Владислав Зубок - Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева
Сталинское противостояние американской «атомной дипломатии» не ограничивалось Центральной Европой — оно распространилось и на Дальний Восток. В октябре Кремль повел жесткую линию в отношениях с Гоминьданом и начал посылать обнадеживающие сигналы китайским коммунистам в Янани и Маньчжурии, готовым к борьбе против «буржуазного» национального правительства. Китайские историки связывают эту перемену в поведении кремлевского руководства с отказом Соединенных Штатов признать роль Советского Союза в делах Японии во время конференции министров иностранных дел в Лондоне{153}. Однако не только «атомная дипломатия» Бирнса подвигла Сталина на подобные шаги. В конце сентября Сталину доложили о том, что в Маньчжурии для оказания помощи Гоминьдану высаживаются американские морские пехотинцы{154}. По всей видимости, вождь увидел в этом угрозу изменения баланса сил в Восточной Азии в пользу американцев, что в дальнейшем грозило советским планам в Маньчжурии. Советские власти усилили помощь КПК в формировании и вооружении Народно-освободительной армии Китая (НОАК) в Маньчжурии. Сталин рассчитывал, что усиление китайских коммунистов в Маньчжурии станет хорошим противовесом американскому влиянию на Гоминьдан. В то же время советский вождь знал, что согласно международным договоренностям советским войскам вскоре придется оставить Маньчжурию. По этой причине советские войска ускоренными темпами демонтировали и увозили из этого региона большое количество построенных здесь Японией промышленных предприятий.
В конце ноября Трумэн направил прославленного военачальника, генерала Джорджа Маршалла, с дипломатической миссией в Китай, чтобы разведать обстановку. Прибытие американского генерала в Китай совпало по времени с отказом Сталина от «политики непреклонности». Советские представители в Маньчжурии возобновили сотрудничество с местным руководством Гоминьдана и запретили китайским коммунистам захватывать крупные города. На Дальнем Востоке, как и в Европе, Сталин давал понять американцам, что он готов, как и прежде, сотрудничать в духе Ялты.
Глава Китайской Республики Чан Кайши отлично понимал, что в руках Сталина остаются большие рычаги в борьбе за Северный Китай, включая Монголию, сепаратистов в Синцзяне и, главное, китайских коммунистов. В декабре 1945 — январе 1946 г. Чан Кайши вновь попытался найти взаимопонимание с кремлевским правителем. На этот раз он послал на переговоры в Москву не проамерикански настроенного Сун Цзывэня, а своего собственного сына, Цзян Цзинго, который провел юность в Советском Союзе и даже вступил в свое время в ВКП(б){155}. Несмотря на эти биографические детали, Москва встретила Цзяна с недоверием. Заместитель наркома иностранных дел Соломон Лозовский в своей докладной записке руководству писал, что Чан Кайши «пытается маневрировать между США и СССР». Это противоречило советским замыслам не допустить американского экономического и политического присутствия в Маньчжурии, вблизи советских границ. Лозовский резюмировал: «Если до войны хозяевами Китая были англичане и частично японцы, то сейчас хозяином в Китае будут Соединенные Штаты Америки. Соединенные Штаты претендуют на проникновение в Северный Китай и в Маньчжурию… Мы избавились от японского соседа на нашей границе, и мы не должны допустить, чтобы Маньчжурия стала ареной экономического и политического влияния другой великой державы». Сам Сталин не смог бы выразиться яснее. Лозовский предлагал решительные меры для сохранения советского экономического контроля над Маньчжурией{156}.
15 декабря Трумэн, посоветовавшись с Маршаллом, объявил, что Соединенные Штаты воздержатся от вмешательства в ход гражданской войны в Китае. Известие об этом было на руку Кремлю, так как ослабило позиции Чан Кайши как раз накануне переговоров в Москве. Цзян Цзинго конфиденциально сообщил Сталину о том, что национальное правительство Китая готово пойти на «очень тесное» сотрудничество с СССР в обмен на помощь Кремля в восстановлении власти Гоминьдана на территории Маньчжурии и Синьцзяна. Кроме того, Чан Кайши соглашался на демилитаризацию советско-китайской границы и гарантировал СССР «ведущую роль в экономике Маньчжурии». Однако при этом Чан Кайши настаивал на том, что «политика открытых дверей», т. е. присутствие американцев в Северном Китае, должна продолжаться, и дал понять Сталину, что не готов ориентироваться исключительно на Советский Союз{157}.
