Мамед Ордубади - Тавриз туманный
- А именно? - нетерпеливо спросил я.
- Там, где нет единомыслия, не долго будет существовать и обоюдная любовь. Меня самое интересует это дело. Я даю слово работать вместе с вами на пользу того общества, к которому принадлежите вы... Еще один вопрос: значит, вы не купец?
- Нет, прелестная Нина, нет!
Нина от волнения расплакалась. Я сам был растерян от радости. На груди моей, как золотые колосья, рассыпались русые кудри...
После чая, попрощавшись с Ниной, я поспешил к Саттар-хану.
КУПЦЫ И РЕВОЛЮЦИЯ
Войдя к Саттар-хану, я увидел у него Гаджи-Мехти-агу Кузакунани, которого я давно хотел видеть. Сардар обсуждал с ним острый вопрос о хлебе, который уже был обсужден и разрешен революционным советом.
Все хлебные амбары в городе и его окрестностях подлежали учету и передаче по определенной цене в ведение военно-революционного совета. Воспользовавшись осадой города и отсутствием подвоза хлеба из деревень, хозяева этих амбаров ежедневно повышали цену на хлеб, искусственно создавая таким образом голод. Вот почему все запасы хлеба были взяты на учет. Благодаря этому, зная ежедневную потребность в хлебе, можно было регулировать отпуск населению хлеба по твердой цене. Однако, это решение военно-революционного совета до сих пор не было проведено в жизнь, так как этому препятствовали Энджумен*, купцы и их глава Гаджи-Мехти.
______________ * Энджумен - городское самоуправление.
Я уже имел случай познакомиться с участником революции мучтеидом, со сторонником революции помещиком Али-Кули-ханом; теперь же мне представлялся случай познакомиться с Гаджи-Мехти, ближайшим участником революции, получившим прозвище "отца нации".
- Наш товарищ, - сказал Саттар-хан, представляя меня Гаджи-Мехти, самый уважаемый из наших гостей!
С важностью, свойственной всей знати Ирана, Гаджи-Мехти промолвил:
- Приездом своим они осчастливили нас. Ему уготовлено место в нашем сердце. Личность товарища для нас весьма ценна!..
После этих приветственных слов гаджи продолжал прерванный моим приходом разговор:
- Я считаю, что революция не должна вмешиваться в вопросы нормирования цен на хлеб. Нам совершенно достаточно вести борьбу с деспотизмом. Хозяева же амбаров - люди влиятельные. Если мы возьмем на учет амбары, назначим таксу и начнем отпускать муку хлебопекам по твердой цене, то вызовем недовольство хозяев, и они отойдут от революции. Еще одно: революция не должна посягать на право и законную собственность народа. Разве революция начата нами не для борьбы с притеснителями народа? Не толкнем ли мы своими действиями всех этих хозяев в лагерь контрреволюции? Какое нам дело до торговли? Если хотите удешевить хлеб, созовите хозяев амбаров, разъясните им, и они, по-моему, не откажут нам. Саттар-хан слушал, куря кальян. Я чувствовал, что он еле сдерживает свое волнение. Морщины на лбу его приняли дугообразную форму, зрачки глаз дрожали. Волнение Саттар-хана передалось и мне.
- Уберите кальян! - вдруг крикнул Саттар-хан раздраженно.
Кальян убрали. Саттар-хан дал понять, что он не желает продолжать разговор, и Гаджи-Мехти умолк. Саттар-хан потирал руки, разминая пальцы.
- Вопрос о таксе - важный вопрос, - сказал он, наконец. - Владельцы амбаров притесняют нас больше, чем осадившие нас контрреволюционеры. Они стремятся показать, что в недостатке и дороговизне продовольствия виноваты революционеры, хотят восстановить население Тавриза против нас. Если мы не вмешаемся в это дело, то положение наше еще более осложнится. Кто такие владельцы амбаров? Не те ли, что подготовляют внутреннюю контрреволюцию?
Гаджи-Мехти не возражал. Он только мог сказать:
- Я предлагаю поставить вопрос на обсуждение Энджумена.
Саттар-хан не отвечал. Всегда, когда разговор касался Энджумена, он предпочитал молчать, не желая создавать конфликта.
Я попросил у Саттар-хана разрешения высказаться.
- Пожалуйста, пожалуйста, - ответил он.
- Я внимательно слушал его милость, гаджи. Высказанные им мысли не к лицу революционеру. Неужели революционеры, восставшие против всего правительства, побоятся кучки хозяев хлебных амбаров? Зернохранилища еще раньше должны были перейти по определенной цене в ведение революционных органов. Отказавшись от политики реквизиции и конфискации, революция не может вовсе отстраниться от регулирования цен на продукты питания, она должна взять зернохранилища на учет и назначить твердую таксу на хлеб, чтобы облегчить положение населения. Только в этом случае народ убедится, что революция не только на словах, но и на деле заботится о нем, и будет сочувствовать ей.
