Глеб Лебедев - Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси
II фаза (810-840), «первой волны серебра» (поколение Убби-Захарии). Имена греческого и варяжского «коммерсантов» Петергофского клада и возможное наиболее раннее время его сокрытия (805-825) совпадают с «всплеском» застройки IV яруса на площадке Староладожского поселения в 811 г.: «большой дом» и не менее семи изб с печами, а через тридцать лет, может быть, и первые постройки Варяжской улицы совпадают с движением «в первый период обращения арабского серебра» дирхемов — на Балтику, появлением там сердоликовых (и хрустальных, из Индии) бус; активно действует и любшанское население (кубовидные стеклянные бусы Великого Шелкового пути). В целом размах этих связей полностью соответствует ареалу «дирхемов первого периода обращения» (786-833), охватившему всю территорию Восточной Европы в пределах будущей Киевской Руси, а некоторое смещение «трасс» движения этого серебра свидетельствует о стремлении вывести его из «зоны хазарского контроля» на Волжском пути (включая Волго-Окское междуречье), используя выходы Среднего Поднепровья, Киевщины, в Левобережье. Материал Петергофского клада, как и клад на Княщине в Ладоге (808 г.), документирует именно это стремление, наряду с освоением Двинско-Днепровского варианта с выходом в западную Балтику (клад из Кислой с монетой Хайтабу). Ответные действия хазар (участников «петергофского диалога»), с постройкой Саркела в 834-838 гг., посольство росов 838-839 гг. в Византию и Империю Каролингов свидетельствуют о масштабности процессов, охвативших пространство от Петергофа до Саркела, от Ладоги до Константинополя, от Гнездова (и ранней фактории у Новоселок, там же, на днепро-двинских волоках) до Бирки Ансгара. Пожар 840 г. подвел черту под этим этапом деятельности «безымянных русов».
III фаза (840-865), деятельности «поколения Дира», открывается, а не завершается первой «манифестацией руси» в Константинополе и Ингельгейме: послы — вернулись, «хакан» — правил, Ладога после пожара застраивается с необычайной представительностью V яруса (840-865). «Русы» (ар-рус) вторгаются в Грецию и Амастриду (842 г.), уверенно действуют в Средиземноморье, от Севильи до Александрии («14 лет» с 844 г., как сообщает Ибн ал-Кутия). Сведения о них беспокоят багдадского халифа ал-Муктадира биллах, узнавшего, что «в Валу, построенном Двурогим между нашими странами и Гог-Магогом. открылось отверстие»; через два года посольство, путешествовавшее в 842-844 гг. через Кавказ в южнорусские степи, успокоило халифа тем, что вал — не прорван; и сто лет спустя хазары сообщали правителям мусульманской Кордовы в Испании, что Каганат преграждает путь на восток страшным «ар-рус», которые (если умели бы ездить на лошадях) могли бы опустошить «Мамлакат ал-Ислам» до Багдада (Станг 2000: 33-37).
В наибольшем количестве именно в это время поступают полудрагоценные сердоликовые и хрустальные бусы (Рябинин 1995:57-58) и дешевый «рубленый бисер» всех цветов (Львова 1968:87-88), появляются фризские гребни наиболее многочисленного типа (с S-видным циркульным орнаментом), известные в Дорестаде, Хайтабу, Волине, Бирке (Давидан 1968:69-60), что свидетельствует об определении максимального диапазона действующих в дальнейшем внешних связей Ладоги.
Представительная застройка: не менее двух «больших домов» с окружающими постройками «усадеб хёвдингов» (которых, следовательно, могло быть до 20 на месте Земляного городища и Варяжской улицы с первыми сооружениями над гаванью); воинская железная гривна; детские «игрушечные мечи» маленьких «русов»; став (stafr) с рунической надписью из 43 знаков («рёкские руны» IX в.) доносят до нас не только повседневный быт, но и голоса этого поколения. Варианты чтения ладожских рун:I.frann mana (al) fr(fr)a(n)t fi(m) bulsi niblu(n)ka
Сверкающий лунный эльфсверкающее чудовищебудь нифлунгом (т. е. «будь под землей»)(В. Г. Адмони, Т. И. Сильман)
II.уfi г of vardr hamevaldr (h)rimsffanmana grandfimbulsini plóga
Наверху (щита) в оперенье своемпокрытый инеем господинсияющий лунный волкпрядей плуга широкий путь(Г.Хёст)III.
Dó yfir of varidrhalli valdr raesfrann mana grandfimbul sini plóga
Умер в выси одетый в каменьвладетель трупов сияющий губитель мужейв могучей дороге плуга (= земле)(В. Краузе)
Магическое заклинание (I), «щитовая драпа», описывающая изображение на щите (II), или хвалебная скальдическая песнь в честь умершего (III), ладожская надпись так или иначе относится к древнейшим образцам древнесеверной поэзии эпохи викингов (Мельникова 19776:158-162), и строки этой висы звучали у ладожского очага. Таким образом, ладожские находки охватывают чрезвычайно широкую сферу славяно-скандинавских контактов, от материального производства до высших проявлений духовной культуры. Ладога этой поры, безусловно, уже Aldeigja. В некрополях Княщины (Победища?) и Заморья продолжается возведение сопок (15-І, 15-II, 15-IV, 4-II). Возможно, в это время внушительный курган насыпан над сожжением в урочище Плакун (11-І, п.1), в основании сопки; трудно сказать, можно ли отнести именно к этому времени погребение кургана № 7. но, во всяком случае, это — время жизни захороненной в нем, быть может, почитательницы бенедиктинских миссионеров, получившей кувшин церковного вина, как ее современница, фризиянка Фридебург в Бирке: «когда она почувствовала, что приближается день ее смерти…. тогда она сама из любви к обряду последнего причастия, который, как она слышала (курсив мой. — Г. Л.), был у христиан прощальным, купив немного вина, оставила его храниться в сосуде и попросила свою дочь, тоже набожную в вере, чтобы та, когда наступит ее последний час, налила ей в рот этого вина, дабы ей хотя бы так вручить свою отходящую душу Господу. Это вино хранилось у нее почти три года» (Vita Anskarii, 20). «Ладожская христианка» жила в окружении людей, не столь наслышанных об обычаях христиан, как дочь Фридебург, Катла, но и они по-своему постарались почтить ее последнюю волю. Эти люди уже представляли себе внешний, христианский мир от Византии до Франции.
