Восточная Пруссия глазами советских переселенцев - Юрий Владимирович Костяшов
— Мы приехали в Кёнигсберг в пасмурный, слякотный, хмурый, дождливый день. Это было 17 января 1947 года. Разгружались у двух деревянных бараков, там и был «зал ожидания». В барак набилась огромная масса народу. Нам удалось «захватить» скамейку, люди в бараке постоянно двигались. Мы просидели там двое или трое суток. И самое страшное — море клопов, они падали прямо с потолка! До сих пор помню, как они кусались... Через какое-то время я вышел на улицу. Справа и слева — болото, а впереди — развалины. Я вышел на уцелевший мост на нынешней улице Киевской. Кругом — тишина и развалины. Слева от железнодорожного полотна — сотни немецких паровозов. Смотрю с моста в сторону города: ни дымочка, ни машины, ни человека — одни развалины. Такая пустота! И так тоскливо стало на душе. Вернулся и говорю маме: «Давай, пока не поздно, обратно». Она отвечает: «Мы же получили деньги, нас вызвали», — успокоила меня кое-как.
Случалось так, что поезда, прибывавшие ночью, не разгружались, и люди ночевали на станции в вагонах. Вот что рассказывает Михаил Иванович Иванов, приехавший в 1947 году:
— Нам сказали, чтобы мы не выходили из поезда. В городе неподалеку от товарной станции шла интенсивная стрельба. Я поинтересовался у военных, в чем дело, и те ответили, что это отлавливают «банду власовцев». Их потом еще долго отлавливали. Мы сидели в вагонах всю ночь, нас охраняли автоматчики. Переселенцев предупредили, чтобы были бдительны. Наши женщины, приехавшие с детьми, от страха накричались и наплакались. Людей даже апатия охватила, потому что они решили, что их попросту обманули: при вербовке говорили, что в Калининграде все спокойно, а тут стреляют.
О своей первой встрече с новым краем рассказывает Екатерина Сергеевна Моргунова, приехавшая из Ульяновской области в 1946 году:
— Прибыли мы на станцию Нестеров. Туман был сильный. Нам сказали: «Никуда не ходить, кругом снаряды». Некоторые закричали: «Куда же это мы приехали?!». Потом митинг был, музыка, оркестр военный. Сам первый секретарь обкома встречал. Фамилию не помню. Небольшого роста, полный такой. Хорошо одет, белые сапоги на нем были. Еще там был Галкин, председатель райисполкома. Он здесь воевал. Мы его потом сами выбирали. Секретарь говорит: «Нас здесь всего двенадцать человек. Всего немножко. И вот вы — первый эшелон. Запела калининградская земля, замычали коровы, закричали петухи. Не бойтесь ничего, вас охранять будут!».
Особенно торжественно, с музыкой и хлебом-солью, встречали самые первые эшелоны. И, конечно, были митинги, на которых с приветственными речами выступали представители гражданского управления, военного командования, руководители крупных промышленных предприятий. Владимир Петрович Филатов запомнил, что на вокзале стояло десять походных кухонь с горячей пищей. Всех прибывших накормили сытным обедом, дали по буханке хлеба на семью. Торгующие организации устраивали продажу хлеба, сахара, мяса, рыбы, соли и других продовольственных и промышленных товаров. Прямо к вагонам подавали грузовые машины — «студебекеры». Встречавшие распоряжались посадкой людей, погрузкой вещей и отправлением машин.
Если дело происходило не в Кёнигсберге, а где-нибудь в маленьком городке или поселке, то вместо «студебекеров» и военных грузовиков запросто могли быть немецкие телеги или брички: смотря какими возможностями располагали встречающие организации. Тут же, на месте выгрузки, проходила регистрация переселенцев, выдача ордеров на жилье, распределение по местам работы. О том, как действовали официальные органы власти по расселению переселенцев, поведал Николай Иванович Чудинов, долгое время работавший инспектором по приему и хозяйственному устройству переселенцев в Краснознаменском районе:
— Переселенцы комплектовались уже на месте по районам, а мы здесь тоже стремились сохранить это. Они никак не хотели, чтобы людей из одного района расселяли по разным местам. Их свозили в один населенный пункт, в один колхоз. Мы заранее готовили населенные пункты для размещения переселенцев. Я лично осматривал каждый поселок, записывал характер жилья, какой где требуется ремонт. Мы ведь в сорок шестом году сняли почти три тысячи дверей со зданий в Добровольске (Пилькаллене) для того, чтобы переселенцам отдать их на ремонт своих домов.
В мою задачу входило знать, когда эшелон прибудет, а я это знал, так как подолгу жил в Шталлупенене, имел связь с военными. И когда эшелон оказывался в Минске, нам уже по селектору сообщали о его прибытии. Тогда я связывался с Черняховском, где за нами были закреплены воинская часть и автоколонна. Они со своими «студебекерами» ехали в Нестеров и ждали эшелон. Приходилось около четырех-пяти часов стоять, иногда и по полсуток. Как только подходил эшелон, я вызывал начальство и людей, которые прибывших развозили по населенным пунктам. Я тем временем всех переселенцев регистрировал — принимал по документам от начальника эшелона. Переселенцы приезжали, допустим, в колхоз «Победа».
Считали, сколько семей. Например, сорок семей или сорок пять — из одного района, тогда все сорок пять оставляем, потому что резервы у нас есть. И им сразу выдавал ордера. А когда они уже размещались, тогда наше начальство ехало туда и организовывало колхоз. То есть проводило собрание, выбирало председателя, членов правления. И начиналась нормальная жизнь.
Каждой переселенческой семье на ремонт квартиры, если он требовался, можно было получить до десяти тысяч рублей кредита. Была даже создана переселенческая строительная контора. Работники приезжали, определяли объем работ. Если сам хозяин может сделать то, что надо, — пожалуйста, делай сам. Ему эта работа оплачивалась: составлялась смета, подсчитывались расходы, это все оформлялось кредитом, а потом ему приходилось выплачивать 50%. Но практически из переселенцев, кто отсюда не выезжал, никто ничего не выплачивал, все списали. Сталин денег не жалел, так говорил: «Надо показать, как здесь жили фашисты, а вот что из себя представляет наш общественный и государственный строй». И потому здесь спрос потом был большой, особенно когда жалоб было много. Жаловались, как правило, на то, что переселенцам здесь обещали много, а дали мало.
Без митингов
Не всегда переселенцев встречали митингом, полевой кухней со щами и ордером в благоустроенный дом. Некоторые приезжали ночью, в дождь, высаживались в придорожную грязь, а то и несколько суток проводили на станциях в вагонах.
В январе из БССР приехало 800 колхозников. Двое суток они просидели на ст.
