Виталий Тренев - Путь к океану
"От имени Российского правительства сим объявляется всем иностранным судам, плавающим в Татарском заливе, что так как прибрежье этого залива и весь Приамурский край до корейской границы, с островом Сахалин, составляют российские владения, то никакие самовольные распоряжения, а равно и обиды обитающим инородцам, не могут быть допускаемы. Для этого ныне поставлены российские военные посты в заливе Искай и при устье реки Амур. В случае каких-либо нужд или столкновений с инородцами нижеподписавшийся, посланный от правительства уполномоченным, предлагает обращаться к начальникам этих постов".
Объявление это было составлено на русском, английском и французском языках.
Передав документ одному из местных жителей, Невельской сошел в шлюпку и отплыл вниз по течению. У мыса Куегда его поджидал топограф.
Невельской высадился и, расчистив место, намеченное для основания поста, водрузил флагшток и подготовил все для подъема флага. 1 (13) августа 1850 года Геннадий Иванович собрал гиляков из селения Куегда, выстроил матросов и со всеми обрядами, при барабанном бое и салюте из ружей и фальконета поднял русский флаг на Амуре.
Оставив при флаге пост из шести матросов с фальконетом и шлюпкою под начальством топографа, Невельской в сопровождении Позвейна и двух матросов на оленях через горы отправился в Петровское. Топографу было приказано сделать береговую съемку Амура от Николаевского поста до лимана, северо-восточного берега лимана и берегов залива Счастья до Петровского зимовья. Так был заложен город Николаевск-на-Амуре.
XII. РАЗЖАЛОВАН.
АМУРСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКОЙ КОМПАНИИ
Через гористую тайгу на оленях ехал Невельской. Но вот лес поредел и за увалом показалось бледно-голубое море. Несколько строящихся бревенчатых домов на берегу среди мелкорослого кустарника - это Петровское. На некотором расстоянии от него - юрты гиляцкого селения Гинель-Во. В зимовье все оказалось в образцовом порядке. Деятельный и расторопный Орлов прекрасно руководил строительством порта. Гиляки охотно оказывали ему помощь, заготавливая лес и доставляя его на "кошку" в Петровское.
Распорядившись о дальнейших действиях, Невельской отправился на транспорт. Орлов провожал его. "Охотск" снялся с якоря, паруса наполнились, и транспорт, вспенивая воду, медленно двинулся в море. Орлов долго шел рядом на байдарке и махал фуражкой.
В Аяне Невельской погрузил на "Охотск" продовольствие, снаряжение, всевозможные товары и отправил транспорт в Петровское на зимовку для содействия Орлову, которому предписал: когда Амур и его лиман покроются льдом, перевести людей из Николаевского порта в Петровское и весной, когда река снова очистится ото льдов, усилить этот пост и начать строить в нем казармы и магазины, а с открытием навигации 1851 года прислать в Аян транспорт с донесениями. На "Охотске" в Петровское зимовье отправилась жена Дмитрия Ивановича Орлова, приехавшая из Якутска, чтобы жить вместе с мужем в Петровском или там, куда его еще закинет судьба.
Сделав необходимые распоряжения и закончив дела в Аяне, 10 сентября Невельской отправился в Иркутск. Но генерал-губернатора он не застал там. Муравьев уехал в Петербург и перед отъездом распорядился: Невельскому следовать за ним немедленно.
Но Невельской не мог быть в Иркутске и не повидать Катю. После недолгого колебания отправился он к Зориным. С виду суровый, но внутренне холодея и кляня себя за слабость, Геннадий Иванович ждал, пока слуга ходил докладывать о нем хозяевам. Страх и недовольство собой растаяли сразу при виде радостного смущения Кати. Больше двух часов просидели они в гостиной Зориных. Взволнованно, с увлечением говорили Катя и Невельской. Глаза девушки сквозь навернувшиеся слезы сияли радостью и глубоким чувством. А сколько еще осталось нерассказанного, недосказанного! Но надо уходить. Вечером снова дорога, снега, леса и впереди Петербург. Невельской, прощаясь, задерживает в своей руке маленькую горячую руку Кати. С новой энергией и новой решимостью уезжает он, зная, что уже не одинок.
Всю ночь скрипят полозья, возок швыряет по ухабам. Лошади несутся сибирским галопом, обгоняя в темноте медленные обозы. Всю ночь не спит Невельской, и радостны его мысли. А в Иркутске Катя думает о далеком путнике.
