Валентин Алексеев - Варшавского гетто больше не существует
В начале января под усиленной охраной — по две бронемашины спереди и сзади — Варшаву посетил Гиммлер. Объехав гетто, рейхсфюрер выразил крайнее недовольство тем, что не выполняется его приказ от 9 октября 1942 г. о переселении еврейских специалистов в концлагеря. Усмотрев в этом злостный саботаж со стороны немецких фабрикантов, наживавшихся на дешевом труде евреев и забывших о высших идеалах, Гиммлер пригрозил им отправкой на фронт. Благоприятное впечатление на рейхсфюрера произвел один лишь Франц Конрад, руководитель «вертэрфассунг» — ведомства, занимавшегося сбором еврейского имущества.
Согласно указаниям Гиммлера, эвакуация гетто должна была начаться немедленно, с тем, чтобы к середине февраля вывезти около 25 000 человек. Полковник Фердинанд фон Заммерн, комендант СС и полиции в Варшаве, при соблюдении строжайшей секретности назначил «акцию» на 18 января. Даже немецкая охрана и руководство заводов в гетто не были предупреждены.
Ранним утром 200 немецких жандармов и 800 латышских и литовских эсэсовцев вместе с польской полицией отправились в гетто на облаву и приступили к блокаде отдельных домов. Для участия в «акции» прибыл и комендант Треблинки Эйпен. На умшлагплаце он собственноручно застрелил 24 человека, затем пообедал и убил еще двоих евреев, прислуживавших ему за столом.
Персонал еврейского госпиталя, предупрежденный доброжелателями за несколько часов до начала событий, спрятав ходячих больных за шкафами и в различных каморках, укрылся в подготовленном бункере. Немцы стали было обыскивать помещения, но интендант госпиталя доктор Штабхольц предупредил их, что там принимали тифозных больных. Гитлеровцы поспешили ретироваться, перед уходом прямо в постелях перестреляв всех лежачих больных.
Новая немецкая «акция» застала население гетто врасплох. Возвращавшихся с работы плацувкаржей задерживали в воротах и отправляли на умшлагплац. Штаб ЖОБ, готовивший большую демонстрацию на 22 января (полгода со дня начала «операции Рейнхард» в Варшаве), теперь едва успел опубликовать листовку с коротким призывом к сопротивлению. Ее текст гласил: «Евреи! Оккупанты начали второй акт уничтожения. Не идите на смерть без сопротивления! Сопротивляйтесь! Берите в руки топор, лом, нож, запирайте дома! Пусть берут вас силой! В борьбе у вас еще есть возможность уцелеть. Боритесь!»
Пятьдесят боевых групп — «шестерок», которыми располагала ЖОБ, оказались разбросанными по разным районам гетто, далеко друг от друга, без общего плана действий. К тому же они были плохо вооружены. Например, три боевые группы в районе улиц Лешно, Новолипье и Смоча имели на всех только два пистолета и одну ручную гранату (ею был вооружен Израиль Канал, стрелявший 20 августа в Шериньского). Совершенно недостаточно было патронов. Тем не менее фашисты сразу же встретили сопротивление.
Группа Ицхака Цукермана открыла огонь по гитлеровцам с крыш домов на улицах Заменгофа и Мурановской. Первую гранату бросила Эмилия Ландау, погибшая вскоре в завязавшейся схватке. В подворотнях, на лестницах, в узких коридорах и подвалах боевики ЖОБ во главе с Анелевичем, Цукерманом, Артштейном бросались на гитлеровцев с гранатами, бутылками, банками с серной кислотой, с топорами, ножами, ломами и кастетами, швыряли булыжники. Анелевич с товарищами в первый же день «акции» разоружил немецкого жандарма, а на следующий день возглавил нападение на конвой, этапировавший колонну евреев на умшлагплац. Под градом пуль и гранат немцы бежали, бросая оружие. Подоспевшее на помощь гитлеровцам подкрепление запалило дом, где забаррикадировался комендант ЖОБ. Анелевич чудом выбрался из горящего здания.
На третий день «акции» гитлеровцы уже не рисковали входить в дома и подвалы и посылали туда еврейских полицейских. Если в первый день нацистам удалось схватить для «переселения» 3000 человек, то на второй день — уже вдвое меньше, а на третий — только несколько сот. За три дня гитлеровцы потеряли убитыми и ранеными 60 человек. Гетто напоминало настоящее поле боя: по улицам разъезжали танки и полевая артиллерия, дымились полевые кухни, солдаты оборудовали огневые точки. На Мурановской площади, где расположился немецкий штаб, стояли столы с разложенными планами, подъезжали и отъезжали связные на мотоциклах и велосипедах.
