Михаил Александров - Внешнеполитическая доктрина Сталина
Но вернемся к делегации Бубнова. Она прибыла в Кантон 10 марта, чтобы познакомиться с обстановкой на месте. Такой аг был вполне оправданным, поскольку ситуация в столице национального правительства была довольно запутанной и нужно было побывать там, чтобы составить более или менее четкое представление о характере происходящих событий. Дело в том, что в Кантоне уже достаточно долгое время шла активная поляризация сил. Участвовали в этом процессе и советские военные советники. Одним из важных вопросов развернувшейся политической борьбы стал Северный поход. Отношение к нему со стороны различных политических сил и группировок внутри Гоминьдана не было однозначным.
Компартия Китая испытывала к Северному походу довольно сдержанное отношение. Коммунисты полагали, что прежде необходимо до конца выполнить программу внутренних социальных преобразований, то есть вести дело к «углублению» революции. Особенно это было характерно для гуандунского провинциального комитета партии со штаб–квартирой в Кантоне. Между тем, гуандунский комитет был наиболее многочисленной и влиятельной партийной организацией, так как действовал в условиях легальности, да к тому же пользовался помощью советской военной миссии. Это давало возможность кантонским коммунистам пользоваться значительной автономией по отношению к ЦК партии в Шанхае.
По пути в Кантон комиссия Бубнова посетила Шанхай. Там 2 марта состоялась их встреча с генеральным секретарем компартии Китая Чэнь Ду–сю. Последний высказал ряд претензий в адрес гуандунского комитета, в том числе за их позицию по вопросу о Северном походе. По словам Черепанова:
«Чэнь Ду–сю всячески критиковал гуандунских товарищей, которые считали, что им нужно примерно полгода, чтобы создать прочное положение в провинции, где еще существуют остатки контрреволюции, не налажена политическая работа в армии, далеко не в блестящем состоянии финансы и вообще совершено много «субъективныгх ошибок». «Я полагаю, — говорил Чэнь Ду–сю, — что экспедицию можно и должно послать гораздо скорее, чем это собирается сделать Гуандун».
На противоположенном фланге от коммунистов находился начальник военной школы Вампу Чан Кай–ши, ставший после смерти Сунь Ят–сена одной из самых влиятельных фигур Гоминьдана. Чан Кай–ши занимал в гоминьдановском руководстве ряд ключевых должностей: члена ЦИК и Политбюро ЦИК, члена Политического и Военного советов. Но что еще более важно, Чан Кай–ши командовал «партийной армией», 1‑ым армейским корпусом, являвшимся наиболее боеспособной единицей гоминьдановских войск и расквартированным к тому же в Кантоне и его окрестностях. Наличие под рукой в нужный момент верных ему частей сыграло ре ающую роль в судьбе китайского Бонапарта.
Фактически Чан Кай–ши превратился во второго человека в иерархической структуре Гоминьдана, уступая первую роль только Ван Цзин–вэю, формальному лидеру партии и главе правительства. Между Чан Кай–ши и Ван Цзин–вэем развернулась подспудная борьба за власть, которая на первых порах не принимала острых форм. Последний тяготел к левому крылу Гоминьдана. Чан Кай– и боль е думал о личной карьере. Но поскольку левая «ниш а» оказалась занятой, он был вынужден искать опору в других частях политического спектра.
Бородин, являв ийся главным политическим советником при Гоминьдане, старался проводить сбалансированный курс, лавируя между различными центрами политической силы и стараясь при этом всячески избежать внутреннего раскола. В этом вопросе он четко проводил установки, полученные от Сталина. Этого нельзя было сказать про отдельных членов советской миссии при Гоминьдане. Среди военных советников оказались и сторонники Зиновьева. Наиболее видным из них был И. Разгон, заместитель главы советской военной миссии по политической части. В гоминьдановской армии Разгон выполнял функции начальника Политуправления. К Разгону примыкал заместитель главного военного советника В. Рогачев, исполнявший обязанности начальника Главного штаба национально–революционной армии.
О наличии разногласий между Разгоном и Бородиным свидетельствует, например, справка «О политической работе в национально–революционной армии», оказавшаяся среди документов, захваченных пекинской полицией во время рейда на советское посольство 6 апреля 1927 года. В справке имелась следующая информация:
«С увеличением и развитием активности коммунистов в армии, естественно, стали возникать разногласия между ними и правым Гоминьданом. Был момент, когда эти разногласия достигли такой острой формы, что наш главный политический советник в Кантоне поставил вопрос о выведении коммунистов из армии. Но, помимо того, что вся предыдущая работа членов компартии Китая подтверждает необходимость их работы в армии, необходимо также принимать во внимание, что коммунисты должны иметь отношения с армией, потому что коммунисты постольку, поскольку они входят в Гоминьдан, не могут не принимать участия в конструктивной работе в национально–революционной армии. Все эти соображения были изложены в письме ЦК КПК, копия которого была направлена представителю Коминтерна в Пекине».
