Филипп дю Пюи де Кленшан - Рыцарство
Но в обществе, которое в муках рождалось на обломках, оставшихся после падения Римской империи, такая власть не могла целиком и полностью принадлежать одному человеку. Чтобы феодальное общество смогло справиться с внешними и внутренними угрозами (нашествиями и междоусобицами), государства распались на тысячи мелких округов (фьефов), чьи сеньоры, хоть и являлись вассалами короля или императора, в реальности были почти независимыми правителями. Представитель суверена, управлявший этими округами и оберегавший их, получал часть полномочий своего господина и в каком-то роде разделял священную миссию своего правителя. Таким образом, такой сеньор был обязан своим положением Господу. Иначе говоря, он находился в числе лиц, обладающих исключительным статусом в средневековом обществе.
Этот исключительный статус первоначально будет личным, но, когда воины добились, чтобы фьеф передавался по наследству, он стал принадлежать не отдельному человеку, а целому роду. И с тех пор наследуемый статус будет нравственным фундаментом, первой силой дворянства и составит его духовную ценность (это звание не будет оспариваться до того времени, пока европейская цивилизация не утратит сакральные черты).
Очевидно, что рыцари, хоть их положение имело индивидуальный характер, тоже будут стремиться передать свое моральное влияние потомкам. Для достижения цели рыцарство охотно соединится с дворянством, и такое слияние монархия не только одобрит, но и поможет претворить в жизнь. Ведь рыцари обладали в феодальном обществе значительным авторитетом, и, в свою очередь, дворяне постепенно сумели завоевать не меньший вес, а с XV в. они если не в нравственном, то по крайней мере в финансовом отношении превзойдут рыцарство.
На самом деле дворянство в виде компенсации за службу (первоначально почти исключительно военную) получило права, которые впоследствии стали привилегиями. Образно говоря, воины (а в то время почти все дворяне были таковыми) платили налоги не деньгами, а кровью. Получив освобождение от налогов, дворянство добилось и исключительных прерогатив: в позднее Средневековье, когда в Западной Европе оформятся нации, на высшие государственные посты станут назначать исключительно выходцев из дворянского сословия.
Напротив, рыцарь как таковой не обладал никакими серьезными прерогативами. Если на протяжении своей жизни он, как воин, пользовался правами и привилегиями, приравненными к дворянским, то не мог передать этот исключительный статус тому из сыновей, который не становился рыцарем. Поэтому-то рыцари постарались и добились слияния с дворянами. Моралисты, без сомнения, осудят этот шаг, но стремление передать своему потомству приобретенные тяжким трудом льготы так свойственно человеческой натуре.
(Позволим себе отослать читателя, заинтересовавшегося историей дворянства, так плохо изученной, что в восхвалениях или порицаниях его содержится много неточностей, к нашему исследованию, появившемуся в этой серии: «Дворянство». Здесь добавим только, что очень рано рядом с военным дворянством, произошедшим от держателей фьефов, образовалось дворянство, которое можно было бы назвать гражданским. Оно появилось благодаря исполнению высоких юридических и управленческих должностей, необходимых для функционирования государства. И вновь мы сталкиваемся с тем же самым процессом, когда из общей массы выделяются те, кто занимал высокие посты, а впоследствии и их семьи: кто судит от имени короля, управляет от имени господина, тот является представителем этого короля или правителя, которые, в свою очередь, являются наместниками Бога; таким образом, этот человек получал исключительный, дворянский статус.)
Так, дворянство, по большей части сформированное из рыцарства, которое сочло это выгодным для себя в нравственном и финансовом отношении, выделилось из общей массы благодаря праву наследования. Без сомнения, стремление естественное, но противоречившее устоям рыцарства; ведь положение рыцаря было исключительно персональным статусом.
Конечно, пока дворянство являлось в основном военным сословием, такая узурпация сохраняла видимость оправдания. Молодой дворянин не знал всей суровой выучки, через которую проходил прежде оруженосец, не проходил посвящение, как первые из рыцарей, не был выбран своими товарищами по оружию — однако грезил он о воинской славе не меньше, чем рыцарь в далеком прошлом. Но рыцарские титулы утратили весь свой смысл с XVI в., когда высшее дворянство мантии, отныне равное военному дворянству, бесстыдно присвоило их себе, — тогда они вообще стали не нужны и даже немного смешны. Повторимся, что, начиная с XVII в. и особенно в XVIII в., можно было увидеть, как высшие чины парламентов, счетных палат и финансовых бюро именуют себя «высокородными и могущественными сеньорами и рыцарями», однако из их семей, являвшихся дворянами только во втором или третьем поколении, выходили лишь адвокаты или судейские, но ни одного солдата для армии короля.