Сталин предложил заключить соглашение об экономическом сотрудничестве на северо-востоке Китая, которое бы исключало американское присутствие. Но вождь вряд ли верил в то, что Гоминьдан пойдет на это. Целью Сталина был полный контроль над Маньчжурией. После неизбежного вывода советских войск легче всего его можно было установить, поддерживая вооруженные силы КПК в качестве противовеса национальному правительству Гоминьдана и американцам. По этой причине Сталин решительно отклонил просьбу Чан Кайши воздействовать на Мао Цзэдуна, заявив, что не может давать советов китайским коммунистам. Одновременно он рекомендовал китайским коммунистам до поры до времени вести себя сдержаннее и дислоцировать свои силы лишь в сельской местности и небольших городках Маньчжурии{158}.
Сведения о возможном советско-китайском сближении, направленном против интересов США, дошли до Вашингтона, и американцы отреагировали жестко. В феврале 1946 г. правительство США вынудило Чан Кайши прервать двусторонние экономические переговоры с Москвой. Кроме того, они предприняли попытку дискредитировать китайскосоветский Договор о дружбе и союзе, опубликовав секретные договоренности по Китаю, достигнутые Рузвельтом и Сталиным накануне Ялты. В ответ на это советские представители демонстративно отвергли «политику открытых дверей» на северо-востоке Китая. И хотя Москва объявила о полном выводе советских войск из Маньчжурии, Народно-освободительной армии Китая был дан сигнал занять основные города этого региона своими силами{159}.
Борьба за Северный Китай после окончания Второй мировой войны, казалось бы, началась для Сталина успешно. Но попытка закрепить достигнутое обернулась для Москвы непоправимым сбоем в сотрудничестве между великими державами на Дальнем Востоке. Сталин стремился затянуть сроки вывода войск из Маньчжурии, вынудить Гоминьдан к экономическим уступкам СССР, а также препятствовать «политике открытых дверей» в этом регионе. Частично это ему удалось, но ценой передачи инициативы китайским коммунистам{160}. Несмотря на все интриги, Сталин так и не смог превратить Маньчжурию исключительно в зону советского влияния. В конце концов ему пришлось уступить эту территорию НОАК в обмен на обещания Мао Цзэдуна начать стратегическое партнерство с Советским Союзом.
Попытки экспансии на южных рубежах
Три месяца, с мая по начало августа 1945 г., были временем, когда перед Советским Союзом, казалось, открывались глобальные перспективы. Ощущение невиданных горизонтов было столь сильно, что даже атомная бомбардировка Хиросимы не заставила советского вождя отказаться от своих далеко идущих планов. Сталин создавал буферную зону безопасности в Центральной Европе и на Дальнем Востоке, а также предпринял попытки экспансии в Турции и Иране.
В течение столетий правители России мечтали получить контроль над турецкими проливами (Босфор и Дарданеллы), соединяющими Черное и Средиземное моря. В 1915 г., в разгар Первой мировой войны, в которой Турция выступала на стороне Германии и Австро-Венгрии, Великобритания и Франция пообещали поддержать стремление России закрепить за собой проливы и прибрежную зону Турции как территории, входящие в сферу российского влияния. Однако в ноябре 1917 г. случился большевистский переворот, и это секретное соглашение утратило силу. В ноябре 1940 г., во время советско-германских переговоров в Берлине, Молотов по указанию Сталина настаивал, чтобы Болгария, турецкие проливы и весь регион Черного моря вошли в советскую сферу влияния. В ходе переговоров уже со своими западными партнерами по антигитлеровской коалиции Сталин вновь настойчиво выдвигал вопрос о проливах. Он настаивал на пересмотре Конвенции 1936 г. о статусе проливов, подписанной в Монтрё, согласно которой Турции позволялось возводить оборонные сооружения на проливах и во время войны закрывать их для судов всех воюющих иностранных государств{161}. Сталин считал, что советский военно-морской флот должен иметь право выхода в Средиземное море в любое время, независимо от желания турецких властей. На Тегеранской конференции в 1943 г. Черчилль и Рузвельт согласились с необходимостью пересмотра некоторых положений Конвенции Монтрё, а в октябре 1944 г., во время секретных переговоров со Сталиным в Москве, Черчилль на словах согласился поддержать советские запросы{162}.
