Тайна России - Назаров Михаил Викторович
К началу XX в. Россия оставалась единственным оплотом подлинных христианских ценностей и воспринималась Финансовым Интернационалом как последнее препятствие к его мировому господству. Кроме того, в пределах Российской империи оказалась основная часть еврейского народа, которой русские Цари не могли дать требуемого религиозного равноправия из-за антихристианской и расовой сути иудаизма, ждущего своего земного еврейского мессию-антихриста. Все это сделало Россию главным врагом мирового еврейства.
Пользуясь неограниченными финансовыми и пропагандными возможностями, еврейские банкиры для свержения русской монархии подготовили Мировую войну и объединили в ней все антирусские силы: и военных противников России (Германию, Австро-Венгрию, Турцию), и предательских «союзников» по Антанте (поощривших масонскую революцию в России накануне близкой победы), и все внутренние революционные и сепаратистские силы. Их объединенная мощь была уникальна в истории по неограниченности финансовых средств и циничной вседозволенности, чего защитники монархии позволить себе не могли… [См. раздел I в данном сборнике.]
Революция в России стала кульминационной точкой в противоборстве "тайны беззакония", готовящей всемирную власть антихриста, и христианских сил, удерживающих мир на пути следования Божию замыслу. Человек же, воплощавший в себе это удержание — русский Царь, — был оклеветан, предан, убит и не понят ведущим слоем своего народа.
Его свергли потому, что он глубоко ощущал православный смысл своего царского служения и не мог от него отказаться, допустив ко власти либеральных "народных избранников". Но даже царское окружение не понимало такого «упрямства» Государя. На его несчастье смута все больше проявлялась и на правительственном уровне в нехватке сотрудников, которые сочетали бы в себе деловые качества, духовную зоркость и преданность.
В этом была внутренняя причина слабости России: западническое мировоззрение, впущенное Петром I, принесло свои разрушительные плоды… Но эта слабость заключалась не в устарелости православной монархии, а в том, что ведущий слой общества утратил понимание ее сути, — отсюда происходило и непонимание царской непоколебимости Николая II в самых принципиальных вопросах: о сути православного самодержавия, о полномочиях либеральствующей Госдумы, об ограничениях прав антихристианского иудаизма… Помазанника Божия, призванного творить Божию волю, стали рассматривать как неуступчивого властителя, "мешающего прогрессу", и принудили его к отречению "во имя блага России" (Жевахов Н.Д., кн. "Причины гибели России", 1928).
Это непонимание охватило и большинство членов Династии: они все чаще нарушали фамильные законы, видя в них «устаревшее» бремя, и даже позволяли себе обращаться к Царю с коллективными требованиями; тем самым они переставали быть образцом нравственности в глазах подданных и были заинтересованы в замене Царя на более уступчивого. В дни Февральской революции дядя Царя, Великий Князь Николай Николаевич, не предотвратил известный ему заговор, призвал Государя отречься и выразил лояльность Временному правительству, как и многие другие члены Династии. Великие Князья Николай Михайлович и Николай Константинович приветствовали революцию, а Кирилл Владимирович и сам принял в ней активнейшее участие: 1 марта, за день до отречения Царя перешел со своим Гвардейским экипажем на сторону революционного Комитета Госдумы (распущенной Государем), призвал и другие войска присоединиться к "новому правительству" (которое уже арестовало царских министров), давал газетам интервью о "гнете старого режима" и о "сияющих впереди звездах народного счастья" (см. нашу книгу "Кто наследник Российского Престола" М. 1998)…
Об отречении Царя просили и все командующие фронтами… "Кругом измена и трусость, и обман", — записал он в дневнике в тот день… Видя вокруг себя такое предательство, Государь, изолированный в Ставке своим окружением, введенный в заблуждение доставлявшимися ему сообщениями и прибывшими депутами Госдумы, поверил, что "его отречения требуют армия и народ", и 2 марта сложил с себя верховную власть. Он не хотел удерживать ее насилием над своим народом, если оказался ему не нужен — в этом случае он все равно переставал быть настоящим православным Самодержцем… Образец духовного величия Царя в момент отречения — его последнее обращение к армий (оно было скрыто Временным правительством), продиктованное стремлением избежать гражданской войны, которая ослабила бы страну перед внешним врагом.