В широком контексте Восточной Европы, однако, судьба «каганата русов» оставалась проблематичной. С. С. Ширинский обратил в свое время внимание на «выпадение» из ареала обращения арабского серебра района Среднего Поднепровья (с середины 830-х до 900 гг.), связав этот факт с возможной «блокадою» путей на Киев со стороны Хазарии (Zyby 1956:203-205). Кончина Дира (вряд ли позднее 860 г.), величественный курган, «Могилу» которого хорошо знали в Киеве начала XII в. «у святой Орины», церкви Ирины в «Городе Ярослава» возле Св. Софии, и отличали от «Могилы Аскольда» (882 г.) в Угорском, могла привести к кризису и распаду начальной, а потому эфемерной «Руской земли» 840-х гг. В Киеве начинает действовать «поколение Аскольда» (860-882), сочетающее масштабный, хотя и не слишком удачный поход на Византию с уплатою дани хазарам, а на севере ладожские «русы», видимо, стали собирать свою собственную «варяжскую дань». Два ареала, «варяжской» и «хазарской дани», в середине IX в. отчетливо и устойчиво делят пространство Руси, где в северной части, навстречу движению кладов арабского серебра, на Ижорском плато, в Приладожье, бассейне Оки, на Верхнем Днепре, на Десне и в Киеве появляются первые экземпляры «ранних форм» мечей викингов (Лебедев 1994:148).
При этом, как отмечал в свое время В. М. Потин, в поступлении арабского серебра в Скандинавию, стабилизирующемся после первых 83 монет «первого периода» (в соотношении с 6,5-7 тыс. монет кладов Восточной Европы) во «втором периоде» (833-900 гг., отмеченном «хазарской блокадою» Поднепровья), когда на Готланд поступило в общей сложности 4000 дирхемов, а в Восточную Европу — 8000 (сохраненных в найденных кладах), именно «в 50-е годы наступает спад», этим временем датировано лишь 277 монет из 1 клада. «Если даже иметь ввиду… что в 850-е годы варяги могли получать дань более ранними дирхемами, ничтожное количество находок и монет в них может говорить скорее о каком-нибудь разбойничьем набеге, чем о сборе дани с обширной территории» (Потин 1970:68-69).
И нумизматика, и летопись, и стратиграфия Староладожского поселения свидетельствуют, что «варяжская дань» закончилась катастрофой Ладоги. Сокрушительный пожар 863 г. (по дендродатам) сметает застройку на Земляном городище, материалы IX и VIII горизонтов Варяжской улицы весьма фрагментарны и свидетельствуют «об определенной нестабильности застройки второй половины IX в., отражавшей период реконструкции, изменения структуры данного населенного пункта» (Петренко 1985: 110). Гибнет и Любша. «Въста родъ на родъ» (или, в некоторых летописях, «градъ на градъ») весьма точно отражает эту ситуацию на склоне лет легендарного Гостомысла (если он не был Густимуслом «Ксантеннских анналов», погибшим, по сведениям франков, в 840-х гг.).
IV фаза (865-890), «призвания князей» поколения Рюрика, его «братьев» и «руси», начинается именно с этого катастрофического пожара и проявляется в возобновлении строительной активности на Староладожском поселении не ранее рубежа десятилетий (868 г. на Варяжской улице, 871 г. — на Земляном городище). Застройка VI яруса («ок. 865-890-е гг.» по С. Л. Кузьмину) на «городищенской» части поселения предельно утилитарна: «большой дом», восстановленный в привычном центре селитьбы, кузница; но при этом осваивается и мысовая скала крепости, прибрежная часть правого берега Ладожки распланирована по образцу датского Рибе (Kirpichnikov, Nazarenko 1993:20), здесь начинает действовать ювелирно-литейная мастерская, используя привозные шведские образцы фибул и других изделий из латуни. Варяжская улица застраивается сооружениями VII горизонта (870-890), поставленными неупорядоченно, но интенсивно: хозяйственный сруб, производственный комплекс, «шалашеобразное сооружение» из двух рядов кольев, большая постройка VII-5, связанная с береговой линией Ладожки «мостовой, верхнюю часть которой составляли доски корабельного борта» (Петренко 1985:93). Серия погребений в сопках, датированных «ІХ-Х вв.» (3-III и 4-II в Заморье, 14-І на Победище, 15-II и 15-V на Княщине, 10-ІІІ над Плакуном и 11-III, п. 2, 3 в Плакуне), могла быть совершена именно в это время; безусловно, насыпались и курганы Плакуна, с сожжениями в ладье, а к концу этой фазы появилось и погребение в камере кургана №11.
