Энтони Бивор - Сталинград
Несмотря на успешно развивавшееся наступление, немецкие штабисты по-прежнему чувствовали себя не очень уверенно. Не способствовали поднятию боевого духа и мысли о том, что их оперативные планы находятся в руках русских. Не один офицер в то время проклинал легкомысленного майора Рейхеля. Между собой немцы даже выражали определенные опасения, уж не уловка ли русских сдача Харькова? Первоначально в германских штабах предполагали, что русские готовят где-то резервы для последующего контрнаступления. Затем появились опасения, что противник намеренно отступает в глубь страны с целью растянуть и без того огромные линии коммуникаций войск вермахта с тем, чтобы еще больше затруднить их снабжение. Однако после прорыва 4-й танковой армии, а точнее – к середине июля, все эти страхи рассеялись. В рядах советских войск царил полный хаос, усиливаемый полным нарушением связи с войсками. Управление оказалось потерянным, и русские командиры летали на «кукурузниках», уворачиваясь от «мессершмиттов», отчаянно пытаясь определить хотя бы местоположение своих частей.
История майора Рейхеля имела длинное продолжение. Мысль о том, что русские намеренно заманили немцев в ловушку, усиленно насаждалась и лелеялась, особенно после Сталинградской битвы. Немало преуспели в этом те, кому удалось выжить, а также германские историки времен «холодной войны». Удивительно, что эти люди проигнорировали такой совершенно очевидный факт, как запрет Сталина отступать. Ведь начавшееся в июле 1942 года отступление Красной Армии вовсе не являлось частью заранее продуманного плана. Просто Сталин наконец понял, что будет значительно разумнее позволить командирам сдать позиции и избежать окружения. В результате охват, который немцы пытались совершить к западу от Дона, закончился практически ничем. В Ставке Верховного Главнокомандующего пришли к единодушному мнению, что Воронеж, этот крупный транспортный узел, следует защищать до конца. Советское командование понимало, что в противном случае наступающие войска вермахта, переправившись через Дон в его верховьях, смогут обойти с фланга весь Юго-Западный фронт.
Сражение за Воронеж стало боевым крещением для 24-й танковой дивизии вермахта, которая еще год назад была единственной кавалерийской дивизией в германской армии. Имея на флангах дивизию СС «Великая Германия» и 16-ю моторизованную, 24-я дивизия наступала прямо на Воронеж. Ее «панцергренадеры» 3 июля вышли к Дону и захватили плацдарм на противоположном берегу. А следующим вечером танкисты дивизии СС «Великая Германия» захватили переправы через Дон так стремительно, что русские, похоже, не сразу поняли, что произошло.
3 июля Гитлер со своей свитой вновь прибыл в Полтаву для консультации с фельдмаршалом фон Боком. После захвата Севастополя фюрер находился в приподнятом настроении. Недавно он присвоил звание фельдмаршала Манштейну, который сыграл важнейшую роль в битве за Крым. «Во время беседы, – записал фон Бок в своем дневнике, – фюрер с большим удовлетворением говорил о том, что англичане, когда у них плохо идут дела, мгновенно избавляются от провинившихся генералов. А это, в свою очередь, полностью лишает их армию всякой инициативы». При этих словах Гитлера присутствовавшие генералы разразились угодливым смехом. Но, несмотря на благодушное настроение, фюрер выразил беспокойство по поводу того, что русские армии, находящиеся в Донской излучине к юго-востоку от Воронежа, могут ускользнуть из ловушки. По-видимому, он считал, что с Воронежем уже покончено.
К концу совещания Гитлер принял компромиссное, но роковое по сути решение. Он отдал приказ Боку продолжать бои за Воронеж и оставил для этого один танковый корпус, а все остальные танковые соединения направил на юг в армию Гота. В результате оставшиеся у Воронежа немецкие войска потеряли главную ударную силу, которая могла бы позволить добиться быстрой победы. Защитники города навязали немцам ожесточенные уличные бои, в которых вермахт потерял все свои преимущества.
Скорее по случайности, нежели руководствуясь стратегическими мотивами, но именно с Воронежа Красная Армия начала уделять особое внимание обороне городов, а не удержанию произвольных линий обороны на карте. Новая гибкая тактика позволила армиям Тимошенко отступать, избегая окружения, но они уже были настолько измотаны и обескровлены, что 12 июля 1942 года специальной директивой Ставки был организован новый Сталинградский фронт. И хотя никто из советских военачальников пока не осмеливался выступать с «пораженческими» предположениями о том, что войска Красной Армии могут быть отброшены до самой Волги, многие были уверены, что основные сражения развернутся именно там. С этой точки зрения, наиболее показательной была стремительная передислокация 10-й стрелковой дивизии НКВД, пять полков которой прибыли в район Саратова с Урала и из Сибири. В подчинение ее штаба немедленно перешли все летные подразделения НКВД, милицейские батальоны, два учебных танковых батальона и железнодорожные войска, которые и взяли под охрану движение через Волгу.