Гаджи-Мехти что-то хотел возразить, но Саттар-хан не дал возможности.
- Подайте кальян! - крикнул он сердито.
Внесли кальян, а заодно и чай. Саттар-хан снял шапку, провел рукой по волосам и стал крутить усы. Эту привычку я заметил в нем и раньше. Когда он находился в затруднении или решался на что-нибудь важное, он всегда снимал шапку, оправлял волосы, и нервно крутил ус.
Я сразу понял, что он собирается сказать нечто особенное.
Он выкурил кальян, отпил два-три глотка чая и начал:
- Я - человек неученый, но для понимания многих вещей не нужно не только глубокой учености, но и начального образования. В революцию я вошел не по совету других и охранять ее не стану по чужим программам. Когда я слил свою жизнь с жизнью миллионов людей, я имел в виду не блестящую будущность, а почетную смерть. Единомышленников у меня немало. С противниками буду бороться. Если в этой борьбе я буду побежден и погибну, то революция не потеряет своего значения и будет продолжаться. Умрет один Саттар-хан, на арену выйдет другой. Стоящие на моем пути и желающие спугнуть моего коня будут наказаны не будущими Саттар-ханами, а Саттар-ханом - сыном качака Исмаил-хана из Карадага. Это так. Теперь вопрос хлеба: нам нужно было еще до осады города подвезти весь хлеб в город.
Гаджи-Мехти слушал молча, так как в Иране не принято возражать старшему или влиятельному лицу, мнение которого считается законом. К тому же Гаджи-Мехти хорошо знал крутой нрав Саттар-хана.
Гаджи-Мехти с улыбкой обратился ко мне и начал говорить о том, что хотел, но не осмеливался сказать Саттар-хану.
- Уважаемый друг! Мы - революционеры, боремся с правительством; мы не хлеботорговцы, не пекари и не скупщики. Если мы будем заниматься этими делами, то завтра же Гаджи-Муса-хан, Беюк-хан, Заргам и другие предадут нас огню. Если мы наложим руку на хлеб, то завтра ни один человек и зернышка не ввезет в город.
- И без того извне не будет подвоза хлеба, - сказал Саттар-хан, вынув изо рта мундштук кальяна, - так как кольцо осады все суживается.
- Гаджи с каждым днем молодеет, - желая переменить разговор, стал шутить Саттар-хан, - революция превратила его в пятнадцатилетнего юношу.
Гаджи-Мехти снял папаху и стал приглаживать ее завитки.
- Я жизнь свою принесу в жертву революции, - задумчиво сказал он, больше нее я ничего не люблю. Я забросил все свои дела, отстал от торговли и весь отдался революции. О том, что помолодел, мне говорят и другие. Я и сам, глядя в зеркало, вижу, что эта папаха очень идет мне.
Гаджи еще долго говорил о себе, о семье, о своей скромной жизни революционера.
- Гаджи свободен, - сказал Саттар-хан, видя, что разговор затянулся.
Гаджи сейчас же встал, попрощался и вышел. Таков обычай Ирана. Гость без разрешения знатного хозяина, который предложил ему сесть, не может встать и уйти. Приличие требует, чтобы гостя отпустил сам хозяин.
После ухода Гаджи-Мехти Саттар-хан обратился ко мне:
- Теперь товарищи кавказцы должны знать, с кем мы связали свою судьбу, - с сожалением сказал он. - Если бы мне позволила революционная совесть и если бы не было у меня личных врагов вроде Даваткер-оглы Наиб-Гусейна, Кебабчи-оглы, я отстранился бы от всего. Но теперь поздно. Я не брошу начатого дела. Всю тяжесть революции я принял на себя. Вы знаете, что я не склонен идти на уступки, но не редко, когда этого требуют обстоятельства, мне приходится уступать им. Вы слышали, как гаджи предлагал поставить вопрос на обсуждение Энджумена? Большинство членов Энджумена - вот такие же купцы и торгаши. Да, вот каковы наши дела!..
После этих слов, проникнутых искренностью, Саттар-хан резко перевел разговор на другую тему.
- Как обстоят дела с Ниной? - спросил он. - Положение тяжелое. Нет бомб, нет патронов. Все, что нужно для их изготовления, находится на том берегу Аракса.
- С Ниной вопрос улажен. Из нее можно воспитать искреннего и стойкого революционера. Она дала слово оказывать революции всевозможные услуги, и я ей в этом верю.
В глазах Саттар-хана сверкнули искры радости.
- Обеспечена ли она всем?
- Она уже на новой квартире. Комнаты хорошо обставлены.
- А на расходы она получает?
- Ей нельзя предлагать денег. Все расходы несу я.
- Вы получили чек, выданный мной на имя хазчи?