Отсюда видно, что, если Бородин стремился притормозить коммунистическую пропаганду в армии и даже вообще свернуть ее, то Разгон, напротив, всячески поощрял такую активность и даже апеллировал к авторитету Коминтерна, чтобы оказать давление на главного политического советника. Примечательно, что, желая не подставлять себя, Разгон использовал для атаки на Бородина китайских коммунистов и каналы связи Коминтерна, так как своего собственного канала связи у него не было.
Пост начальника Политуправления гоминьдановских войск открывал Разгону широкие возможности для проведения своей линии. Тех же представителей Гоминьдана, которые противились этому он просто записывал в «правые», хотя, скорее всего, они были обычными офицерами китайской армии и мыслили и действовали на основе китайских традиций. Все это, безусловно, ставило под удар единый фронт с Гоминьданом, ослабляло потенциал национальной революции. Интересна в этой связи позиция, занятая главой советской военной миссии при Гоминьдане Н. Куйбышевым. Последнего вряд ли можно отнести к сторонникам Зиновьева по той простой причине, что его брат В. Куйбышев, влиятельный член ВКП(б), был ближайшим соратником Сталина. Тем не менее, Н. Куйбышев оказался втянутым в русло прозиновьевской политики. Это явилось следствием личного соперничества, которое развернулось у него с главным политическим советником. Имея мощную поддержку в Москве, Куйбышев, видимо, не очень считался с мнением Бородина. Такая ситуация — дело вполне обычное для загранучреждений. Дело дошло до того, что Куйбышев стал настаивать перед советским военным атташе в Пекине, чтобы ему предоставили собственный ш ифр. В одном из своих докладов в атташат он прямо писал:
«… Пришлите нам военный код, без которого связь с вами затруднена, так как … в настоящее время существует только один секретный коду Бородина …».
Куйбышев обосновывал свой запрос техническими проблемами, однако главной причиной было его желание получить свой собственный канал связи с Центром, независимый от Бородина. Разгон воспользовался создавшейся ситуацией, чтобы перетянуть Куйбышева на свою сторону. Это ему удалось. В результате чисто личное соперничество Куйбышева и Бородина переросло в разногласия политического характера. Последствия этого оказались весьма плачевными как для самих участников интриг, так и для всей китайской стратегии Москвы. Куйбышев, который был человеком весьма прямолинейным и в дипломатии не искушенным, стал отдавать предпочтение представителю «левого» крыла Ван Цзин–вэю в ущерб Чан Кай-ш и. Порой, он открыто выражал недовольство как самим Чан Кай–ши, так и всем офицерским корпусом Гоминьдана за их, якобы, реакционность. Вот, что вспоминает по этому поводу Вишнякова-Акимова:
«Русские советники настаивали на централизованном управлении армией и равномерном распределении средств. Особенно жестко поставил этот вопрос Н. В.Куйбышев … На заседаниях Военного совета его активно поддерживали В. П.Рогачев, бывший тогда советником Главного штаба Национально–революционной армии и И. Я.Разгон (Ольгин), заместитель Куйбышева по политчасти … Ван Цзин–вэй соглашался с этой точкой зрения … Поскольку Чан Кай–ши с исключительным бесстыдством присваивал деньги, предназначенные на строительство Национально-революционной армии, Куйбышев игнорировал его и по всем вопросам обращался к Ван Цзин–вэю. Чан Кай–ши его возненавидел».
Было бы, конечно, упрощением утверждать, что Чан Кай–ши «присваивал» деньги, так сказать, для личного потребления. Он заботился о верных ему частях, о своем корпусе, о своих политических позициях. Все это требовало средств и немалых. Каждый из гоминьдановских генералов стремился ухватить побольше от весьма скудного пирога, имевшегося в распоряжении национально–революционной армии, главным образом, в результате помощи со стороны СССР. Куйбышев же стал ограничивать аппетиты Чан Кай-ши. Он даже как–то предложил, что следует распределять вооружения, поступающие из Советского Союза, непосредственно в воинских частях, минуя Чан Кай- и. Все это, естественно, вызвало резкое неудовольствие со стороны последнего.