Донесение о своих действиях в лето 1850 года Невельской еще 4 сентября послал в Петербург. Муравьев получил его и к приезду Невельского уже успел, как говорилось, "повергнуть это сообщение к стопам его величества".
Николай I, не вникая в подробности, передал сообщение на рассмотрение Особого комитета. Членами этого комитета, кроме Меншикова, Муравьева и Перовского, были Нессельроде, Чернышев и другие противники решительных действий на Амуре.
Возбужденный и немного встревоженный, шел Невельской на свидание с Муравьевым. Как-то обернулось дело? Ведь что ни говори, он действовал прямо вопреки повелениям свыше. "Ну, да что же! - подбадривал он себя. - Что бы ни случилось со мною, а дело сделано. Русский флаг на Амуре поднят, и заявление о принадлежности края России пущено в обращение..."
Невельской вошел в отель "Бокен", где остановился Муравьев, и пока лакей докладывал о нем, Геннадий Иванович слышал громкий, возбужденный голос генерал-губернатора, что-то рассказывавшего. Потом голос этот стих, и после короткого молчания Муравьев сказал:
- Где же он? Ведите скорее сюда!
Оставив всякую официальность, генерал протянул навстречу Невельскому обе руки с серьезным и соболезнующим выражением лица.
- Геннадий Иванович, голубчик... Приехали, наконец! - сказал он как-то неуверенно, и Невельской понял, что случилась беда.
- Несчастье, ваше высокопревосходительство? - коротко спросил он, пожимая руку генерал-губернатора.
Тут только Невельской заметил Струве, приближенного чиновника Муравьева, и поклонился ему. Струве ответил на поклон с похоронным видом.
Случилось самое худшее, чего только мог ожидать Невельской. Особый комитет постановил разжаловать его в матросы с лишением всех прав состояния, а поставленные им на Амуре посты снять, упразднить.
Вот что рассказал Муравьев.
Заседание комитета было бурное. Нессельроде, совершенно выйдя из себя, потеряв обычную выдержку, стучал рукой по столу и кричал о том, что занимать устье Амура опасно и преждевременно.
- Благоразумие требует оставить этот пункт, не ожидая никаких по этому поводу вопросов и жалоб от китайского правительства, чем мы избежим крайней опасности! Кто может поручиться, что китайцы не вытеснят оттуда горсть наших людей и не нанесут оскорбления нашему флагу?! Для сохранения чести и достоинства нашего правительства гораздо лучше теперь же удалиться оттуда...
Нессельроде требовал немедленно разжаловать Невельского и снять посты на Амуре. Муравьев защищал Геннадия Ивановича, доказывая, что он действовал согласно с мнением генерал-губернатора, что нерешительная и робкая политика на Востоке приведет Россию к большим потерям и скомпрометирует в глазах Китая и европейских держав.
Горячее выступление Муравьева вызвало раздражение против него среди членов комитета (кроме Перовского и Меншикова). Чернышев бросил ему упрек, что он-де просто хочет воздвигнуть себе памятник и во имя этого подвергает риску безопасность государства.
Меншиков хотя и не очень-то решительно, но промямлил несколько слов в защиту амурских деятелей. Перовский выступил более твердо. Поддерживая генерал-губернатора, он говорил, что действия Невельского были вызваны важными обстоятельствами, встреченными им на месте. Что следует не только не снимать, а усилить Николаевский пост. И не только усилить, но в устье Амура и на лимане постоянно иметь надежное военное судно.
Бурное продолжительное заседание окончилось без всякого определенного заключения. Ясно было одно: силы слишком неравны и постановление будет не в пользу мнения Муравьева и Перовского. И действительно, Муравьеву прислали журнал заседания, уже подписанный почти всеми членами комитета. В журнале после описания различного рода неудобств и осложнений, которые влечет за собой занятие Амура, стояло решение о снятии русских постов, а виновника всей этой истории Невельского за действия в высшей мере дерзкие, вредные и противные высочайшей воле постановлено было разжаловать в матросы с лишением всех прав состояния. В заключение было сказано, что "призванный в заседание генерал-губернатор Муравьев согласился с этим мнением"35.
Курьер, привезший этот журнал, объявил генерал-губернатору от имени Нессельроде, что его просят "только подписать", а журнал требуют немедленно возвратить. Это было вечером, у Муравьева были гости, и он не исполнил желания Нессельроде. Предложив курьеру чашку чая, он написал свое особое мнение в кратких, но весьма решительных выражениях, высказав принципиальное несогласие с вынесенным решением.
