Владислав Зубок - Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева
Попытки экспансии на южных рубежах
Три месяца, с мая по начало августа 1945 г., были временем, когда перед Советским Союзом, казалось, открывались глобальные перспективы. Ощущение невиданных горизонтов было столь сильно, что даже атомная бомбардировка Хиросимы не заставила советского вождя отказаться от своих далеко идущих планов. Сталин создавал буферную зону безопасности в Центральной Европе и на Дальнем Востоке, а также предпринял попытки экспансии в Турции и Иране.
В течение столетий правители России мечтали получить контроль над турецкими проливами (Босфор и Дарданеллы), соединяющими Черное и Средиземное моря. В 1915 г., в разгар Первой мировой войны, в которой Турция выступала на стороне Германии и Австро-Венгрии, Великобритания и Франция пообещали поддержать стремление России закрепить за собой проливы и прибрежную зону Турции как территории, входящие в сферу российского влияния. Однако в ноябре 1917 г. случился большевистский переворот, и это секретное соглашение утратило силу. В ноябре 1940 г., во время советско-германских переговоров в Берлине, Молотов по указанию Сталина настаивал, чтобы Болгария, турецкие проливы и весь регион Черного моря вошли в советскую сферу влияния. В ходе переговоров уже со своими западными партнерами по антигитлеровской коалиции Сталин вновь настойчиво выдвигал вопрос о проливах. Он настаивал на пересмотре Конвенции 1936 г. о статусе проливов, подписанной в Монтрё, согласно которой Турции позволялось возводить оборонные сооружения на проливах и во время войны закрывать их для судов всех воюющих иностранных государств{161}. Сталин считал, что советский военно-морской флот должен иметь право выхода в Средиземное море в любое время, независимо от желания турецких властей. На Тегеранской конференции в 1943 г. Черчилль и Рузвельт согласились с необходимостью пересмотра некоторых положений Конвенции Монтрё, а в октябре 1944 г., во время секретных переговоров со Сталиным в Москве, Черчилль на словах согласился поддержать советские запросы{162}.
В 1944-1945 гг. советские дипломаты, а также сотрудничавшие с НКИД ученые — историки и специалисты по международному праву — сошлись в едином мнении: настал уникальный момент, когда можно поднять «вопрос о проливах» и решить его раз и навсегда в пользу СССР. В ноябре 1944 г. Литвинов писал Сталину и Молотову о том, что надо уговорить Великобританию включить проливы в зону «ответственности» Советского Союза. Другой специалист из Комиссариата иностранных дел предположил, что лучший способ гарантировать интересы безопасности советского государства — это заключить «двустороннее советско-турецкое соглашение о совместном контроле над проливами»{163}. Эти предложения, несомненно, учитывали настроения наверху: в Кремле также полагали, что после впечатляющих побед советской армии Великобритания и США не смогут не признать преобладающее влияние СССР в Турции, хотя бы исходя из принципа «географической близости»{164}.
Советская армия легко овладела Болгарией, и позже ходили слухи, что кое-кто из военачальников уговаривал Сталина вторгнуться на территорию Турции{165}. Однако, наученная горьким опытом Первой мировой войны, Турция хранила строгий нейтралитет и не пропускала германский флот через проливы. Следовательно, предлога для оккупации не было, и советские войска не могли силой оружия поддержать дипломатию Москвы. Тем не менее Сталин решил действовать в одностороннем порядке — без предварительных согласований с западными союзниками, в добрую волю которых он не верил. 7 июня 1945 г. Молотов по указанию Сталина встретился с послом Турции в Москве Селимом Сарпером. Он отверг предложение Турции подписать новый договор о дружбе с Советским Союзом. Вместо этого Молотов потребовал от Турции, в нарушение Конвенции Монтрё, договориться о режиме совместной защиты проливов в мирное время. Советский Союз требовал предоставить ему право на строительство совместно с турками военных баз в проливах Босфор и Дарданеллы. Кроме того, Молотов, к удивлению и возмущению турецкой стороны, стал настаивать на возвращении Советскому Союзу «спорных» территорий восточных вилайетов, которые Советская Россия уступила Турции по условиям договора 1921 г.{166}
Недавно открывшиеся документы свидетельствуют: Сталин рассчитывал внезапным натиском сломить турок, лишив их возможности маневрировать между Британской империей и Советским Союзом. Получение контроля над черноморскими проливами являлось первоочередной геополитической задачей для СССР, который в этом случае превращался в средиземноморскую державу. Территориальные претензии являлись второй по значению задачей, подчиненной решению первой.