* * *Казалось, для передовых немецких частей наступили славные дни. «Насколько видит глаз, – писал очевидец, – бронированные машины и грузовики стремительно катили по степи вперед. Командиры, ничего не опасаясь, высовывались из люков и весело приветствовали свои подразделения. Гусеницы и колеса поднимали столбы пыли, которые подобно клубам дыма окутывали дороги на многие километры».
Особенно успех пьянил молодых офицеров вермахта, порывавшихся как можно скорее вновь отбить у русских Ростов-на-Дону. Их моральный дух был необычайно высок, чему, несомненно, способствовали успех германских войск под Харьковом, прекрасная погода и новые виды вооружений, заставившие забыть об ужасах прошедшей зимы. «Мы все словно страдали раздвоением личности, – вспоминал граф Клеменс фон Кагенек, лейтенант из 3-й танковой дивизии, вскоре получивший Рыцарский крест с дубовыми листьями. – Мы стремительно и даже радостно двигались вперед, но в то же время знали, что с наступлением зимы враг вновь перейдет в контрнаступление». Они почти забыли, что Россия, с ее необъятными просторами, суровым климатом и плохими дорогами, способна перемолоть всю их современнейшую технику и заставить самую маневренную армию вернуться к тактике времен Первой мировой войны.
В первые месяцы летней кампании 1942 года многие пехотинцы еще подсчитывали расстояние, пройденное ими с того памятного утра 22 июня, когда началась операция «Барбаросса». Сейчас они уже не утруждали себя этим. Мокрые от пота, запыленные солдаты двигались вперед с потрясающей для пехоты скоростью 8–10 километров в час, стараясь поспеть за своими моторизованными подразделениями. Казалось, и командиры танковых соединений совсем забыли, что артиллерия в большинстве немецких дивизий не механизирована, изможденные лошади задыхаются в пыли, а расчеты шатаются от усталости. Правда, современная техника и бескрайние степи давали одно очень важное преимущество. После боя раненых тут же эвакуировали в тыл на санитарных «юнкерсах».
Немцы со свойственной им сентиментальностью уделяли большое внимание окружающей их природе. Глядя, как переваливаются через рытвины и канавы автомобили и боевая техника, многие, особенно впечатлительные, представляли степь в виде моря, не нанесенного ни на одну карту. В письме домой генерал Штрекер описывал русские просторы как «океан, способный поглотить любого, кто осмелится войти в него». Деревни он уподоблял островам. В выжженной солнцем степи только там можно было найти воду. Однако, если вдали танкисты замечали маковки церквей, это вовсе не означало, что там они найдут желанный отдых. Зачастую на месте деревни оказывалась лишь груда еще дымившихся развалин. В небо торчали лишь кирпичные остовы печей, да среди обугленных бревен бродили одичавшие кошки.
В уцелевших деревнях крестьяне встречали немцев робко и подобострастно. Завидев германского офицера, тут же сдергивали шапки, как до революции перед барином, выносили воду и нехитрое угощение. Деревенские женщины пытались прятать скот и птицу в ближайших оврагах, но очень скоро им пришлось убедиться, что нюх у немецких солдат ничуть не хуже, чем у ответственных советских работников, проводивших реквизиции.
Солдаты вермахта беззастенчиво разоряли поля и огороды, мимо которых проходили. Самым предпочтительным военным трофеем считалась домашняя птица, поскольку ее было очень удобно набирать впрок и можно было быстро приготовить в полевых условиях.
Клеменс Подевильз, военный корреспондент, прикрепленный к 6-й армии, так описывал появление одного немецкого подразделения в русской деревне. Это произошло 30 июня после короткого столкновения немцев с отступающей красноармейской частью. Черные фигуры спрыгнули с танков, и тут же началась массовая «казнь». В мгновение ока вся деревня наполнилась гоготом, кряканьем, квохтаньем домашней птицы. Спустя несколько минут окровавленные тушки побросали в машины, фигуры забрались туда же, гусеницы взбили придорожную пыль, и вся колонна устремилась дальше на восток.
