Вольдемар Балязин - Россия против Наполеона
И уже вечером 2 сентября солдаты и офицеры отступающей русской армии увидели на горизонте зарево московского пожара…
Убийство Верещагина
Перед тем как покинуть Москву, Ростопчин совершил поступок, который многие потом не могли понять, но оценивали как неоправданно жестокий и бессмысленный. В 10 часов утра 2 сентября он вышел из своего дома на Большой Лубянке к огромной толпе, собравшейся, чтобы узнать у самого главнокомандующего, на самом ли деле будет сдана Москва. Чтобы отвлечь их внимание и направить страсти собравшихся в другое русло, Ростопчин приказал привести арестованного накануне купеческого сына Верещагина и еще одного узника – учителя фехтования француза Мутона. И здесь, указывая с балкона своего дома на Верещагина, Ростопчин стал кричать, что он – единственный из москвичей, предавший Отечество, и вслед за тем приказал двум драгунским унтер-офицерам зарубить его саблями. Между тем Верещагин ни о какой измене даже не помышлял. Верещагин упал, не произнеся ни слова, и был растерзан собравшейся здесь толпой. А Мутона Ростопчин отпустил, сказав: «Я оставляю тебе жизнь. Ступай к своим и скажи им, что несчастный, которого я наказал, был единственный из русских изменник своему Отечеству».
Сумев таким образом отвлечь внимание от самого себя, Ростопчин пробежал в задние комнаты, по черной лестнице выскочил во двор и, поспешно сев в карету, уехал. Избежав непосредственной опасности, Ростопчин выехал на улицы Москвы и помчался к ближайшей от него Серпуховской заставе, чтобы как можно скорее покинуть город.
«Истреблять все огнем…»
В то время как русская армия выходила из Москвы на Рязанскую и Владимирскую дороги, через Дорогомилово и Арбат на улицы Первопрестольной входила армия Наполеона. Сам же император в два часа дня въехал со свитой на Поклонную гору и, охватив взглядом панораму Москвы, воскликнул: «Вот наконец этот знаменитый город!» Наполеон стал ждать депутации, чтобы получить ключи от города и провести церемонию капитуляции, но никто не явился, и он поехал по Арбату, дивясь тому, что город пуст и на улицах никого нет. Он доехал до Кремля, въехал в него и, так никем и не встреченный, остановился в резиденции русских царей.
С первых же минут к нему стали поступать рапорты, что в Москве находятся огромные запасы муки и сахара, вина и водки, склады с сукном и полотном, мехами и кожами.
Но не прошло и нескольких часов, как появились другие доклады: в разных местах города один за другим вспыхивают пожары, и судя по тому, сколько их, это не дело одиночек, а заранее спланированная и организованная акция.
Когда еще до сумерек Наполеон поднялся на кремлевскую стену, он увидел уже вовсю разбушевавшийся пожар.
Он не знал, что утром 2 сентября Ростопчин приказал полицейскому приставу П. Вороненко «стараться истреблять все огнем», и пристав с вверенными ему людьми исполнял этот приказ «в разных местах по мере возможности до 10 часов вечера». В тот же день, оставляя Москву, Кутузов приказал сжечь все склады и магазины с жизненно необходимыми припасами и оружием.
Историков более полутора веков интересовал и волновал вопрос: «Кто сжег Москву в 1812 году?» Литературы, посвященной этой проблеме, много. Но, по сути дела, вся она делилась на два лагеря: тех, кто винил в московском пожаре французов и их союзников, и тех, кто доказывал, что поджигателями были сами москвичи. Сегодня этот вопрос решен бесповоротно: за исключением нескольких частных случаев, Москва была сожжена русскими. В том, что по приказам Кутузова и Ростопчина из Москвы были вывезены все «огнегасительные снаряды» и более двух тысяч пожарных покинули город, прямо признавались оба главнокомандующих – и армии, и столицы.
Вывозя в спешке противопожарное оборудование, Ростопчин оставил в Москве сто пятьдесят шесть пушек, семьдесят пять тысяч ружей, сорок тысяч сабель, двадцать семь тысяч ядер – всего стоимостью более чем на два миллиона рублей. Но хуже всего то, что в Москве были брошены более двадцати пяти тысяч раненых, из которых несколько тысяч сгорели в огне московского пожара. И Кутузов, и Ростопчин шли на сожжение Москвы сознательно. Через месяц после пожара, 5 октября, когда в ставку русского главнокомандующего прибыл на переговоры представитель Наполеона Лористон, Кутузов сказал ему: «Я хорошо знаю, что это сделали русские. Проникнутые любовью к Родине и готовые ради нее на самопожертвование, они гибли в горящем городе».
