История Финляндии. Время Петра Великого - Михаил Михайлович Бородкин
Наиболее беспристрастным из финляндских историков был Ирье-Коскинен. Его труд «История Финляндии с древнейших времен до наших дней» появился в 1874 г. Шведоманам она не понравилась, вследствие того, что Ирье-Коскинен критически отнесся ко времени шведского владычества в Финляндии. Швеция нередко в минуты опасности бросала Финляндию на произвол судьбы. Финскому языку она не давала места рядом со своим ни в школе, ни в суде, ни в администрации. Развития финской национальности она не поощряла. Все это отмечено Ирье-Коскиненом. Иногда его взоры с надеждой на лучшее будущее Финляндии устремлялись к России. Подобной правды ему не могли простить.
Чтобы воспрепятствовать влиянию книги Коскинена, нужно было составить другую финляндскую историю, из которой население края могло бы узнать, сколь благодетельно было для него владычество Швеции, как тягостен оказался вековой разрыв с ней и сколько страданий причинила судьба финскому народу, поселив его рядом с Россией, а затем даже слив его политическую жизнь с будущей участью этой «восточной соседки». За выполнение этой задачи взялся М. Г. Шюбергсон. Сенат и шведское литературное общество удостоили его рвение особыми премиями.
Несколько примеров из книги Шюбергсона наглядно покажут дух и направление работы этого историка.
Известно, что царь Петр, вместе с фельдмаршалом Головиным и сержантом Меншиковым, 18-го ноября 1700 г., т. е. накануне сражения под Нарвой, покинули армию и поехали в Россию. Этот факт замечен всеми историками и каждый из них на свой лад комментирует его. Алларт указывает, что причиной отъезда было свидание с польским королем и необходимость принять турецкого посла в Москве. Устрялов, профессор Леер и Плейер видят причину отъезда в «настоянии» главнейших начальников. Бергман, негодуя на упреки Петру в отсутствии мужества, приписывает ему уверенность, что неприятель со слабейшими силами не дерзнет напасть на укрепленный стан. Брикнер допускает причины военно-административного характера. C. М. Соловьев говорит, что оставаться Петру было опасно и бесполезно. Итальянец Катифоро заявляет: Петр поверил слуху о том, что к Архангельску направилось 50-тысячное шведское войско. По мнению Вольтера, Петр был уверен, что город будет взят без него. Костомаров писал: «Петр уехал, надеясь, что дела пойдут лучше, когда де-Круа не будет стеснен его присутствием». Того же мнения держится В. О. Ключевский. Вот в каком духе рассуждают историки. Финляндец Шюбергсон взглянул на дело иначе и, не колеблясь, отметил: «Петр, охваченный страхом перед военной молвой шведов, вернулся в Плесков» ...
«Зная мужество и личную отвагу Петра, мы не можем объяснить его отъезда малодушием; вернее думать, что Петр считал дело под Нарвой проигранным и уехал готовить государство к обороне от шведского нашествия». Так говорит современный русский историк профессор С. Ф. Платонов. Иначе и отнестись нельзя к Петру, который всей кипучей жизнью доказал свое мужество и личную отвагу. Только историк инородец, которому надо представить национальную русскую гордость в приниженном виде, дерзает сказать, что Петр трус!
В «Журнале или Поденной записке блаженные и вечнодостойные памяти Государя Императора Петра Великаго» (Спб., изд., 1770 г.) сказано, что он 18-го ноября 1700 г. «пошел от армии в Новгород для того, чтоб идущие достальные полки побудить ко скорейшему приходу под Нарву: а особливо, чтоб иметь свидание с королем польским». 28 сентября 1700 г., как значится в письме Петра, он сообщил Августу II, что лично находится при войске и готов приехать к Королю, просившему об этом свидании. Следовательно, причина отъезда из-под Нарвы придумана Петром не задним числом; напротив, о встрече Август II просил раньше и свидание это было обещано Петром уже в сентябре, т. е. ранее приближения Карла XII к Нарве. Другая причина отъезда царя — необходимость поторопить войска, медленно тянувшиеся по дурным осенним дорогам.
Все эти факты и соображения обойдены Шюбергсоном и он решительно клеймит Петра Великого трусом... И с этой характеристикой великий русский Преобразователь и славный полководец предстал пред финляндскими поколениями и переходит теперь из рода в род, как малодушный человек, поставивший свою жизнь выше пользы и требования родины.
Если бы М. Шюбергсон являлся беспристрастным историком, он заметил бы личное участие Петра в других сражениях, он мог-бы увидеть простреленную его шляпу под Полтавой, но в описании шведомана вы Петра в огне «преславной баталии» вовсе не найдете.
В 1710 г. Петр берет Выборг. Шведскому гарнизону, по условиям капитуляции, он обещал свободный выход, но несмотря на это, гарнизон был отведен в плен. Такое обстоятельство дает повод Шюбергсону подчеркнуть вероломство царя. Финляндец тщательно, по свидетельству современника, подобрал строгие требования государя, но умолчал о всех причинах, побудивших завоевателя прибегнуть к этой «репресали». Между тем, причины названы самим Петром, но Шюбергсон их по обыкновению не замечает. Шведы допустили «многие неправды», отняв у Царя неправильно шняву, арестовав резидента князя Хилкова, захватив обманом в плен генералов и проч.
У Петра, по словам Шюбергсона, не было никакой жалости к Финляндии, в которой он воевал; русские войска варварски разоряли страну и чинили в ней всякие беззакония и жестокости. В предлагаемой книге документально доказано, что время пребывания русских в Финляндии с 1713 г. по 1721 г. не представляет ничего ужасного, по сравнению с поведением, напр., Карла XII и его войск в Польше. Эту последнюю сторону Шюбергсон, конечно, старательно скрыл от своих читателей.
23 августа 1741 г. произошло сражение при Вильманстранде. Бой длился два часа. К вечеру, — пишет Шюбергсон, — Вильманстранд «был атакован, ограблен и сожжен». На этом он поспешно опускает занавес. Впечатление получается, конечно, не в пользу грабителей-русских. А между тем поведение русских имеет очень серьезное оправдание. Комендант поднял белый флаг, т. е. объявил о сдаче. Несмотря на это, стрельба с валов продолжалась, причем были убиты наш генерал и полковник, доверчиво подходившие к крепости. Русские только тогда освирепели и учинили расправу, когда увидели обман и гибель своих офицеров. Присоедини Шюбергсон эти две строки к своему описанию, и действия русских представились бы в другом освещении. Историки Швеции правдивее и они, как напр. Мальмстрем, доводят рассказ до конца.
Известно затем, что Густав III искусственно вызвал войну 1788 г. и начал ее маскарадной стычкой у Пумала, разыгранной между группой его войск и его же солдатами, переряженными в русскую форму. Шведская историческая литература подтверждает это, но Шюбергсону нужно обвинить русских и он не стесняясь клевещет на них.
Подобных примеров в книге немало.
В виду указанных приемов финляндских историков, русскому читателю рискованно принимать на веру их