Для того чтобы присоединить к СССР области Восточной Турции в районе Артвина, Карса и озера Ван, Сталин рассчитывал на «армянскую карту». В этих областях во времена Османской империи проживало свыше миллиона армян, которые в 1915 г. подверглись жестокому избиению и насильственной депортации. Согласно Севрскому мирному договору, составленному в августе 1920 г., эти области должны были стать территорией суверенного «Армянского государства». Однако армяне, выступавшие в союзе с греками, не смогли противостоять турецкой армии, во главе которой стоял Мустафа Ке-маль (Ататюрк). Большевистское правительство под руководством Ленина (куда, кстати, входил и Сталин) заключило союз с кемалистской Турцией и в советско-турецком договоре 1921 г. отказалось от «армянских» областей. Весной 1945 г. армяне всего мира связывали свои надежды на «восстановление исторической справедливости» согласно Севрскому договору. Организации армянской диаспоры, включая богатейшую из них, проживавшую в США, обращались к Сталину с коллективными прошениями организовать массовое возвращение армян в Советскую Армению — в надежде на то, что через некоторое время они смогут с помощью СССР вернуться на исторические земли, отторгнутые Турцией. В мае Сталин поручил руководству Советской Армении изучить возможности для массовой репатриации армян. По его расчетам, эта репатриация могла поколебать решимость западных держав защищать Турцию — советские требования получали благопристойное историческое и «гуманитарное» прикрытие{167}.
Правительство Турции заявило Москве, что оно готово заключить двустороннее соглашение, однако отвергло территориальные претензии Советского Союза, как и требование о «совместной» защите черноморских проливов. Тем не менее Сталин, как вспоминал позднее Молотов, приказал ему продолжать давить на турок{168}. Накануне Ялтинской конференции Сталин заявил одному из руководителей болгарских коммунистов, Василю Коларову, что «для Турции нет места на Балканах»{169}. Вероятно, кремлевский руководитель ожидал, что американцы, все еще заинтересованные в участии СССР в военных действиях на Тихом океане, будут сохранять нейтралитет по турецкому вопросу. В Потсдаме представители Великобритании и Соединенных Штатов подтвердили свое безусловное согласие внести изменения в Конвенцию о контроле над проливами. Но Трумэн неожиданно выступил с контрпредложением открыть свободное и неограниченное судоходство по международным и внутренним водным путям, включая Дунай, и возражал против строительства каких-либо укреплений в зоне турецких проливов. Несмотря на это, советское руководство оценило результаты Потсдамской конференции положительно, в том числе и в отношении советских шансов на проливы. 30 августа, непосредственно перед встречей министров иностранных дел в Лондоне, Сталин сказал болгарским коммунистам, что проблема турецких баз на Дарданеллах «обязательно будет решена на этой конференции». Он добавил, что в противном случае Советский Союз поднимет вопрос о приобретении баз на Средиземном море{170}.
В Лондоне Молотов представил союзникам проект предоставления Советскому Союзу мандата на управление Триполитанией (Ливией), бывшей итальянской колонией в Африке. Этот план был не просто тактической уловкой, как долгое время полагали западные историки. В нем отразились амбиции Сталина превратить Советский Союз в средиземноморскую державу. Из шифропереписки Сталина с Молотовым выясняется, что советское руководство было обнадежено устным обещанием, данным госсекретарем администрации Рузвельта Эдвардом Стеттиниусом еще в апреле 1945 г. на конференции в Сан-Франциско, поддержать советский мандат на одну из бывших итальянских колоний в Северной Африке. Времена, однако, изменились, и американцы приняли сторону Великобритании, выступавшей против советского военно-морского присутствия в Средиземном море. Узнав об этом, Сталин дал указание Молотову потребовать базу, по крайней мере для торгового флота. И снова — дружный отпор западных держав. В конечном счете американо-британское сопротивление помешало Советскому Союзу добиться столь желанного присутствия в Средиземноморье{171}.