Слово «рыцарь» еще будет употребляться и, возможно, значительно реже, когда оно станет просто дворянским титулом, как, например, это было в дворянской иерархии Первой империи Наполеона I, в Великобритании с ее бесчисленными «найтами», в Испании, богатой на часто нищих кабальеро, и даже в северных владениях Габсбургов, где рыцарство являлось способом аноблирования для богатой купеческой буржуазии Фландрии или Эно. Слово, служившее не более чем украшением со всеми его спутниками, а именно тщеславием, ребячеством и, одним словом, с прочими отрицательными человеческими качествами.
Когда начался XIX в., который на протяжении пятидесяти лет, вследствие прихода буржуазии, развития промышленности и бунтующих народных масс существенно изменит облик Западной Европы, видевшей четырнадцать веков правления королей, войн и династических конфликтов, рыцарства, желавшего примирить милосердие и силу, более уже не существовало. Лишь его название и несколько ритуалов еще встречались в каких-то игрушечных орденах и в церемониале их вручения, придуманных властями не для награждения самых достойных, а для того, чтобы превратить их в своих сторонников, то есть впредь рассчитывать на них как на избирателей. И моралист, без сомнения, посчитает символичным то, что большая часть из орденов, называемых рыцарскими, сегодня, как и вчера, имела в виде знака высшего отличия, в качестве неизменной символики орденскую цепь. Эта декоративная цепь, украшавшая шею животных и людей, наконец-то прирученных, должна была указать на самых благородных из них, а именно на лошадь и рыцаря.
IV. ВКЛАД РЫЦАРСТВА В ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКУЮ ЦИВИЛИЗАЦИЮПосле кончины следует составить опись имеющегося в наличии имущества из завещанного умершим или, если желаете, подвести баланс. Таким образом, нам остается сделать то же самое относительно рыцарства. Два замечания, прежде чем приступить к делу. Во-первых, странно видеть, что этот баланс помещен нами перед главой, рассказывающей о современном искусственно воссозданном рыцарстве. Но таким образом мы хотели подчеркнуть, что отныне все сообщества, стремящиеся копировать рыцарство, являются лишь пародией на старину. Ни у кого нет права смешивать истинное величие со смешным. И если здесь и там мы видим след, оставленный древней, но уже исчезнувшей мечтой, то псевдорыцарство ныне почти всегда представляет собой лишь весьма жалкую гримасу. Во-вторых, следует признать, что в истории людей, как и в терапии, невозможно установить последствия противоположного эксперимента, просто потому, что он не может быть предпринят. Иначе говоря, чтобы точно знать, что именно привнесло рыцарство в цивилизацию Западной Европы, нужно было бы выяснить, какой являлась бы эта зарождающаяся Европа без института рыцарства, а затем сравнить.
Не отрицая, что благоприятное или отрицательное влияние рыцарства на наше общество во многом обязано дворянству, с которым рыцарство очень быстро и объединилось, взвесим все за и против вклада рыцарства в наш образ существования на следующих примерах:
а) европеец после рыцарства;
б) европейские государства после рыцарства.
а) Европеец после рыцарства
Бесспорным кажется то, что дух рыцарства запечатлен не в каком-то одном-единственном средневековом человеке, а в людях, которые почти что одни в то время оказывали влияние на жизнь государств вместе с духовенством. Все существование средневековой цивилизации было отмечено союзом и ожесточенным противостоянием меча и креста. Таким образом, рыцарство оказало влияние на жизнь Средневековья. И не столько само по себе, ибо при ближайшем рассмотрении оно не имело ничего оригинального, нового, потому что являлось лишь более или менее успешной адаптацией воинского идеала к христианству. Однако следует признать, что рыцарство способствовало внедрению этого идеала в единственную среду, которую христианству важно было завоевать, но которая, если бы осталась враждебной вере Христовой, могла бы сделать победу этого вероучения менее полной и, без сомнения, более медленной. Таким образом, рыцарство оказало христианству серьезную помощь. А помимо исключительно метафизического выбора, в данном случае неоспоримо и то, что христианская вера дала человеку богатство, с которым ни одно другое мистическое учение или философия не могут сравниться.