Петр Вершигора - Люди с чистой совестью
Предвестники нашей весны протаптывают партизанские тропы
по первому снегу Полесья.
Нина, милый семнадцатилетний автоматчик, и Аня, дорогая,
незнакомая мне москвичка Аня, погибшая в бою на станции
Демехи. Погиб светлый человек, смертью своей бросивший вызов
врагу и своей преждевременной гибелью доказавший бессмертие
нашего дела. Не знал, не видел я ее живой, но предсмертный
возглас, вырвавшийся из ее груди, не забуду никогда. Много
ночей впереди, боевых и мирных ночей, и, может, каждую такую
ночь под звездами будет звучать "А-а-х..." и мягкое падение
тела на мерзлую землю. А вечером выпал первый снег, он
покрыл саваном землю и тело девушки, отдавшей свою жизнь за
Родину. И автоматчица Нина, смелая и озорная, всегда с
засунутыми по-мальчишески глубоко в карманы руками, воюющая
так же по-мальчишески озорно. Когда ей не дали автомат, она
заревела и выплакала-таки себе оружие. Сегодня разговорились
на ходу в колонне. Отец погиб в плену, в хуторе
Михайловском: его сожгли фашисты, а дочь пошла мстить за
отца. Училась при немцах в школе. Дважды вызывали в полицию
и жандармерию. Усатый гитлеровец с глазами барана через
переводчика объяснял ей прелести кухонной перспективы,
обещанной ей фюрером, а девушка, придя к партизанам,
выплакала себе автомат и пошла в бой. Трудно в семнадцать
лет убивать людей... Глаза первого немца, убитого
собственной рукой, снились ей две недели. Но надо убивать
врагов, и она это делает.
Слава вам, наши девчата!"
15
Еще во время стоянки в Брянских лесах, возле "партизанской столицы" Ковпака Старой Гуты, я познакомился с семейным бытом этого своеобразного отряда.
Привлекало внимание большое количество детворы в лагере. Как-то не вязалось это с легендами о непобедимости отряда и с вещественными доказательствами боев. Трофейные немецкие и мадьярские минометы, пулеметы и автоматы, румынские баклажки и плащ-палатки, сигары и браслетки с часами, раненые бойцы с окровавленными повязками и вдруг дети: сосущие, ползающие, шныряющие и гарцующие на конях...
В дни моего прибытия в отряд началась эвакуация партизанских семей на Большую землю. Первая эвакуация. До этого большинство из этих потомственных партизан провели в отряде более полугода. А некоторые и родились в нем. Позже я узнал их судьбы.
А понял только в рейде.
Осенью-зимой 1941 года партизаны Ковпака шли в отряд без семей. Кто был в состоянии эвакуировать своих родных - зная, на что он идет, сразу сделал это. Но у большинства партизан родные оставались в оккупированных селах.
Первые активные действия отряда всполошили гитлеровцев. Стала работать немецкая контрразведка. Бесилось гестапо. И если вначале еще удавалось скрыть от врага наиболее активных участников отряда, его командиров, то уже зимой 1941/42 года они стали ему известны. Отряд беспрерывно рейдировал. На стоянки становились в селах, и скрываться от населения уже не было смысла. Наоборот. Отряд креп, окрепли его связи с народом. Но в семье не без урода. Подчас найдется человек болтливый, а то и злой. Бывало, что имена партизан пытками, угрозами, хитростью выуживались врагом. Особенно подличали полицаи.
Немало невинных жен партизанских, отцов и матерей погибло в эти дни на виселицах, в оврагах, в тюрьмах. Ох, как мстили врагу за свои семьи партизаны. Как мстили! Они первые бросались в атаку и последними уходили из боя. По настоянию партизан, у которых погибли родные, были взяты в отряд семьи, еще не захваченные врагом. В их числе и семья комиссара Руднева: жена Доминикия Даниловна и девятилетний сынишка Юрка. Старший Радий, или Радик, как его звали в отряде, ушел в партизаны вместе с отцом. Радика знали и любили все в отряде, но особенная, трогательная и суровая, простая и нежная дружба была у него с Ковпаком.
Немцы должны были в эту ночь схватить его мать и братишку. Семнадцатилетний Радик с двумя друзьями-разведчиками проскочил через вражеские пикеты и вывез их в отряд.
С завистью смотрел Юрка на брата в ту зимнюю ночь.
Радик на рысях гнал по полю санки. Дулом назад глядел самый настоящий пулемет. Пулеметчик просил мальчика сесть на его широко расставленные ноги, чтобы не выпасть из саней. Сани скользили тихо, лишь фыркали кони. В окрестных деревнях в небо взлетали ракеты, да изредка прорезали поле трассы пулеметных очередей. После трассы проходило несколько секунд, и затем доносилось татаканье пулемета. Юрка считал. Он знал: каждый счет до четырех означает километр расстояния. Радик вез быстро и ловко. Счет был восемь, шесть и ни разу не было меньше четырех... Юрка, важно усевшись верхом на сапог пулеметчика, ободрял мать:
- Проскочим. Как пить дать - проскочим!