Вторя ему, герой войны 1812 года генерал А. П. Ермолов писал: «Собственными нашими руками разнесен пожирающий ее пламень. Напрасно возлагать вину на неприятеля и оправдываться в том, что возвышает честь народа».
Пожар Москвы продолжался шесть дней. Из первоначальных его очагов, вспыхнувших одновременно в Каретном ряду, на Гостином дворе и в Замоскворечье, огонь мгновенно перебросился в соседние районы и вскоре бушевал по всему городу, уничтожив около двух третей Москвы. На конец 1811 года в Москве числился девять тысяч сто пятьдесят один жилой дом, из них было шесть тысяч восемьсот пятьдесят четыре деревянных и две тысячи пятьсот шестьдесят семь каменных. После пожара уцелело две тысячи сто деревянных домов и шестьсот двадцать шесть каменных. Из трехсот двадцати девяти церквей уцелела лишь сто двадцать одна.
Сгорели многие дворцы. Погибли в огне лучшая в России библиотека графа Д. П. Бутурлина в Лефортово, библиотека Московского университета, как и сам университет, и его пансион, собрание картин А. Г. Орлова в Донском монастыре и многое иное. 4 сентября Наполеон со своей свитой с большим трудом вышел из Кремля. «Нас окружал океан пламени, – писал потом Ф. П. Сегюр, военный публицист и генерал. – Мы шли по огненной земле, под огненным небом, между огненных стен».
6 сентября Наполеон писал жене: «Я не имел представления об этом городе. В нем было пятьсот дворцов, столь же прекрасных, как Елисейский, обставленных французской мебелью с невероятной роскошью, много царских дворцов, казарм, великолепных больниц. Все исчезло, уже четыре дня огонь пожирает город. Так как все небольшие дома горожан из дерева, они вспыхивают, как спички. Это губернатор и русские, взбешенные тем, что они побеждены, предали огню этот прекрасный город… Эти мерзавцы были даже настолько предусмотрительны, что увезли или испортили пожарные насосы». Лишь 8 сентября, когда пожар утих, Наполеон вернулся в Кремль, спасенный от огня «молодой» гвардией.
Потом подсчитали, что ущерб, нанесенный Москве пожаром, превышал триста миллионов рублей.
Приключения купца Петра Жданова
Третьей гильдии московский купец Петр Жданов после того, как окончился пожар, взяв жену и двоих детей, попытался выйти из захваченной врагом столицы, но был задержан шайкой мародеров, разлучен с семьей и возвращен в город. После побоев и издевательств мародеры бросили Жданова на улице, и он с трудом добрался до дома Нарышкиной, где, как ему сказали, выдают пропуска на выезд и выход из Москвы.
Так оно и было. В доме Нарышкиной встал на постой маршал Даву – герцог Экмюльский, и при его штабе была организована служба выдачи паспортов, которую возглавил барон Иван Самсонов. Он подробно расспросил Жданова о нем самом и его семье и предложил ему отправиться в Калугу, отыскать ставку Кутузова и действовать так, как будет ему предписано в специальном наставлении, которое он вскоре получит. За это Самсонов обещал Жданову каменный дом, тысячу червонцев и защиту его семьи. В случае измены обещал казнить жену и детей купца.
Затем Самсонов отвел Жданова к Даву, и тот подтвердил верность всего сказанного бароном. Жданову дали бумагу, в которой по-русски было подробно написано предстоящее задание, и велели выучить его наизусть. Взяв бумагу, он пошел домой. На месте дома купец увидел пепелище, но спустившись в подвал, обнаружил там жену и детей, отвел их к знакомому в уцелевший от пожара дом, а сам стал учить инструкцию.
По этой инструкции Жданову надлежало идти в Калугу, узнать численность русской армии, куда она идет, укомплектованы ли после Бородина полки, подходят ли резервы и поинтересоваться, как люди относятся к идее заключения мира. Кроме того, Жданов должен был рассказать, что в Москве полно хлеба и французы останутся там на зиму.
Если же станет известно, что Кутузов ведет армию на Смоленскую дорогу, то следовало как можно скорее возвратиться в Москву и доложить о том лично маршалу Даву, а задание сохранить в глубочайшей тайне.
Семью Жданова перевезли на следующий день в дом княгини Гагариной, а его самого 14 сентября 1812 года в три часа дня отправили за город.
Вскоре он натолкнулся на казачий пикет из боевого охранения арьергарда, которым командовал генерал Милорадович. Жданова привели к нему, он тут же во всем признался. Затем привели его к Кутузову, а 23 сентября отправили к императору Александру. В свидетельстве, которое Жданов получил в штабе Кутузова, говорилось, что он сообщил весьма важные сведения о состоянии и положении неприятельской армии.
