно подожгли «порох и фейерверк», приготовленные для празднования непорочного зачатия Девы Марии, чем нанесли травмы людям, готовившим фейерверк, и едва не спалили стоявший рядом дом. По решению полоцкого земского суда лес, приготовленный богоявленскими монахами для строительства церкви, был арестован[253].
На этот раз Ян Собеский оказался на стороне Киприана. В апреле 1683 г. он направил настоятелю Богоявленского монастыря отцу Игнатию Цыклеру-Зигмунтовичу письмо, запрещая строить новую церковь. За такое намерение, а также за «злоумышление» на жизнь Жоховского король грозил богоявленским монахам штрафом в 3 тыс. червонных злотых[254].
17 июня 1683 г. Богоявленскую обитель постигло новое несчастье – сгорела монастырская церковь. Православным, однако, удалось спасти главную святыню монастыря – чудотворную икону Пресвятой Богородицы. На следующий день собравшиеся прихожане и монашествующие заложили на месте сгоревшей церкви из «подаренных» им бревен часовню для спасенной иконы. В это время появились униатские монахи. Они смеялись над православными, называя заложенную часовню «псарней», грозя снести ее, а чудотворную икону забрать себе. 19 июня, заручившись поддержкой митрополита Киприана Жоховского, вооруженная толпа, состоявшая из униатского и католического духовенства, шляхты и мещан, ворвалась в Богоявленский монастырь и начала грабить имущество монастыря и избивать православных. Остановить побоище и спасти часовню от разорения, а вместе с ней икону Богородицы богоявленским монахам удалось лишь благодаря вмешательству католиков – жителей Полоцкого воеводства, съехавшихся в город на католический праздник Божьего Тела. Однако нападавшие удалились, угрожая вернуться и довершить начатое, истребив монастырь «до основания». Так события изложены в жалобе игумена полоцкого Богоявленского монастыря отца Игнатия, вписанной в гродские книги Полоцкого воеводства[255]. Совершенно иначе дело происходило, если верить содержащейся в тех же книгах записи, внесенной от имени Киприана Жоховского представителями униатского духовенства. Согласно этому свидетельству, униаты явились в Богоявленский монастырь с протестом против возведения новой церкви взамен сгоревшей. Они ссылались на привилей 1635 г. Оказалось, что православные уже положили несколько венцов нового храма. В ответ на требование прекратить строительство собравшиеся несколько тысяч «схизматиков», вооруженные чем попало, кинулись избивать униатов, угрожая лишить жизни не только их, но и самого митрополита Киприана, а также выбросить прах Иосафата Кунцевича из Софийского собора в Двину[256]. По прошествии веков уже трудно судить, чье описание произошедшего в Полоцке инцидента более соответствовало действительности. Однако и то и другое свидетельство недвусмысленно указывают на крайнюю напряженность отношений между последователями православия и унии в 1680-е гг. в землях Великого княжества Литовского.
Кроме полоцкого Богоявленского монастыря, Киприан Жоховский вел неустанную борьбу и с Марковым монастырем. В 1672 г., еще будучи епископом Витебским и Мстиславским, Киприан требовал от бургомистров и ратманов г. Витебска не допускать простой народ в монастырь[257].
25 сентября (н. с т.) 1684 г. в городские книги Витебского воеводства была вписана жалоба униатского митрополита на игумена Мелетия Хлевинского и марковских монахов. Он обвинял братию в том, что они, «не разсуждая права общего, ни уложения в постановлении комисарском о убиении святаго Езафата владыки витебского», подтвержденного соответствующей сеймовой конституцией, «построив себе тот монастырь зде под Витебском на искоренение веры, в унеи святой обретающейся, бунтуя овцы пастырства моего, как в город ездя, так и пеши ходя, також де по разным селам во всем воеводстве витебском к благочестию приводят и от святой унеи отводят, что им ничего не належит, и исповедают людей, и безбожие к себе прикланяют, по украински меж чернью чинят бунты в городе Витепску и по иным местечкам и селам». По свидетельству митрополита, 15 сентября, когда он плыл Двиной из Витебска в Полоцк, марковские монахи, собрав 200 человек «различных, имяны и прозвищи ведомых […] с мушкеты и иными оружии» ожидали, когда мимо православного монастыря проплывет Киприан, чтобы убить его, «учиня различные залоги». Однако некие «добрые люди» помешали этому[258].