И даже высшие иерархи Русской Православной Церкви не выступили против насильственного отречения Царя, не поддержали его духовно, а лишь последовали призыву его брата, Вел. Кн. Михаила Александровича, "подчиниться Временному правительству", благословив его как "меньшее зло" ради сохранения порядка в условиях войны. В Обращении Синода от 9 марта говорилось: "Свершилась воля Божия. Россия вступила на путь новой государственной жизни… доверьтесь Временному Правительству; все вместе и каждый в отдельности приложите усилия, чтобы трудами и подвигами, молитвою и повиновением облегчить ему великое дело водворения новых начал государственной жизни и общим разумом вывести Россию на путь истинной свободы, счастья и славы. Святейший Синод усердно молит Всемогущего Господа, да благословит Он труды и начинания Временного Российского Правительства…. Этот призыв от имени Церкви парализовал сопротивление монархистов…
Все это удивительно и с точки зрения присяги, которую каждый гражданин Империи приносил на Евангелии на верность Государю, и с точки зрения элементарной законности, особенно когда 3 марта брат Царя, Вел. Кн. Михаил Александрович, незаконно передал судьбу самой монархической государственности на "волю народа" (Учредительного собрания). Нелегитимность этого решения сознавали даже революционеры-февралисты: В.Д. Набоков, один из составителей отказа Михаила, признал, что никто не был вправе "лишать престола то лицо [Алексея], которое по закону имеет на него право". Поэтому заговорщики "не видели центра тяжести в юридической силе формулы, а только в ее нравственно-политическом значении". Акт отказа Михаила "был единственным актом, определившим объем власти временного правительства"; он был призван "торжественно подкрепить полноту власти временного правительства и преемственную связь его с Государственной думой" ("Архив русской революции", Берлин, 1921, Т. 1.).
4 марта, узнав о поступке своего брата, Государь заявил, что передумал и согласен на вступление на Престол Царевича Алексея при регентстве брата. Однако ген. Алексеев не отправил эту телеграмму Временному правительству, "чтобы не смущать умы", поскольку отречения уже были опубликованы. Об этом малоизвестном эпизоде писали полковники В.М. Пронин и Д.Н. Тихобразов, генерал А.И. Деникин, Г.М. Катков ("Православный Царь-Мученик", Сост. с. Фомин, М. 1997, с. 583–584). Таким образом, на Государя нельзя возлагать вину за падение монархического строя и за нарушение клятвы Собора 1613 года. Не Царь передал решение о судьбе монархии на «многомятежную» волю учредительного собрания. Это сделали не имевшие на то права его брат Михаил, Кирилл (письменно присоединившийся к заявлению Михаила) и другие члены Династии, при шумном требовании "прогрессивной общественности" и молчаливом попустительстве выжидавшего народа (разумеется, и на него повлияла клеветническая кампания против Царя)…
Лишь позже выяснилось, что все обвинения против Царской семьи были клеветой. Даже комиссия Временного правительства, созданная для расследования "поощрения Царем антисемитских погромов", его "тайных переговоров с Германией", назначения министров "под безраздельным влиянием развратного Распутина", — ничего подобного не обнаружила. Главный следователь Руднев закончил свой доклад словами: "Император чист, как кристалл" ("Русская летопись", Париж, 1922, кн. 2). Тем не менее из-под ареста ни его, ни его семью не освободили и даже Всероссийский Поместный Собор 1917–1918 гг. не вступился за помазанника… Сам же свергнутый император не искал путей бегства за границу и разделил судьбу лучшей части своего народа…
