Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд
Действительно, многие американцы пришли к убеждению, что женщины, именно в силу их предполагаемой женской природы, должны играть особую роль в поддержании республиканского общества, особенно того, которое разрывалось на части в результате партизанской борьбы. Поскольку добродетель все чаще отождествлялась с общительностью и приветливостью, любовью и доброжелательностью, а не с воинственным и мужским самопожертвованием древних, она стала в равной степени женским и мужским качеством. Более того, было распространено мнение, что женщины даже более способны к общительности и доброжелательности, чем мужчины. «Как часто я видел компании мужчин, которые были склонны к буйству, — говорилось в одной из публикаций 1787 года, — и их сразу же останавливала благопристойность, случайно вошедшая приветливая женщина». Женщины казались менее обременёнными искусственными правилами и более способными к проявлению естественных чувств привязанности, чем мужчины. Действительно, «при нынешнем состоянии общества», сказал Джозеф Хопкинсон в 1810 году, женщины «неразрывно связаны со всем тем, что цивилизует, облагораживает и возвышает человека».
Считалось, что женщины, обладая особым талантом развивать аффективные отношения, стимулировать симпатию и нравственные чувства, лучше мужчин способны смягчить партийные конфликты и скрепить республиканское общество. Оказывая успокаивающее влияние на зачастую вспыльчивые мужские страсти, женщины могли смягчить разногласия, которые грозили разорвать страну на части. Способ сделать это заключался в том, чтобы изолировать и ограничить партийную политику исключительно публичной сферой, в которой доминировали мужчины, и оставить частную сферу — мир гостиных и столовых, танцев и чаепитий, мест, где общаются представители обоих полов, — под успокаивающим и социализирующим господством женщин. Хотя некоторые представительницы прекрасного пола продолжали пытаться использовать свои социальные навыки и различные общественные институты — салоны, балы и званые вечера — для влияния на политику, большинство стремилось уйти из публичного мира, где царили разногласия, и взять на себя бескорыстную ответственность по разрешению конфликтов и укреплению мира в частном мире. Разделение правительства и общества, публичного и частного, которое лежало в основе мышления таких радикалов, как Пейн и Джефферсон, в 1776 году, теперь было расширено и узаконено.
Если женщины обладали особой склонностью к утончённости и общительности, то их первейшей обязанностью было цивилизовать своих детей и подготовить их к республиканскому гражданству. Поскольку миром женщин был дом, дом приобрёл ещё большее значение, чем раньше, — он стал убежищем от нервного возбуждения и грубой жестокости, которые все больше становились характерными для города и коммерческого мира в целом. Женщины стали отвечать за вкус и респектабельность семьи и в то же время превратились в особых распространителей культуры и искусства. Хотя женщины были лишены возможности участвовать в политических институтах Америки, сказал Уильям Лафтон Смит из Южной Каролины женской аудитории в 1796 году, природа наделила женщин «ценными и полезными правами», которые не зависели от мужчин. «Радовать, цивилизовать и улучшать человечество… вот драгоценные права женщины».
Однако если жёны и матери должны были играть важную роль в воспитании общительности и добродетели у своих мужей и сыновей, то и сами они должны были получать образование. Слишком часто, говорили реформаторы, женщины получали образование «не для своей будущей пользы в жизни, а для развлечения мужского пола». Их воспитывали в духе фривольности и моды; их учили одеваться, шить, играть на клавесине и красить лицо, но не использовать свой ум в каком-либо значимом смысле. Республиканские женщины, как надеялись, будут другими. Они будут презирать моду, косметику и тщеславие, станут социально полезными и менее восприимчивыми к мужской лести. Такие женщины-республиканки могли бы стать мощной силой, способной изменить культуру. «Дайте дамам страны надлежащее образование, — говорил Бенджамин Раш, — и они будут не только принимать и исполнять её законы, но и формировать её манеры и характер». Раш предписывал женщинам читать, писать, вести бухгалтерию, изучать географию, натурфилософию и особенно историю; последнее должно было стать противоядием от чтения романов, которое, по мнению многих реформаторов, разрушало женский разум. Поскольку «надлежащая цель женского образования состоит в том, чтобы сделать женщин разумными спутницами жизни, хорошими жёнами и хорошими матерями», их не нужно обучать профессиям или участию в мужском мире. Разумеется, им не следует преподавать философию или метафизику, которые могут разрушить их женскую природу.
Практически все американские реформаторы этого периода, как мужчины, так и женщины, одобряли образование женщин. В 1796 году священник из Массачусетса Симеон Доггетт выразил удивление тем, что «одной половиной человеческой расы так подло пренебрегают». Несомненно, это было следствием варварства, которое угнетало «нежную женщину… гораздо ниже своего достоинства». Однако в просвещённой Америке «эта черта варварства» быстро исчезала, и женщины занимали «подобающее им положение». Американские реформаторы пошли гораздо дальше своих английских и европейских коллег, призывая учить женщин не только шить, петь, танцевать и играть на музыкальных инструментах, но и думать, рассуждать и понимать мир, если не как мужчина, то, по крайней мере, лучше, чем они это делали в прошлом.
Поэтому в течение двух десятилетий после революции были основаны десятки академий, предназначенных исключительно для повышения квалификации женщин, что не имело аналогов в Англии. Хотя большинство этих академий находилось в северных штатах, молодые женщины, в основном из обеспеченных семей, приезжали со всей страны. Помимо обычных декоративных предметов, им преподавали грамматику, арифметику, историю и географию. Впервые в американской истории молодые женщины смогли получить нечто похожее на высшее образование формальным и систематическим образом. Многие из женщин, прошедших обучение в этих академиях, добились выдающихся успехов в XIX веке.
Как только права женщины стали обсуждаться публично, их подрывные последствия не всегда удавалось сдержать. Писательница из бостонского журнала 1802 года, называвшая себя «мисс М. Уорнер», начала с обычного перечисления так называемых прав женщины: готовить для мужа, разделять его беды и ухаживать за ним, когда он болен. Но затем она сделала паузу и выразила то, что, по её мнению, должны были чувствовать её читательницы. Это не права; «это обязанности. Согласен, это так. Но разве вы не знаете, что удел женщины — домашний очаг? Вмешиваться в политику, божественность или юриспруденцию, / Это заслуживает насмешек». Насмешки или нет, но многие стали указывать на несправедливость исключения «из правительства половины тех, кто, считаясь равными мужчинам, вынуждены подчиняться законам, в создании которых они не участвовали!».
Некоторые американцы теперь даже предвидели возможность того, что женщины станут полноправными гражданами с правом голоса и занятия политических должностей. В 1764 году Джеймс Отис поднял вопрос о праве женщин на участие в