И они проскочили.
Так Юрка прибыл в отряд уже обстрелянным партизаном. В одном не повезло. Его отец - Семен Васильевич, комиссар грозного Ковпака, лежал раненый. Рана была опасной. Мать не отходила от отца. Вместе с нею сидел и черномазый Юрка, не сводя смышленых глаз-маслинок с черноусого лица, забинтованного марлей. Иногда отец брал в руки карандаш и что-то быстро писал. Нет, разобрать косой, неровный почерк, да еще так быстро, Юрке было не под силу. Вот тогда-то он дал клятву, пионерскую нерушимую, учиться только на отлично. А сейчас нужно было по громким ответам матери понимать смысл их разговора. Однажды мать прочла записку и передала ее Юрке.
- Это тебе.
- Мне?
- Тебе. Ну, бери же.
Юрка схватил бумажку и прочел, волнуясь, по складам:
"Расскажи, как ты стал партизаном".
Партизаном? Значит, он и на самом деле партизан? А почему бы и нет... Ведь проскочили они тогда под пулеметным огнем. И он, Юрка, даже сидел на ноге у пулеметчика, чтобы тот не упал... Правда, стрелять из пулемета не пришлось... Но ведь могло быть так... что и пришлось бы... Ясно - могло быть!.. И вдруг пулеметчика убивают. Тогда за пулемет ложится Юрка и ведет огонь по фрицам... Нет, он еще не знал тогда пулемета... Пускай лучше - пулеметчика ранило... И он закрыл ему рану своей шапкой, пока мама...
- Чего же ты молчишь? Отец спрашивает... - шепнула мать.
Юрка даже вздрогнул от ее шепота, затем стал рассказывать... Из-под бинтов на него поблескивали черные глаза... Они иногда веселели. И Руднев делал движение, сдерживая смех, и сразу хватался рукой за простреленную шею...
- Ну, хватит, Юрка, хватит. Разошелся, - прервала недовольно мать. - Отцу больно...
Рука комиссара опустилась на черную головку сына...
Затем он взял карандаш.
"Кем хочешь быть?" - прочел Юрка. И, не задумываясь, звонко ответил:
- Хочу быть комиссаром!
Отец закашлялся. Мать зашикала и выставила девятилетнего "комиссара" за дверь. Но на этом дело не кончилось. Юрка не забывал этого дня...
Радик и Юрик были большие друзья. Но все же девять лет возраста разделяли их. Старший - бывалый вояка, подрывник-диверсант, участвовавший во многих делах разведчик, а меньшой - всего только пионер.
Вскоре наступила весна. Рейдирующий отряд Ковпака остановился на дневку в лесу. В семьях партизан было до трех десятков мальчиков такого же возраста. Из них и был организован новый "отряд". Вначале ребята несмело играли в партизаны. Затем начитанный Радик рассказал Юрке о лозунге Макаренко в колонии: "Не пищать!" А пищать до этого ребятишкам приходилось часто... Обоз бомбили немецкие самолеты. Во время боев ребята хотя и отводились "в тыл" - в густой лес или надежно обороняемое село, но все же шальные пули, мины и снаряды от вражеских автоматических мелкокалиберных пушек - "шпокалок" - залетали частенько. Ребята залезали под повозки и, уткнувшись в материны подолы, ревели со страху. После организации Юркиного партизанского отряда во время боев категорически запрещалось плакать. За редкие исключения виновный наказывался "грушами", "орехами", "сливами", а то и изгонялся из отряда.
Научившись не пищать, ребятишки приобрели воинственный вид. В свободное от боев и маршей время "отряд" проводил всяческие боевые упражнения, с каждым разом все более сложные и шумные. С громким "Ура!" ходили в атаку на подорванный в Спащанском лесу немецкий танк, "забирали в плен" заблудившуюся в лесу бабу вместе с коровой, а однажды приволокли неразорвавшийся немецкий снаряд и стали в нем ковыряться. Только случайно проходивший мимо Сапер-Водичка спас ребят от неминуемой смерти или увечья.
С Юркиным отрядом не было сладу. Отцы виновато качали головами, когда Ковпак, обижаясь на шум, приказывал им приструнить ребят. Коллективная дисциплина отряда была, видимо, сильнее их отцовской. А "комиссар" выдумывал все новые и новые военные похождения. В этом исподтишка помогали ему Радик и разведчики Хапка, Черемушкин, Усач. Со скуки на стоянках они были непрочь позабавиться и науськать ребятишек на мелкие проказы.
Пришлось за это дело взяться самому Ковпаку. Он как-то вызвал через связного Юрку. Вместе с сыном пришла обеспокоенная мать.