Отпор, полученный в гетто, стал неожиданностью для немцев. Облава превратилась в серьезную боевую операцию, к которой Заммерн и его люди не были готовы. К вечеру 21 января он прервал «акцию» и, объявив о своей победе, вывел войска из гетто. Командующий Варшавским округом ГЛ Болеслав Ковальский — «Ришард» объявил накануне боевую тревогу в гетто. Ударные группы ГЛ собирались вступить в бой, но не успели из-за прекращения военных действий.
Январская оборона подняла авторитет ЖОБ. События убедили людей, что с немцами можно сражаться, что их можно заставить отступить. Польское подполье охватил энтузиазм. Нелегальная печать тиражировала преувеличенные слухи о сотнях убитых немцев, о подбитых танках.
Главное командование АК под нажимом общественного мнения, Еврейского отдела при Главном командовании АК, Бюро пропаганды и информации АК и таких организаций, как Совет помощи евреям, «Серые шеренги», «Кедив», все более склонялось к действенному сотрудничеству с антифашистами гетто. «Информационный бюллетень» АК писал, что «эхо выстрелов и взрывов, которое разлетелось в середине января в Варшавском гетто, нашло отзвук по всей Польше. Польское общество с признательностью встретило это доказательство решимости и мужественной воли к сопротивлению». Январские бои убедили командующего АК генерала Стефана Ровецкого — «Грота» и командующего Варшавским округом АК полковника Антони Хрущцеля — «Монтера» в том, что оружие, переданное евреям, не останется неиспользованным. В феврале 1943 г. «Грот» отдал приказ по всей стране оказывать помощь жителям гетто в вооруженном сопротивлении немцам. В провинции, впрочем, командиры АК, как правило, саботировали это распоряжение. Да и в самой Варшаве офицеры АК не стеснялись говорить боевикам ЖОБ в глаза, что помогают им скрепя сердце только из политических соображений. Об этом докладывал референт по еврейским делам при Главном командовании АК Генрик Волиньский — «Закшевский»: «Евреи мне говорили не раз, что офицеры Конара (Хрущцеля — «Монтера". — В.А.) очень любили и уважали «Юрека» (Арье Вильнер, представитель ЖОБ на «арийской стороне» до дня ареста — 6 марта 1943 г. — В.А.), но без нужды говорили ему о своей недоброжелательности и недоверии к евреям, что тот болезненно переживал. Например, в присутствии эскорта из наших людей, который под руководством Юрека переносил оружие в гетто, офицеры, выполнявшие приказ — они точно и отважно провели эскорт и сдали оружие за стенами гетто, — высказывали отрицательное отношение к евреям".
Антисемиты старались взбунтовать наиболее отсталую часть солдатской массы АК против «юдофильской» политики ее руководства. Орган крайне правой организации «Меч и плуг» «Политика» выступил против «попыток еврейской пропаганды» вызвать ради спасения остатков гетто польское восстание, которое отвлекло бы внимание немцев от еврейской проблемы и могло бы «стать началом немецко-еврейского сближения (!)».
В ходе январских боев ЖОБ потеряла много людей. (В январе 1943 г. в Варшавском гетто был застрелен 1171 человек против 65 человек в декабре 1942 г. и 118 в феврале 1943 г. Цифру в 1000 убитых во время январской «акции» дает и Рингельблюм.) Из 50 боевых групп ЖОБ уцелело лишь 22. Среди погибших были Ицхок Гитерман и участник покушения на Лейкина 29 октября 1942 г. Элиаш Ружаньский. Однако, несмотря на большие потери, боевая организация стала фактическим хозяином в гетто. Теперь можно было практически беспрепятственно готовить территорию к новой обороне — создавать укрепленные позиции, склады, укрытия, минировать отдельные участки. Появилась возможность заняться кардинальной очисткой гетто от коллаборационистов и предателей.
Массовый характер приобрело строительство подземных укрытий («бункеров»), начавшееся еще с середины 1942 г. (Тогда это делалось под предлогом создания бомбоубежищ ввиду участившихся воздушных налетов на глубокие немецкие тылы.) По ночам гетто наполняли звуки пил, стук молотков и кирок. Повсюду откачивали воду, свозили кирпичи. «Неистово рыли штольни, — вспоминает член ЖОБ Божиковский. — Днем евреи собирали в развалинах домов доски, камни и другой строительный материал, ночью же шла стройка. По мере наших сил, способностей и находчивости мы создавали бункеры максимально возможной прочности и в то же время с известным комфортом. Нам приходилось рыть как можно глубже и хорошо маскировать вход. Большинство бункеров имело по нескольку выходов, чтобы можно было ускользнуть, если немцы откроют один из них».
